Дмитрий Басаргин - Море, солнце и…

• Название: Море, солнце и…
• Автор: Дмитрий Басаргин
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006

---

Нина еще пару раз шмыгнула, прерывисто вздохнула и вот уже она сидит на зеленом покрывале с кистями.

— Уф-ф, ну ты даешь… Подожди-ка, а что с глазом? — глаз был красный, слезился и никак не хотел открываться.

— Ничего.

— Да брось, что случилось?

— Что-что, ничего. Глаз тренирую — медуз прикладываю…

— Подожди, я сейчас, — Виктор быстро поднялся на набережную, купил в ближайшей палатке-кафе чай в одноразовом стаканчике и спустился обратно. Гримасы при этом он корчил ужасные — чай довольно горячий. Нина сидела надувшись.

— Чаю хочешь? Не хочешь — как хочешь, — он понял, что не получит ответа, пару раз хлебнул, обжигаясь и аккуратно вылил чай на песок. Оставив в стакане мокрый пакетик, одинокий и жалкий. Потом подошел к душевой кабинке, точнее к каркасу из труб с душем внутри и без перегородок. Еще внутри был претолстый господин. Он блаженствовал. Подставив стаканчик, Виктор набрал немного прохладной воды. Толстяк недовольно обернулся.

— Буэнос диос, — Виктор широко осклабился. Толстяк отвернулся, сопя.

— Сейчас окажем первую помощь, — наш герой уже вернулся к несчастной девчонке, достал из кармана шорт чистую тряпицу, из нее — бинт, оторвал кусочек и, скомкав, макнул в стаканчик.

— На вот, приложи к глазу. Чтобы знаменитые мужчины были одноглазы — сколько угодно. Нельсон, Кутузов, Моше Даян… Но женщины… не знаю. Так что прикладывай, давай.

Так же дуясь и отводя взгляд, она приложила чайный тампон к глазу.

— Э-э, так толку не будет. Ложись, покрывало будто специально в твой рост.

Действительно, она как раз уместилась на «пляжном полотенце». Конечно, ее обида на бесчувственного чурбана никуда не делась, а то, что она покорно выполняет его указания, так это от извечного нашего уважения к докторам или изображающим таковых. Поэтому она лежала, тонкая и смуглая в своем розовом купальнике, всем своим видом выражая презрение. Так бывает — человек неподвижен, но презрением от него так и пышет.

— Ты извини, что я так с тобой… Нелепо, конечно, все вышло, — он отвернулся от нее к морю, этому ленивому тигру, что пару минут назад мог проглотить их, не поперхнувшись, а теперь в мире не было добрее существа. Ласково трется о берег.

— Сама представь, я лежу на дне, никого не трогаю. Воздух, значит, выпустил, решил три минуты продержаться. Вокруг — красота. И тут кто-то — цап за загривок и ну тянуть! Оборачиваюсь — мама! — какое-то чудо лохматое и лица не разглядеть. Видок, конечно, у тебя был…

Надо сказать, Виктор не просто рассказывал, он представлял все в лицах: и как оглядывается, безмерно удивленный, и какое чудо лохматое увидел. И добился-таки своего. Нина, в конце концов, не выдержала и улыбнулась сквозь слезы.

— Ну вот, похоже, тебе уже лучше.

Она утвердительно кивнула.

— Но что-то подсказывает мне, что купаться ты сегодня больше не будешь?

Она помотала головой.

— Тогда бросай бинт и пошли съедим что-нибудь.

Только поймите правильно, господа ревнители нравственности, наша героиня не стала Виктору намного интереснее. Просто некоторая склонность к медицине, если хотите, подсказывала ему, что бросать человека после такого стресса одного нельзя.

В ногу с ревнителями нравственности, если так можно выразиться, идут и другие герои повествования. Легко представить в их устах такие, например, фразы:

— Ну Виктор, старый ведь уже. Нашел ведь… такую… — так или почти так выразились бы соседи музыканта по коммуналке.

— Но ведь он русский, дочка. Русский, — так сказала бы мама Нины, не вдаваясь особо в чувства своей маленькой глупой дочери.

— Шакал, — самый лаконичный отзыв дали бы, конечно, братья Нины.

Но наши герои не слышат этого и беспечно бредут по ул. Ленина, обгладывая по третьей палочке мидий. В небе сияет начищенным медным тазом солнце. Машины — и потрепанные «Жигули», и дорогие иномарки — дружески обдают их вонючим дымом. Протарахтела толпа лохматых байкеров, один показал Виктору поднятый вверх большой палец.

— Значит, ты здесь живешь? (Эх, Федор, Федор…)

— Да, уже восемь лет.

— То есть, вы не всегда здесь жили?

— Нет. Раньше мы жили в Зугдиди. Такой небольшой город в Грузии. Потом уехали. Там была война.

— Извини. Наверное, неприятно вспоминать.

— О войне — да. Но там моя Родина. Когда-нибудь я поеду туда, — в ее голосе прозвучали твердые нотки.

