Элизабет Хереш - Александра

• Название: Александра
• Автор: Элизабет Хереш
• Издательство: Ростов-на-Дону: «Феникс», 1998. — 416 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-222-00567-4

При написании книги, где автор показывает роль последней русской царицы Александры в истории России, помимо писем и дневников царицы использованы ранее не публиковавшиеся протоколы заседаний парламента, а также допросов царских министров Временного правительства и воспоминания очевидцев.

Книга будет интересна широкому кругу читателей.

---

Отец Аликc, как уже говорилось, негативно относился к обращению Эллы в православие. В отличие от сестры, в случае замужества с Николаем, российским престолонаследником, у Аликc не было бы выбора: она должна была бы перейти в православие. Но даже если отставить в сторону вопрос о религии, в последние годы своей жизни великий герцог Гессенский всецело присоединился к мнению английской королевы: «не позволить еще и Алики уехать в Россию». Его позиция означала для Аликc окончательный приговор.

И Аликc смиренно покорилась. Волю чувствам она дает в своих дневниках, содержащих скорее случайные пометки и заметки, чем непрерывные записи. Несчастная заполняет свои записные книжки любовными стихами и молитвами и уже в девятнадцатилетнем возрасте ищет утешения в религии. Большинство стихов явно из английских молитвенников, значительно реже Аликc обращается к назидательным немецким текстам, как, например, в следующем случае:

«Всю ночь напролет вижу во сне,
как радостно тебя я встречаю,
и, глухо рыдая, бросаюсь к тебе,
к ногам твоим, мой милый…
Ты молвишь украдкой мне тихое слово…»

А вот английские:

«То Thee refer each rising grief,
Each new perplexity,
That I should trust Thy loving care,
And look to Thee alone
To calm each troubled thought to rest,
In prayer before Thy throne»

Подстрочник:

Тебе приношу я все печали,
И каждую новую боль
Вверяю Твоему любящему сердцу,
И взираю лишь на тебя,
И исчезают все мои тревоги
В молитве перед Твоим Престолом.

Аликc не ропщет на судьбу — она, видимо, смирилась со своим положением. Во всяком случае, так можно заключить из эпиграммы, надписанной над этими стихами:

«Аll things work together for them that love God»

(Все идет на пользу тем, кто любит Бога)

В это же время Николай записывает в своем дневнике: «Беседовал с Мама по семейным вопросам. При этом она задела чувствительнейшую струну моего сердца. Разговор коснулся той мечты и надежды, которыми я только и живу день ото дня. Миновало уже полтора года, как я говорил с Папа на эту тему, и с тех пор ничего не переменилось, кроме того, что я люблю Аликc еще больше и глубже после нескольких недель, которые она провела здесь в 1889 г. Долго я противился своим чувствам, пытался внушить себе, что мечта моя несбыточна. Между нами религия, после того как отказали Эдди.

Помимо этого барьера между нами ничего не стоит — и я почти уверен, что чувства взаимны! Все в руках Божьих. Я преклоняюсь перед его добротой и спокойно гляжу в будущее…»

Между тем Аликc подыскивают другого жениха, и об Эдди уже не заходит речь. Как в свое время для Эллы, в игру снова вводят Фрица Баденского, некогда выступавшего в качестве альтернативной князю Сергею кандидатуры. Однако на этот раз отказывается он сам: «Я не хочу жениться ни на какой английской принцессе!» — коротко и ясно ответствует он.

Тем временем в Петербурге родители Николая, после серьезного разговора с ним, также ведут поиск подходящей невесты. Так как ни царь, ни царица не хотят видеть Аликc своей невесткой, рассматриваются другие варианты. Выбор невелик — не случайно его хотят убедить в выгодности партии с той Еленой Орлеанской, дочерью графа Парижского, которую взяли на примету также в Англии — для потенциального соперника Николая, Эдди.

Когда перечисляют приемлемых невест, Николай только качает головой. Речь заходит о Маргарите Прусской. Тогда Николай категорически заявляет: «Чем жениться на этой каланче, так я лучше стану монахом!»

Увещевательные беседы находят отражение в дневнике:

«Сегодня Мама снова намекала на Елену Орлеанскую, дочь графа Парижского, что поставило меня в тяжелое положение: я достиг перепутья — самому мне хотелось бы идти в одном направлении, но Мама явно желает послать меня в другом! Что из всего этого получится?»

Как француженка, так и пруссачка между тем дали понять, что не помышляют об обращении в православие, и тем самым вышли из игры.

