Наташа Драгнич - Каждый день, каждый час

• Название: Каждый день, каждый час
• Автор: Наташа Драгнич
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-386-05390-1

Впервые увидев Дору, Лука упал в обморок. Это была любовь с первого взгляда." Ты словно воздух или биение сердца, ты постоянно со мной, словно море, словно рыба в моих сетях. Ты и день, и ночь, и асфальт под моими ногами, и галстуку меня на шее, моя кожа,моя плоть и кровь. Ты - моя лодка, мой завтрак, вино у меня на столе, моя радость, мой утренний кофе, мои картины, ты женщина моего сердца, моя женщина, моя, моя, только моя..." Годы спустя молодой талантливый художник падает в обморок, увидев девушку на пороге гостиницы. Много лет назад они поклялись, что больше никогда не увидятся, но судьба снова и снова сводит их вместе. История, начавшаяся, когда оба они были детьми, не отпускает их, заставляя принимать решения, которые либо навсегда разлучит их, либо подарит, наконец, свободу и счастье.

---

Луке только исполнилось пятнадцать, а все вокруг уже хотели, чтобы его картины висели у них в гостиных. Пускай пока только в Макарске. Он должен с этим бороться, закрыть глаза и перестать дышать. Все снова начало кружиться: один, два, три, четыре, пять...

Сбоку стояла Ана и пыталась нащупать его руку. Она ничего не говорила. Ей всего десять лет. Но рядом с ним она будто взрослела. Ей хотелось сказать ему: «Брат, возьми себя в руки, нельзя все так драматизировать». Ана всегда о нем заботилась.

Ее теплая ручка вызвала такие сильные воспоминания, что он немедленно открыл глаза и глубоко вдохнул. Его глаза были полны слез, но он их больше не закрывал. Луке казалось, что это его осознанное решение, принятое впервые за целую вечность. Он крепко сжал руку Аны, но ничего у нее не спросил. «Хорошо прошло», — тихо сказала она, не взглянув на брата. Лука внезапно почувствовал, что она единственный человек на его планете. Единственная, кто умеет молчать на его языке.

Половину из своих двенадцати лет Дора провела в этой чужой стране. Которая теперь была не такая уж и чужая. Она говорила на языке, который тоже был не таким уж чужим, возможно, в чем-то даже лучше ее родного. Дора могла легко выразить свои мысли, ритм совпадал, мелодика и ударения — тоже. Но прежде всего — выражение лица. Оно подходило на все сто процентов. Naturellement[1]. Она стала одной из них. Ah, oui, bien sur[2]. Она могла рассказать на новом языке о себе, о своей семье, о своем папе Иване, о его профессии, которая привела его сюда, mon papa est un architecte[3] о своей маме Хелене, которая с восторгом последовала за ним, радовалась большому, волнующему, полному событий городу, самому прекрасному городу на земле — Парижу. Дора постоянно рассказывала, что она приехала из Хорватии, а не из Югославии; о своих бабушке и дедушке, которые жили в большом городе, но в другой стране, на ее родине; о новой квартире в центре Парижа, рядом с парком Монсо, откуда открывался едва различимый, а оттого еще более прекрасный вид на реку; о своей комнате, которая была намного больше старой, где стояло много новой мебели; о новых соседях, они были очень милы и приветливы, а их дочка, ровесница Доры, они хорошо ладили, да, можно сказать, та была ее лучшей подругой, потому что c Жанной, так звали девочку, было не только весело играть, ей можно было доверять. Дора была в ней так же умерена, как и в красивых зданиях, которые придумывал ее отец, и которые затем она могла увидеть воочию, важно задирая нос, ведь она была папиной дочкой! Эти постройки были так же надежны, как папины сбережения в банке — его работы были очень востребованы и дорого стоили, — возможно, они были даже более надежны, ведь банки часто лопаются, Дора и Жанна читали об этом в газетах. Но девочки чувствовали себя абсолютно защищенными, так как у Жанны была собака по кличке Папу, которую они повсюду брали с собой. Втроем они исследовали парк, кривые дорожки, случайно разбросанные статуи, маленькие египетские пирамиды и коринфские колонны, между которых они часто играли в салки и в прятки. Порой они просто сидели и шушукались под памятником Мопассану или Шопену, Папу лежал у них в ногах и спал или притворялся спящим, так как его левый глаз всегда был открыт. Казалось, он хотел подслушать, о чем они говорят. О своих любимых фильмах, о книгах и музыке Дора тоже могла рассказывать на новом языке, который, впрочем, ей очень нравился, так как она осталась все той же открытой и любопытной девочкой, какой была раньше. В парке, в розовом саду, Дора уже могла декламировать своей подруге стихи и поэмы; испанские консьержки, приходившие сюда на перерыв, аплодировали ей и просили прочесть еще что-нибудь. Французский язык стал очень важен для Доры, хотя в самом начале внушал ей страх.

Только про море Дора не говорила ни слова. Море знало только один язык. Дора понимала, чувствовала это. Было нечестно рассказывать о море, волнах, утесе, чайках, подводном плавании, галечном пляже, лодке, леденцах, ракушках и облаках на новом языке. В этом не было бы никакого смысла. Только слова, пустые слова, которые может произнести каждый. Это невозможно выдержать. Это значит отречься от чего-то, что принадлежит только ей, и никому больше. По крайней мере, не тому, о ком она не хотела и не могла думать. Дора прятала эти слова в душе, позволяя им свободно блуждать. И ждать. Что однажды появится прекрасный принц и освободит их из высокой башни, где иногда так мало воздуха, что слова могут задохнуться.