— А я из Воронежа. Есть такой русский город. Смотри, какая машинешка!

В тени кипарисов стоял ярко-желтый «Фольксваген-жук», усталый и запыленный.

— Какая смешная! — она коротко рассмеялась низким, немного гортанным смехом.

— Это «Антилопа-Гну». Значит Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-Бей со своей командой где-то здесь, — Виктор загадочно усмехнулся.

— Кто это, твой знакомый?

— Отчасти да. Остап Бендер — сын турецкоподданного и неиссякаемый оптимист.

— Он турок? — в ее голосе проглянуло любопытство.

— Тоже отчасти. Он литературный герой.

— Герой?

Этот показательный диалог продолжался бы еще долго, если бы в это время к «Фольксвагену» не подошел долговязый юноша в шортах. В руках он нес пиво и пакет с какой-то едой.

— Нравится шарабанчик? — юноша во весь рот улыбнулся.

Виктор ничего не успел ответить.

— Здравствуйте. Вы — Остап Бендер? — спросила Нина с трагической серьезностью.

— Ха-ха, это вы из-за «Жука»? Чем-то похож, конечно, на «Антилопу», экипаж только растерялся по дороге. А я скорее Козлевич, чем Остап, — хозяин машины оказался с чувством юмора.

— Она шутит. Такое неординарное чувство юмора, — Виктор едва сдерживал смех. — Пойдем.

— Я думала — это твой знакомый. Почему ты не поздоровался? Мы всегда здороваемся, даже с малознакомыми людьми. Даже со знакомыми знакомых.

— Долго объяснять. Цивилизация сыграла с нами злую шутку — нам не нужно много знакомых. Мы вообще одиноки в своих городах.

Дорога уходила вверх и вправо, довольно круто. Ветер наносил самые разные запахи, начиная от вездесущего аромата чебуреков, заканчивая чьим-то удушливым парфюмом. Поднимаясь по ней вверх, наши герои поочередно прошли богатый Hotel, центральный банк и магазин эксклюзивного шампанского. Собственно, эти три здания и образовывали лондонский Сити или, если угодно, московский Новый Арбат в миниатюре. Ах, южные города! Как же, как же, вам тоже хочется не отстать от жизни, так хочется иметь и роскошный отель, и банк, и… Много чего еще хочется, но вовремя вспоминается, что цели у вас другие, нежели у мегаполисов. И Новый Арбат у вас маленький, и люди здесь ходят в плавках. И это забавно, но зато, м-м-м, как пикантно. Куда там Лондону с Москвой.

— Зайдем в магазин, там прохладно, — как всякий человек из средней полосы, к обеду Виктор начинал страдать от жары.

— Да.

Магазин как магазин. Кто-то с видом знатока покупает бутылку двухсотрублевого вина. Лучше бы купил новосветской браги на розлив, полезнее, ей-Богу.

— Бутылку «Сармат» за две девяносто, пожалуйста, — Виктор не очень любил пиво, но все мы люди слабые. В жару любим холодное и мокрое. — Нина, ты будешь что-нибудь? Орешки, к примеру?

— Нет-нет…

— А, впрочем, что я спрашиваю, бутылку газировки и два пакета орешков. Это тебе, не отказывайся, мне не в напряг, — он протянул газировку и орешки Нине.

Как не хочется выходить из прохладного магазина, даже деньги в сумку-ремень прячешь нарочито медленно… Запотевшая бутылка вдруг вырывается из рук Нины и… Виктор поймал ее возле самого кафельного пола. «Я уж не знаю, чем грузинский вратарь остановил мяч, летевший ему между ног…». Нина, ойкнув, запоздало присела и едва не стукнулась лбом о голову Виктора. Ее огромные черные глаза в пол-лица оказались совсем близко от его глаз. Один чуть покрасневший. А вокруг его глаз, оказывается, есть маленькие незагоревшие морщинки — он улыбчив. Легкая улыбка. Точнее — две.

Дверь магазина по совместительству служит и дверью «духовки» — открываешь и отшатываешься. Горячий воздух сразу плотно облегает тело. Виктор, взяв газировку у Нины, открыл друг об друга обе бутылки — старый студенческий трюк.

— Ух, ты!

— Ни разу не видела? Это еще что, у меня один знакомый глазом открывал.

Глупый, глупый Виктор! Не обманывай себя, не пытайся убедить, что это ничего не значащий разговор! Каких-то 20 минут прошло, как вы ушли с пляжа, а тебе уже не хочется отпускать эту южную Лолиту. Что ты там говорил про набоковского Гумберта?

— Знаешь, ты только не обижайся, но может быть тебе лучше пойти домой? Родители не будут волноваться?

— У меня только мама, она работает допоздна.

— А братья?

— Это двоюродные братья. Они сейчас на пляже девок клеят, — странно, это взрослое, можно сказать, неприличное выражение, прозвучало из ее уст почти органично.