GrayOwl - Звезда Аделаида - 2

• Название: Звезда Аделаида - 2
• Автор: GrayOwl
• Жанр: Эротика

---

В одно мгновение он оказался у злополучной бочки, повелевающе направил палочку на Квотриуса и произнёс:

- Solidus sanguae!

Вторая, совсем ещё юная, лет пятнадцати дикарка, приведённая из похода на х`васынскх`, подвывала, как положено женщинам Истинных Людей над тем-который-умер - тоненько, непрекращающе повизгивая и бормоча что-то на своём варварском наречии, которое Снейп, как назло, хорошо понимал именно сейчас, когда в этом не было нужды. Молодуха вопила что-то о богах, живущих в берёзовых рощах и на небесах в большом, очень много пальцев раз большом х`нарых`-хэ.

Северусу необходима была помощь, но дожидаться её от варваров было бы, очевидно, глупо. Поэтому он просто приказал той, которая помоложе, сбегать за Снепиусом.

- Позови высокородного отца моего Снепиуса Малефиция, да скорее же. Шевелись, женщина! О, да ты беременна! Стоять на месте!

Но та не поняла ни слова, а только испуганно ойкнула и, наконец-то, замолчала. И то радости.

И Снейп довольно мягко добавил на языке х`васынскх`:

- И прекрати визжать, как над мертвецом - благородный хозяин Квотриус жив, и боле ничто ему не угрожает. Только слабость, что растает через несколько дней.

Тогда он обратился к женщине из уэскх`ке, которая кричала на весь двор про «мёртавного Кэвотриуса»:

- Женщина, и ты уймись. И позови моего отца в опочивальню Квотриуса. Тебе всё понятно, женщина?

- Да-а, да-а, позват в спольню мёрьтвово Гх`осподына твоего отца, о Гх`осподын дх`ома.

- Ну и дурища же ты, женщина. Разве не видишь ты, что кровь ещё хлещет? Не знаешь, что ли, что это означает? Только у живых хлещет кровь из ран… А, некогда мне с тобою. Зови прежнего Господина дома Снепиуса Малефиция. Скорее же!

И для себя ободряюще неизвестно, кого, добавил по-английски:

- Ты же сильный, мой Квотриус, держись. Я тебя сейчас вытащу.

Wingardium leviosa!

Квотриус на несколько дюймов приподнялся над водой, при этом голова его запрокинулась ещё больше, и рана вновь разошлась, из неё хлынула кровь.

- О-о, как ещё много крови у тебя в венах осталось, мой драгоценный Сол! Я сделаю всё, ты только не умирай!

Solidus sanguae!

И рана вновь запеклась и перестала кровоточить. Всё это происходило перед глазами Северуса с такой ясностью, словно бы свет в середине дня померк, но оставалось только пятно, высвеченное неестественным светом непонятно откуда взявшихся молний… Пятно мертвенного, слепящего света, направленное на Квотриуса, как маггловский софит.

Но удивляться ему был недосуг.

Северус влез руками в бочку, с удивлением обнаружив, что алая вода в ней почти что ещё горячая, значит, Квотриус приказал рабам наполнить бочку горячей, почти кипящей водою, и погрузился в неё, чтобы не затягивались порезы. Всё по правилам этих грёбанных знатных римлян! И ведь вычитал же! Ну да, он же так много читал! Вот и попалось ему описание ритуальных самоубийств знатных патрициев императорской эпохи. И ведь он посмел приравнять себя к ним, этим патрициям!

Профессор обхватил Квотриуса и дёрнул отяжелевшее тело из воды. Непонятно, как, но ведь даже заклинание Невесомости не сработало, покуда Квотриус находился в тяжёлой, кровавой жиже. Снейп, верно, только для этого лишь, а не для убийств, накачанными в походе со сражениями на мечах и кинжалах руками, вытащил, всёж-таки вытянул названного брата из кровавого болота. При этом он нещадно защемил нерв в пояснице и заорал от боли совершенно неподобающим Господину дома голосом, матерные, разве, что непонятные никому английские слова… Слава Мерлину во веки веков, что его не поняли, ведь английский так богат изощрёнными матерными фразами, построенными практически на одном, известном всем, слове!

Вопреки ожиданиям Северуса, Квотриус залез в бочку не нагишом, а в тунике, да ещё и той самой… лазоревой… в какой приходил к нему, Севу, по ночам… оказывающимися столь страстными, наполненными настоящей, неподкупной любовью и нежностью, ночам. Квотриус, видно, хотел и в последние минуты, покуда был в сознании, знать и помнить о нём, только его Северусе, возлюбленном своём брате, лампаде, светоче и невиданному цветку, занесённому неведомыми ветрами на север…

- Теперь можно левитировать Квотриуса, хотя и будет тяжеловато. Да, будет, но я обязан справиться силами всего своего магического потенциала, всего, без остатка. А потом, Сев, хоть умирай у изножия постели брата, нет, возлюбленного.

- Wingardium leviosa!

