Артур Миллер - Присутствие. Дурнушка. Ты мне больше не нужна

• Название: Присутствие. Дурнушка. Ты мне больше не нужна
• Автор: Артур Миллер
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-068196-9

Рассказы Артура Миллера. Безжалостно жестокие в своей психологической обнаженности, беспощадно талантливые в своей насмешливости. Одни можно отнести к «чистому» реализму, другие, скорее, к сюрреализму, но во всех безошибочно угадывается неповторимый стиль Миллера — не важно, идет ли в них речь о писателе, решившем создать очередной шедевр на… обнаженном женском теле, о стареющей светской даме, только в конце жизни обретшей счастье и любовь, — или о маленьком мальчике, одержимом совсем недетскими страстями…

---

— Что там у них? — спросил он у матроса.

— Не спрашивай, я ж просто водила. Прикомандирован к верфи.

Как обычно прикрывая себе задницу, Тони осведомился, давно ли тот ждет, но оказалось, всего пятнадцать минут, так что Чарли вряд ли долго его разыскивал. Хинду влез в кабину и сел рядом с ним. Бальду Тони определил в открытый кузов, и они покатили вдоль рельсов вспомогательного генератора, далее по темным улочкам, пока наконец не выбрались через ворота в Бруклин.

Бальду, сгорбившись на корточках в кузове, прижимался спиной к кабине. Ветер пробивался сквозь его вязаную лыжную шапочку, и кожа под ним начала деревенеть от холода. На ледяной пол кузова сесть он не мог и уже чувствовал, как ему сводит колени. Но гордость, которую он сейчас ощущал, давала сил не сломаться; он осознавал, что сейчас он тоже терпит страдания, наносит удар по Муссолини, разделяя опасности, что поджидают конвои, идущие через ледовые моря в Мурманск и везущие русским оружие и припасы сквозь заслон свор вражеских подводных лодок. До войны он водил грузовик, развозил мороженое мясо. Женитьба, случившаяся через день после нападения японцев на Перл-Харбор, продолжала язвить его моральным грехом, даже несмотря на то, что он все время напоминал себе, что она была запланирована еще до того, как он понял, что Америка вступит в войну. И все же она на некоторое время освободила его от призыва, а лопнувшая когда-то барабанная перепонка, что обнаружилось при медосмотре, вообще избавила от службы и фронта.

На верфь он устроился, слегка потеряв в зарплате, если судить по ставке почасовой оплаты, но смены были двенадцатичасовые плюс сверхурочные работы, одна из которых маячила ему сейчас. Это его раздражало, однако гораздо меньше, чем царившая на верфи атмосфера всеобщей неразберихи и путаницы; когда он пять месяцев обдумывал, что проработал тут, ему хватало пальцев одной руки, чтобы сосчитать те немногие смены, когда действительно приходилось вкалывать. Работы шли беспорядочно, то начинались, то останавливались, их то подгоняли, то заставляли ждать, и он вдруг обнаружил, что ему хочется пойти прямиком к начальнику порта и заявить: что-то у них здесь не в порядке. Бесконечное ожидание, когда болтаешься без дела, и, что еще хуже, необходимость беспрерывно прикрывать Тони, в очередной раз отправившегося поспать, превратили его работу в постоянный раздражающий фактор, который оказывал какое-то очень странное воздействие на его мозги. Никогда у него такого не было, чтоб столько бездельничать, смены казались бесконечными, а собственное поведение даже преступным, когда он вместе с остальными все время должен был следить, не появился ли рядом бригадир или еще кто из начальства. Все это было совсем не так, как раньше, когда он ездил от магазина к магазину, разгружал мясо и едва успевал с этим управиться до конца рабочего дня.

Ему и в голову не приходило, что он когда-нибудь будет столько думать о сексе. Он уважал, почти боготворил свою жену Хильду, и тем не менее теперь, когда она уже две недели торчала у матери во Флориде, он каким-то странным образом то и дело налетал то на одно приключение, то на другое. То вдруг соседка, миссис Карри, которой было прекрасно известно, в какое время он обычно завтракает, в шесть утра вылезала из своей квартиры с пакетом мусора, в одном пальто, под которым ничего не было даже в самую холодную погоду, и потом подолгу стояла в конце подъездной дорожки, наклонившись и распахнув пальто, лицом к кухонным окнам; и каждый день, каждый божий день, когда он уходил на работу, она будто бы случайно снова появлялась из дверей, и он уже начал подумывать, а что, если… Нет, это было совершенно невозможно: такая порядочная замужняя женщина, она наверняка даже не понимает, что делает, а ведь ее муж в армии, сражается с фашизмом. Дуя на замерзшие руки в толстых шерстяных перчатках, он замирал, снова и снова представляя ее себе, как она стоит, наклонившись, и яростным усилием воли отгонял от себя это видение, чтобы вспомнить сон, который ему недавно приснился: он входит в спальню, а там, на кровати, его кузина Люси, совершенно голая, и он вдруг падает на нее, споткнувшись о коврик, и просыпается. И как это Люси могла бы оказаться в его кровати?

Из-за заднего борта идущего впереди грузовика перед ним вдруг открылся вид на Бруклинский мост. Как это было красиво! И как это здорово — мчаться вперед, пребывая на службе своей стране, когда все, даже Тони, сразу же берутся за дело ради того, чтобы внести вклад в достижение победы. Бальду пришлось снять шапочку и растереть голову, чтобы восстановить нормальное кровообращение. Чувствуя, как его сотрясает от холода, он огляделся. Заметив брезентовый чехол, сложенный в углу кузова, он укрылся им и так и сидел, дуя себе на руки.

