Иннокентий Омулевский - Софья Бессонова

• Название: Софья Бессонова
• Автор: Иннокентий Омулевский
• Жанр: Русская классическая проза

Федоров (Иннокентий Васильевич, 1836–1883) — поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом Омулевского. Родился в Камчатке, учился в иркутской гимназии; выйдя из 6 класса. определился на службу, а в конце 50-х годов приехал в Петербург и поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, где оставался около двух лет. В это время он и начал свою литературную деятельность — оригинальными переводными (преимущественно из Сырокомли) стихотворениями, которые печатались в «Искре», «Современнике» (1861), «Русском Слове», «Веке», «Женском Вестнике», особенно же в «Деле», а в позднейшие годы — в «Живописном Обозрении» и «Наблюдателе». Стихотворения Федорова, довольно изящные по технике, большей частью проникнуты той «гражданской скорбью», которая была одним из господствующих мотивов в нашей поэзии 60-х годов. Незадолго до его смерти они были собраны в довольно объемистый том, под заглавием: «Песни жизни» (СПб., 1883).

Кроме стихотворений, Федорову, принадлежит несколько мелких рассказов и юмористически обличительных очерков, напечатанных преимущественно в «Искре», и большой роман «Шаг за шагом», напечатанный сначала в «Деле» (1870), а затем изданный особо, под заглавием: «Светлов, его взгляды, его жизнь и деятельность» (СПб., 1871). Этот роман, пользовавшийся одно время большой популярностью среди нашей молодежи, но скоро забытый, был одним из тех «программных» произведений беллетристики 60-х годов, которые посвящались идеальному изображению «новых людей» в их борьбе с старыми предрассудками и стремлении установить «разумный» строй жизни. Художественных достоинств в нем нет никаких: повествование растянуто и нередко прерывается утомительными рассуждениями теоретического характера; большая часть эпизодов искусственно подогнана под заранее надуманную программу. Несмотря на эти недостатки, роман находил восторженных читателей, которых подкупала несомненная искренность автора и благородство убеждений его идеального героя.

Другой роман Федорова «Попытка — не шутка», остался неоконченным (напечатано только 3 главы в «Деле», 1873, Љ 1). Литературная деятельность не давала Федорову достаточных средств к жизни, а искать каких-нибудь других занятий, ради куска хлеба, он, по своим убеждениям, не мог и не хотел, почему вместе с семьей вынужден был терпеть постоянные лишения. Сборник его стихотворений не имел успеха, а второе издание «Светлова» не было дозволено цензурой. Случайные мелкие литературные работы едва спасали его от полной нищеты. Он умер от разрыва сердца 47 лет и похоронен на Волковском кладбище, в Санкт-Петербурге.

---

— Само собой разумеется, что может. Что за странный такой вопрос!

— В таком случае, уж позвольте мне таки предложить вам и еще два вопроса в том же роде.

— Предлагайте.

— Вы на земле живете? — спросил Аргунов.

— На земле, — улыбнулась она.

— И не с неба упали? — спросил он снова, тоже улыбаясь.

— Нет, не с неба, кажется…

Опять они оба тихо засмеялись.

— Ну, так если вы действительно живете на земле и не с неба упали, то должны знать не меньше моего, что простая крестьянка не поймет даже и самого вашего слова: независимость! — сказал Андрей Александрович с улыбкой.

— Да ей и не нужно совсем понимать этого слова, — у ней найдется другое, лучшее, простейшее, которое она понимает, это — именно слово — воля!

Аргунов не мог удержаться и расхохотался самым ребяческим образом.

— Что же вас насмешило так? — спросили у него серьезно и без улыбки.

— Виноват! — ответил Андрей Александрович, стараясь всеми силами удержаться от смеху, который так и подступал к нему. — Да ведь простая крестьянка и этого простого слова не понимает так, как мы с вами его понимаем! — заключил он, овладев наконец собой.

— Вы смеетесь, между тем как сами совершенно не поняли того, что я сказала! — заметили ему с маленькой досадой, — а я сказала, кажется, очень ясно, что всякая женщина, кто бы она ни была, может быть независима, если разумно захочет этого… Скажите же вы мне теперь: разве может кто-нибудь разумно захотеть воли, не понимая ее истинного смысла? Вы, может быть, можете?!

«Сердитая какая, бестия!» — подумал Аргунов и сказал:

— Но растолкуйте мне, пожалуйста, кто же или что разовьет простую крестьянку до такого понимания?

— Это уже не наше с вами дело, а ее: мало ли что бывает в жизни!

— А все-таки, по-моему… — хотел было возразить Андрей Александрович.

Но в эту самую минуту вошла Русанова. Она принесла на подносе кастрюлю с горячей водой и откупоренной бутылкой лафиту и осторожно поставила все это на стол перед диванчиком или, вернее сказать, перед Аргуновым, которого она и поприветствовала еще раз:

— Здравствуйте, барин!

