Цзэн Пу - Цветы в море зла

• Название: Цветы в море зла
• Автор: Цзэн Пу
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-280-00940-7

Цзэн Пу (1871—1935) — видный китайский романист, переводчик, издатель. Роман «Цветы в море зла» (1905) — многоплановое повествование об «образованном» китайском обществе второй половины XIX века. Автор обличает реакционные порядки в стране, излагает идеи реформаторов, рисует сцены освободительного движения в сопредельных Китаю странах.

---

— Чудак! Разве в эту игру можно играть так грубо? — сказал Ли Чжиминь, украдкой разглядывая умное и привлекательное лицо юноши.

— Кто это?! — разом спросили остальные гости.

— Ах, я совсем забыл познакомить вас! — смеясь, воскликнул Цзян Бяо. — Это Линь Сюнь, внук знаменитого Линь Цзэсюя, занявший первое место на последних провинциальных экзаменах. У него неплохой литературный стиль и незаурядная эрудиция. Линь Сюнь давно уже слышал славное имя господина Ли Чжиминя, но видеться с ним ему не доводилось, поэтому я и привел юношу сюда!

Он представил его Ли Чжиминю и другим гостям. Старик сказал юноше несколько комплиментов и уже хотел продолжать свой путь, как вдруг увидел в одном из окон Цянь Дуаньминя с длинной трубкой в руке. В другой руке сановник держал книгу.

— В вашем труде исключительно полно изложена история ксилографии! — послышался его голос. — Мне кажется, что в подражание старинным эпическим стихотворениям его можно было бы назвать эпосом книжников! Что вы на это скажете?

Тут только Ли Чжиминь понял, что в павильоне есть еще кто-то. Он внимательно пригляделся и увидел темнолицего худого старца, который сидел, сурово выпрямившись, словно буддийский монах, погруженный в созерцание. Это был И Цзюй, любимый ученик министра Пань Цзунъиня.

Не захотев мешать беседе, Ли Чжиминь вместе с остальными гостями отправился дальше. Они прошли еще несколько беседок и наконец оказались перед большим зданием, которое со всех сторон было окружено открытой галереей, уставленной старинными фарфоровыми горшками с хризантемами. На дверях висела ажурная занавеска, на полу лежали узорные ковры, в древних треножниках курились лучшие благовония, зеркальные ширмы были украшены нежными лентами, — словом, все здание, утопающее в зелени и цветах, поражало богатством и великолепием.

Слуга провел гостей внутрь. Чэн Юй в рваной головной повязке и поношенной одежде поднялся им навстречу и сказал с улыбкой:

— Оказывается, вы все вместе? Долго же вы заставили себя ждать!

Ли Чжиминь хотел было извиниться, но вдруг с тростникового дивана, стоявшего у восточной стены, донесся громкий голос:

— То, что мы ждем, это еще пустяки! Но пострелята Июнь и Суюнь прожужжали нам от нетерпения все уши. Пришлось выгнать их в соседнюю комнату играть в шахматы!

Ли Чжиминь взглянул в сторону говорившего и увидел Ли Дяньвэня, который как раз в этот момент передавал отпечаток с древней каменной стелы развязному на вид старику с круглым лицом и реденькой бородкой. Ли Чжиминь узнал знаменитого шаньдунского ученого Ван Ляньсуня и подошел поздороваться.

— Не скрою от учителя: моя старая болезнь снова дала себя знать! — произнес он, обращаясь к Ли Дяньвэню. — Я уже думал не идти, поэтому и опоздал. Прошу извинить!

— Готов отказаться от почетного звания «учитель», — улыбнулся Ли Дяньвэнь, — лишь бы вы не спрашивали больше о моих интимных отношениях с женой!

Гости дружно рассмеялись. В это время к ним приблизились Суюнь, Июнь и Айюнь, которые почтительно склонили свои тоненькие, изящные фигурки, похожие на ветви сказочного яшмового дерева. Вскоре к зданию подоспели и остальные. Увидев, что гости все в сборе, Чэн Юй приказал слугам накрыть два стола в глубине зала. Во главе левого стола был посажен Ли Чжиминь, во главе правого — Ли Дяньвэнь.

За обоими столами оказалось семнадцать гостей: знаменитых мудрецов императорских канцелярий, высоких сановников от литературы. Хозяин блистал остроумием, гости веселились, разные закуски таяли во рту. Застольные игры перемежались с тостами, гости бегали вокруг стола, усиленно потчуя друг друга, — словом, это был лучший из пиров, который привелось увидеть современникам. Трое актеров играли на свирелях и флейтах, извлекая волшебные звуки. Один из них спел «Роскошный пир», второй — «Любуясь лотосами», третий — «Вечеринку». Но недаром говорят, что вино разгоняет тоску, а красота делает человека добрее. Боясь, как бы юноши не устали, Ли Чжиминь поднес каждому по кубку вина и сказал, что песен достаточно.