Тони съел три сандвича со шпинатом из имевшихся в ленч-боксе шести, глотая их по половинке зараз, словно это были какие-то зеленые пирожные. Хинду погрузился в молчание, предупрежденный мрачным взглядом Тони. А тот явно был в скверном настроении, сидел, втянув голову в плечи, как черепаха. Они пересекли Чеймберс-стрит; высокие офисные и банковские здания, что попадались им по пути, стояли темные, люди, что в них работали, сидели по домам, в тепле и уюте, при всех удобствах. Кто нынче ночью болтался на улице, так это только копы или полные идиоты; обогреватель лобового стекла не справлялся с холодом, и оно все покрылось пленкой льда, исключая несколько квадратных дюймов его поверхности рядом с дефлектором. У Тони во рту скопились уже все ругательства, какие он только знал. Работать на открытой палубе в такую ночь! Там и места не найдется, где спрятаться, на этом корабле, когда весь экипаж и капитан на борту. Маргарет! Ее имя, ненавистное, вселяющее ярость, ее подлая, подобострастная рожа, трепливый рот — все это крутилось перед ним в воздухе провозвестником гибели. Она так сумела настроить дедушку, сделать его таким подозрительным по отношению к Тони, что он по-прежнему отказывался открыть сундучок, пока не стало окончательно понятно, что Маргарет беременна, и даже когда она все больше и больше полнела и раздувалась, так что уже едва могла перетащить себя из одного угла маленькой гостиной в другой, он все еще отказывался это сделать — пока не родился ребенок. Недаром дедушка заслужил себе такую репутацию — глупцы в Калабрии не могут разбогатеть, так же как и те, кто считает месть унижением собственного достоинства.

По мере приближения срока трехкомнатную квартирку приготовили к появлению ребенка, а старик начал вести себя странно, выходя после ужина в гостиную вроде как для того, чтобы поговорить с Маргарет, а на самом деле чтоб убедиться, что Тони остался дома. По вечерам — это длилось уже с месяц, даже больше — он сопровождал Тони по всем барам, вышибая стаканы у него из рук, а в салуне Быка даже смел с полки бара бутылки на пол, чтоб отучить Быка подавать его внуку выпивку. Дошло до того, что Тони пришлось тайком пробираться в забегаловки, в которых он раньше никогда не бывал. Но даже при всем этом старика спасала его репутация, пока Тони не стал отверженным во всех салунах между Четырнадцатой и Хьюстон-стрит. В конечном итоге он сдался, решив, что лучше отдаться на волю урагана, нежели сопротивляться ему, и теперь каждый вечер возвращался прямо домой, чтоб молча сидеть там, пока его жена полнеет и раздувается. Когда до срока оставалось восемь или девять дней, дедушка однажды вечером в гостиной так и не появился. На следующий вечер его тоже не было, и на следующий тоже.

В один из таких вечеров Тони решил посмотреть, не случилось ли какого несчастья, например, не заболел ли старик и не собирается ли он помереть, прежде чем отдаст деньги, но дедушка был в полном порядке. Единственное, чего теперь не было заметно, так это его тяжелого, подозрительного взгляда. Теперь он лишь изредка смотрел на Тони и даже, кажется, несколько смягчился по отношению к нему, словно испытывая угрызения совести. Ощущая приближение своего рода победы над ним, Тони также испытал прилив теплых родственных чувств, поскольку старик явно весь съежился, свернулся перед лицом приближающегося перехода в мир иной, в святость, перед тем днем, как считал Тони, экстраординарным и священным, когда не только появится на свет его первый правнук, но и все его жизненные свершения и достижения будут как бы переданы по наследству и когда станет заметной тень его собственной смерти. Эта новая атмосфера в доме каждый вечер так и тянула Тони домой, а когда он вставал с места, чтобы уйти к себе в комнату, дедушка клал руку ему на плечо, словно его сила сейчас перетекала от него к этому трудному, но гордому наследнику. Даже мама и папа погружались в торжественное молчание, чувствуя глубокую правильность этих расставаний.

Пикап между тем проехал под Уэст-Сайд-хайвэй и свернул на набережную реки; матрос-водитель нагнулся, чтобы видеть дорогу сквозь оттаявшее место в нижней части лобового стекла. Замедлив ход и опустив боковое стекло, он разглядел номер пирса, мимо которого они проезжали, и быстро поднял его снова. В кабине тут же стало как в холодильнике, температура упала так сильно, что Хинду застонал «mamma mia» и еще ниже натянул уши шапки. Ночь, когда родился ребенок, была такой же холодной, это тоже произошло в январе, а он хотел было обойти квартал, где располагалась больница, просто чтобы убить время, но из-за жуткого холода дошел лишь до угла. Когда он вернулся и прошел обратно в вестибюль, мама уже бежала к нему, а потом вцепилась в него прямо как маленький борец, давясь двойной новостью. Близнецы! Два мальчика, оба большие и здоровые, ничего удивительного, что она выглядела такой огромной, бедная девочка! Тони буквально вылетел из больницы, почти не касаясь пола, взлетел по лестнице в квартиру, где был дедушка, и с одного взгляда понял, сразу понял, больше того, он уже знал, потому что голова старика как будто моталась на сломанной шее, и вид у него был такой испуганный, такой безнадежный. Но Тони протянул руку, требуя ключ, и продолжал его требовать, пока дедушка не упал перед ним на колени и не обхватил его за ноги, кашляя, захлебываясь и умоляя о прощении.