И тело, на вид совершенно обескровленное, белое, размокшее в горячей воде, поплыло по воздуху, лишённое даже искорки жизни в полном духоты сумраке смерти. Сумраке настолько ощутимо густом и вязком, что, казалось, Снейп плывёт по бурной реке против течения, преодолевая все её изгибы и перекаты. Как бы не захлебнуться!

Но пульс, пульс-то в голове Северуса продолжает биться… Вот этот самый пульс и заставляет профессора медленно, шаг за шагом, преодолевать противоборствующую силу.

Со ступней брата мелкими капельками, складывающимися в струйки, стекала кровь…

- О, Квотриус и ноги себе порезал… Полностью остановить кровопотерю заклинанием Solidus sanguae, абсолютно закрепить результат с помощью бездельного пока Finite incantatem, сотворить носилки, чтобы не тревожить только что затянувшиеся раны и… чтобы Квотриусу не было так неудобно, хотя он, вряд ли, чувствует сейчас хоть что-нибудь…Хотя, кто знает, что он самом деле чувствует сейчас?

- Се-э…

- Ожил! Ты, мой Квотриус, ожил! Слышишь ли ты меня?

- Се-э-… Да-а…

- Да, приходит в сознание, скорее же по коридору в его опочивальню, медленно уложить на постель, высушить заклинанием, вот так.

Сев, да ты молодец, ты всё сделал правильно! Верная последовательность действий, и Квотриус - смотри, смотри, Сев! - открывает… чёрные, блестящие звёздными скоплениями и ярчайшими галактиками, глаза. Да и сам он стал прежним, «первозданным» возлюбленным, хоть и названным, братом с мягкою прелестью, перешедшей к сыну от матери. Нет уже той, сверхъестественной красоты с совершенно чуждыми Квотриусу чертами Гарри, только «улучшенного», «усовершенствованного» Создателем всего сущего до небывалости… Нет, не Гарри - Гарольдуса, и только. Не думать о Поттере, как об объекте желания - вот, чего я должен достичь. Он должен оставаться вечно безликим и… бесполым, для меня, по крайней мере. Гарольдус, Гарольд, мистер Поттер - вот, что мне нужно от… Гарри. Снова Гарри, даже в такой тягостный момент! Что ж за бестолочь такая? У меня же есть прекраснейший любовник в… этом мире!

Взору тяжело дышащего от предыдущей магической перегрузки и волнения за младшего брата Северуса предстаёт снова прежний Квотриус, прекрасный кельтскою красотою матери. Со смешным, длинным, отцовским фамильным носом, выглядящим сейчас немного неаккуратно на столь красивом лице, с точки зрения профессора. Он уже успел отвыкнуть от этого «украшения», но ему место именно на этом родном, изученном до мелочей жаркими, то быстрыми, то медленными поцелуями, лице молодого полукровки. Его, Сева, брата названного, возлюбленного, желавшего уйти, но, к счастью для обоих, как он надеялся, вернувшегося.

- Се-ве… Ты… спас. По… По… дож… ди, я спро-шу - ка-ков я внеш…

Как я… выг… ля… жу?

- Вернул ты себе внешность свою природную, брат мой, возлюбленный более, нежели радость души моей, путеводная звезда моя из некоего неизвестного человечеству всему созвездия, светоч разума моего, лампада, освещающая душу мою, цветок мой многоцветный… Но расскажу я о цветке сём в подробностях тебе позднее, когда ты полностью оправишься. Не ведаю даже, когда и осмелюсь - столь он диковен.

Но, разве, стоило… ради этого - какой-то глупой внешности, коя мужчину вообще не должна беспокоить, так вот неразумно, не думая о чувствах тех, кто тебя по-настоящему любит, уходить из жизни? Разве можно было не подумать… да, хотя бы, обо мне?

- Я не мог бо-ле-е тер-петь ли-чи… чуж-ду-ю, либо мерт-ве-цом ка-зать-ся… О те… бе же я ду… мал, у… ходя. Луч-ше бы нам рас… таться за-ра-не… до… тво-е-го бе… жа… ния из мира… се-го.

И много спустя, когда вновь нормализовалось дыхание после столь долгого монолога, Квотриус, вздохнув тяжело, добавил:

- Да не воспы… лай ко мне обидою, возлюб… ленный мой… брат, за мой про… сту… пок.

Про… сти… меня… Я не мог… боль... ше носить чужие маски! - договорил он, почти выкрикнув последние слова сипящим, перерезанным горлом на едином дыхании.

- Я понял твои слова, но не понимаю твоего поступка и не принимаю его. Я действительно зол на тебя, мой великий поэт, Анонимус ты мой, возлюбленный превыше жизни собственной. Как же страждал я, левитируя тело твоё, почти бездыханное, по двору и дому, донести тебя до ложа твоего! Какие неведомые силы встретил я на пути своём, обыкновенно, таком коротком. Даже свет Сола погас для меня, вот только теперь начинаю я различать его, инако же был я, словно бы в сумраке некоем. Но вот, что странно поразило меня - был сумрак сей, словно бы не из воздуха соткан, а из бурной воды, стремящейся супротив меня… Но давай оставим это, а вернёмся лучше к поэзии, в коей так ты преуспел.