И была одна вещь, которую Дора совсем позабыла. На всех языках.

ГЛАВА 5

Лука не желал уезжать. Ему было семнадцать лет и хотелось решать самому, что делать. Он не хотел уезжать отсюда. Здесь его дом. Он может жить и творить только здесь, рядом с морем. Даже если все вокруг считали, что для его будущего правильнее будет уехать. Госпожа Месмер сколько угодно могла убеждать его, что он не предатель. Так же как и другие, те, кого он не знает. Он ни за что не уедет и не бросит тех, кого любит и кто любит его.

Он даже думать не хотел, что в Загребе, в Академии художеств, может научиться чему-то, чего нельзя узнать в Макарске. Здесь свет. Здесь краски, они так много значат в его жизни. И море. Здесь всё. Место встречи. Его мама часто говорила: «Если ты меня потеряешь, стой там, где стоишь, и я тебя найду. Потому что, если мы оба ринемся искать друг друга, мы обязательно разминемся и никогда не встретимся». Кто-то должен остаться тут, где все началось, кто-то должен ждать, иначе они никогда больше не увидятся. Где же еще им встретиться?!

Кроме того, Лука должен был присматривать за мамой, с тех пор как отец их оставил, скрывшись на лодке, словно кладоискатель. Но он, кажется, забыл, что такое настоящее сокровище и где оно находится. Нет, плакать Лука не хотел, все-таки ему уже семнадцать лет, он взрослый и может заботиться о семье. Конечно же, он не бросит на произвол судьбы тех, кого любит, как те другие, кого он больше не знает, в ком больше не нуждается, ведь он взрослый, ему уже семнадцать.

Если бы Лука умел летать, он бы отправился на Осеяву, пробежал бы, задыхаясь, через лес и, никого не встретив, оказался бы в Тучепи. Возможно, отец спрятался там? Если же он с ним столкнется, должен ли он пройти мимо, презрительно отвернуться или поздороваться и спросить как дела? Но плакать он не будет ни за что, нет, теперь он единственный мужчина в семье, мужчины не плачут. Должен ли он попросить отца вернуться? Лука теперь не был ни в чем и ни в ком уверен. Сейчас, когда можно с легкостью украсть Пикассо из Папского дворца! Сто девятнадцать картин! Нет, он не заплачет.

Лицо четырнадцатилетней Доры сияло. Она ничего не видела и не слышала. Ее тело пылало. Дора выполнила все, чему ее научили. Но прежде всего, показала то, что носила в себе, что буквально переполняло ее, и было вложено в каждый ее вздох. Доре не требовалось особых усилий, чтобы найти в себе нужные чувства, но для того, чтобы удержать их под контролем, не выпустить сразу наружу, медленно раскрыть душу, пришлось постараться. Именно так и должно быть. Не чересчур. Не все сразу. Вот он, секрет настоящей актрисы.

Представление имело громадный успех. И вовсе не потому, что публика состояла из родственников и друзей юных актеров. Все дело было в ней, в том волшебстве, которое распространялось вокруг нее, в пустоте, что оставалась, когда Дора уходила за кулисы. Пусть это была всего лишь маленькая школьная сцена без красного бархатного занавеса. Но все же это был Расин. Подлинный, тяжелый, пусть и сокращенный, текст Расина! И она была фантастической Федрой, несмотря на то что была так молода, что роли, да и вся пьеса были подогнаны под маленьких актеров и зрителей! Результат, достойный Комеди Франсез. Ей придется любить и умирать тысячу раз. Она хочет, но не может расстаться с ролью трагической героини, потому что это ее жизнь. Дора закрыла глаза и посмотрела в зеркало. Маленькая девочка контролировала каждый мускул лица, каждое выражение; каждую секунду она точно знала, что делает. Она не играла, она жила. Дора была всем одновременно. Целым миром, даже если он этого и не видел.

И даже если мир вокруг крутился в одну сторону, а она в другую, ничего страшного. Поздравления, объятия, поцелуи, смех. Это была она и в то же время не она. Жанна дернула Дору за руку, чтобы разбудить ее или чтобы увести. Дора точно не знала, но это было не важно. В тот момент у нее не было никаких желаний. Ей хотелось, чтобы все было так, как есть. Федра навсегда. Потому что сейчас всё, наконец, стало ясно. Таким ясным изредка бывает парижское небо. Ей было очень спокойно посреди этой суеты, она не испытывала больше рвения к работе. Наконец- то она могла остановиться. Она нашла.

— Видишь, вон там он стоит и смотрит на тебя, просто глаз отвести не может, — прошептала Жанна.

Дора хоть и слышала ее, но до конца не понимала, о чем та говорит. Тем не менее, она тоже видела высокую фигуру юноши, он стоял у сцены и следил за ней взглядом. Дора была уверена, что знает его. Он был на два класса старше, Дора часто видела его в коридоре: голубые глаза, длинные светлые волосы, должно быть, он спортсмен. Точно, баскетбол, она как-то ходила на игру. Может, он и не был лучшим в тот день, но играл хорошо. Быстро. Жерар. Его звали Жерар. Точно. И он всегда ей слегка, почти незаметно, кивал, когда проходил мимо нее в коридоре. Она не знала, как к этому относиться. Только не сегодня. Он же не Ипполит. Но когда он смущенно на нее посмотрел, у нее перехватило дыхание, внезапно возникло чувство — словно облако, — что ей как будто не хватает воздуха. Если бы она была другой, наверняка потеряла бы сознание.