Аргунов поздоровался с ней рукой.

— Да! Ведь вы уж знакомы, кажется? — заметила ему вскользь хозяйка, указав глазами на Русанову и как-то особенно мило обрадовавшись их рукопожатию. — Что так долго, Маша? — обратилась она ласково к вошедшей.

— Извините, барыня, — начала было та.

Но хозяйка остановила ее нежным упреком, покачав головой:

— А помните, Маша, что я вам говорила на той неделе в среду?

Русанова заалелась как маков цвет.

— Простите уж меня на нонешний-то раз! Забыла! — сказала она покорно, но с достоинством своего рода.

— Ну, хорошо, так и быть, прощаю, — будто ради гостя! — рассмеялась хозяйка. — Приносите же вы нам теперь стаканчики, Маша! — попросила она.

Русанова вышла.

— Что это вы заметили ей про среду на той неделе? — спросил Аргунов у хозяйки, воспользовавшись этой минутой:- не секрет?

— Любопытный вы какой! Нет, не секрет. Я никак не могу приучить ее называть меня и всякого по имени и в ту среду прибегла к решительной мере, то есть объявила ей, что за каждую такую ошибку — не буду: во-первых, учить ее на другой день, а во-вторых, не стану говорить с ней целое утро: она ко мне так привыкла и так любит учиться, что это ей покажется очень тяжело.

— Так вы и ее учите?

— Да, уделяю ей каждый день полчаса времени.

— Чему же вы ее учите?

— Всему понемножку, как придется…

— И она делает успехи?

— Большие даже.

— А как она вас называет по своему-то?

— Вы слышали: «барыней» называет, а вас — «барином». Я, надо вам сказать, не могу слышать равнодушно этих названий!

— Скажите мне еще, пожалуйста, вы как узнали, что мы с ней уже знакомы?

— Да она мне сама рассказала про вашу встречу, как пришла; признаюсь даже вам: когда вы постучались и я с вами заговорила — я как-то сейчас догадалась, что вы именно тот самый и есть господин, который платит по рублю за перевоз в один конец, — улыбнулась лукаво хозяйка.

Андрей Александрович покраснел.

— У меня мелких не было, — сказал он.

— Зачем вы покраснели и как будто оправдываетесь? Неужели вам стыдно того, что вы добрый человек? — заметили ему ласково.

Аргунов промолчал; но в душе он погордился этой скромной похвалой, как никогда еще ничем не гордился.

— Я со всеми внимательна, но особенно внимательна с теми, кто хорош с моей Машей, — сказала молодая женщина, не дождавшись его ответа.

— Муж у нее такой молодец, что просто любо посмотреть: они мне ужасно понравились, как я переезжал сюда, — выразил свое мнение Андрей Александрович.

— Это у меня настоящие «Иван да Марья», воплощенные русские «совет да любовь»! — прибавила от себя хозяйка: — оттого и весело на них смотреть, действительно. Я вам доставлю сегодня же случай познакомиться с ними покороче, если только, разумеется, вы не найдете это почему-нибудь неудобным для вас…

— Помилуйте! Я буду очень рад, — сказал Аргунов поспешно.

— Ну так и отлично! Так мы и сделаем, значит… Мне, послушайте, всегда бывает ужасно скучно быть одной, и потому очень часто я обедаю и ужинаю вместе с ними: сегодня я намерена попросить и вас разделить со мной эту маленькую привычку, хоть и знаю, что мне и вдвоем с вами не будет скучно поужинать; но… они еще прежде пригласили вас к себе на смятку, и потом… нельзя же опять отнять у них всего: вы ведь у меня — только по праву завоевания, — мило улыбнулась она.

Аргунов подумал, что ему было бы приятнее ужинать с ней вдвоем, но не решился ей в этом признаться и сказал только, что воображает, как это будет весело.

— Не особенно, но скучать вам не дадут. Я уже настолько хорошего о вас мнения, что и не спрашиваю: по сердцу ли вам простые, необразованные люди? — заметила хозяйка.

— Благодарю вас и надеюсь, что вам не придется переменить…

Русанова, вернувшаяся в эту минуту, помешала Андрею Александровичу докончить его церемонную фразу; она принесла две кружечки саксонского стекла, с ручками — одну побольше, другую поменьше.

— Отлично, Машенька! — сказала ей хозяйка, подвигая к Аргунову кружечки, поставленные на поднос возле кастрюли:- теперь вам остается только позаботиться о вашем ужине для нашего гостя: мы оба будем у вас сегодня ужинать.

1883

[1]

Примечания

1

СОФЬЯ БЕССОНОВА. Повесть. Печатается впервые по черновому автографу, хранящемуся в личном фонде И. В. Омулевского (ЦГАЛИ, ф. 371, оп. I, д. 5, б/д). На заглавном листе помета: «На тему эмансипации».