Достойной невестой наследника царского трона могла быть только представительница ведущей династии. Принадлежность к православной вере была не обязательной, ибо она и без того должна была в нее перейти. За столетия Романовы породнились со многими королевскими и княжескими домами Европы, однако ни разу с Габсбургами или Бурбонами. И не только из-за традиционного политического соперничества: католическая церковь категорически запрещала своей пастве обращение в православие. Появление, однако, такой возможности для Елены Орлеанской, вероятно, — помимо питавшего надежду желания — было связано с тем обстоятельством, что в данном случае речь больше не шла о правящей династии. Франция стала республикой, и религия была отделена от государства. В случае Эдди все это, как уже упоминалось, не помогло, так как отец невесты все равно не позволил ей перейти в англиканскую церковь.

Существенным положением объемных норм брачных уложений династии Романовых является запрет заключать брак с кузенами первой степени родства. Эта мера, в частности, призвана была предотвратить распространение наследственных заболеваний. Передача гемофилии, как случилось в английском королевском доме, при соблюдении русских правил, исключалась бы — разве что она была бы занесена извне…

Поиски жены для престолонаследника остаются безрезультатными. Поскольку Николая все равно еще считают незрелым молодым человеком, родители не настаивают и дают ему еще пару лет.

Счастливый холостяк беззаботно проводит эти годы в Петербурге: в занятиях военным делом, в театрах, на званых обедах, со своей подружкой балериной Матильдой Кшесинской.

Однако, храня верность далекой цели, Николай пишет в дневнике:

«Моя мечта — жениться на Аликc!»

Тем временем, в начале 1892 г., умирает отец Аликc, великий герцог Людвиг Гессенский. Эта потеря глубоко потрясает двадцати летнюю девушку.

В письме, написанном вскоре после этого бабушке в Англию, она, в частности, говорит:

«…я едва могу писать, чувствую себя совершенно разбитой. Эта невосполнимая потеря кажется мне почти невыносимой, неизвестно, как жить дальше тому, у кого отняли солнечный свет. И все же надо набраться мужества и попытаться быть, как Он, и делать то, чего желал бы Он. О, как ужасно[38] мы за ним скучаем, с каждым днем все сильнее. (…) Для меня никогда не было большего ангела, такого хорошего, такого любезного, доброго, любимого. Он был всем для меня, и чем больше мы оба бывали вместе, тем ближе я ему становилась, и все же мы не смогли его уберечь. (…) Но мы должны смириться с этой утратой, ибо я уверена, что наш небесный отец не взял бы его от нас, если бы не хотел избавить от дальнейших страданий на земле (…)

Бедный милый Эрни так неожиданно оказался в таком положении[39], какая большая ответственность легла на его молодые плечи. Он такой мужественный и дельный, милый парень. Ему я теперь должна пожертвовать всю себя и попытаться помочь, насколько это в моих силах, и я уверена, что Ты, любимая бабушка, всегда готова даровать ему совет и любовь, когда в том будет необходимость…»[40].

Аликc получает от бабушки молитвенник, затем браслет с портретом отца. Старшей сестре Виктории королева пишет:

«Бедняжки Эрни и Алики! Теперь круглые сироты и совершенно одни! Но есть я, и пока живу, вплоть до ее замужества, Аликc будет для меня больше, чем собственный ребенок!»

В последующее время, так как теперь необходимо исполнять представительские функции вместе с новым великим герцогом, Эрнстом Людвигом, Аликc прислушивается к советам и мнению английской королевы. Из ее писем следует, что новая роль ей не совсем по душе: «…получила официальное приглашение на свадьбу Мосси[41] в Берлин, — пишет она, — и Эрни считает, что мне следует его принять, так как в этом году я уже отклонила несколько. Фингер [42] также считает, что как единственной гессенской принцессе мне надлежало бы туда поехать. Но должна сказать, что к подобным празднествам у меня такая большая неприязнь — особенно сейчас, когда я потеряла любимого Папа; но так, видимо, должно быть — так ведь?»[43]

Какой бы прелестной ни была двадцатилетняя высокая и стройная принцесса с ясными глазами и высоко заколотыми волосами, переживания последнего времени наложили свой отпечаток. Горе подорвало даже ее здоровье, и из-за участившихся приступов ишиаса (психосоматического происхождения, сказали бы сегодня) ей пришлось пройти курс лечения.

К тому же Аликc становится все замкнутее и все чаще уходит в себя. Видимо, столь типичный для нее на картинах того времени серьезный, застенчиво потупленный взгляд вполне отражает ее настроение на этом этапе. Как и в детские годы, после смерти матери, Аликc больше всего хочет, чтобы ее оставили в покое. Да и кто, кроме Николая, мог ее интересовать, — а его она больше не могла видеть… Никого не хотела бы видеть возле себя — разве что сестер и брата Эрнста, теперь все реже бывавших у нее.