— Сегодня мы желаем долгих лет нашему почтенному старцу Чжиминю, а посему должны пить как можно больше! — промолвил Чэн Юй. — Я могу предложить господам одну застольную игру, с которой пьется веселее. Согласны вы сыграть в нее?

Все начали расспрашивать, что это за игра.

— К сегодняшнему пиру мы не приготовили никаких подарков, — продолжал Чэн Юй, — и уважаемый виновник торжества вправе обидеться на нас. Я предлагаю, чтобы каждый, как наши предки на террасе Болян[243], сочинил по одной стихотворной фразе, воспевая какую-нибудь редкую вещь, хранящуюся у него в доме. Из этих фраз мы составим стихотворение и заменим им полагающийся сегодня новорожденному персик бессмертия. Тот, кто потеряет рифму или назовет предмет, которого у него на самом деле нет, наказывается. За того, кто сочинит удачно, все будут пить по поздравительной чарке. Первые две фразы должны служить шапкой ко всему стихотворению, последняя — завершать его. В них не обязательно говорить о редких вещах. Эти три фразы лучше всего дать нашим мальчикам. Остальные выступают в порядке жребия, меняться номерами нельзя.

Все пришли в восторг, закричав, что игра нова и интересна. Чэн Юй велел принести специальные бамбуковые дощечки для жеребьевки, написал на них номера согласно числу гостей и предложил каждому вытащить дощечку. Первый номер достался Ли Дяньвэню. Он уже хотел было сказать свои строки, но Ли Чжиминь остановил его.

— Ведь начинать должны мальчики? Я назначаю первую фразу Айюню, вторую Июню, а заключительную — Суюню.

— Я не умею сочинять стихи и прошу господ не смеяться! — сказал Айюнь. — Мой вариант будет такой:

Вот начинается богатый пир
В большом саду «Лежащих облаков»…

Подумав, Июнь продолжил:

Поздравить старика звезды Наньцзи
Пришла толпа бессмертных стариков.

— Очень хорошо передано настроение! — воскликнул Чэн Юй. — И тема схвачена! За них следует выпить. Ну, а теперь очередь Ли Дяньвэня.

Все выпили, и Ли Дяньвэнь сказал:

— Из всех своих коллекций я больше всего люблю эстамп с каменного памятника на Хуашань[244]. Поэтому я скажу следующее:

Всем монументам Хуашаньских гор
Тысячелетья старость не несут…

— Между прочим, эстампы с этого памятника снимались всего три раза! — заметил Цянь Дуаньминь. — У вас один из них — это действительно настоящая драгоценность. Следующая строчка падает на меня. Я, как вы знаете, собираю старинные издания. Лучшее среди них — «Обрядник дома Чжоу»[245], отпечатанный всего по тринадцати строчек на каждой странице:

Шрифт обрядника дома Чжоу
Восстановлен при Северной Сун.

— Годится! — зашумели все.

— Бумага словно гладкая яшма, иероглифы точно серебряные крючочки, на титульном листе стоит печатка самого Хуан Пиле! — восхищенно щелкнул языком И Цзюй. — Это одна из лучших книг его библиотеки!..

— Ну, пришла пора браться за мой кабинет «Сто картин Ван Хоя»! — прервал его Чжуан Хуаньин и прочел нараспев:

Из труб крестьянских хижин дым струится,
Как облака — уходит безвозвратно…

Ван Ляньсунь подхватил:

Но до сих пор трактаты Ван Шилу[246],
Как встарь — свежи, как прежде — ароматны.

— А, вы говорите о том самом сборнике, который я недавно видел на рынке Люличан! — улыбнулся Цзян Бяо. — Эта книга упоминается даже в «Генеральном каталоге по четырем разделам», хотя издано в свое время было только предисловие к ней. Рукопись вся пестрит красной тушью[247], и подлинность ее несомненна. Кто бы мог подумать, что вам удалось ее раздобыть!

— Не болтай попусту! — остановил его Ван Ляньсунь. — Не то придется выпить штрафную рюмку за проволочку!

— Ничего страшного, — возразил Цзян Бяо. — У меня есть десять картин Ма Сянлань![248] Они меня и спасут. — Он поднял бокал и продекламировал:

Так воссоздать живые орхидеи
Лишь Ма Сянлань на полотне умела…

Дуань Хуцяо тотчас продолжил:

Есть много ханьских у меня реликвий
И не одна эпохи циньской стела.

— Людей, которые снимают оттиски с памятников, называют «черными тиграми», так как они вечно перемазаны в туши, — заметил Ми Цзицзэн. — А ты собираешь сами памятники, поэтому тебя остается назвать только «каменным тигром»!

— «Каменный тигр» — не так уже плохо, — отпарировал Дуань Хуцяо. — Гораздо хуже быть «каменным драконом»[249], который тысячелетиями вынужден таскать на своей спине предмет обожания «каменных тигров»!