GrayOwl - Звезда Аделаида - 2

• Название: Звезда Аделаида - 2
• Автор: GrayOwl
• Жанр: Эротика

---

А в конце пира поднести невесте блудливой чашу отвара, полученного из коробочек нужного мне мха, как какой-нибудь мифический любовный напиток, будто бы свяжущий меня с мерзкой Адрианой на веки вечные, даже в просторной и печальной усыпальнице ушедших навеки душ - по ромейским да греческим «поганым» верованиям, Аиде. Станем такими Тристаном и Изольдой, только вот «Тристан» пить зелье не станет, нет уж, увольте, прошу вас.

Хоть варево и получится слегка горьковатым, но выпьет как миленькая - за любовь-то колдовскую на что не пойдёшь. А то, известно, как с нелюбимым-то жить и плодить ему дитяток… Зельеварению же никто из Сабиниусов, как я понимаю, не обучен, раз не сварила ни сама Адриана, ни кто из её многочисленных, более умелых братьев заветное и такое необходимое ей Абортирующее Зелье.

За этими увлекательнейшими размышлениями о животе Северус совсем забыл о его обширной обладательнице.

А женщина-греховодница, между прочим, уже настырно подошла к Снейпу первой вопреки законам вежества и обычаев римских, предлагающих невесте ожидать, покуда не рассмотрит её жених и не подойдёт первым. Она что-то пролепетала излишне слащавым, тонким голоском, так не идущим к её расплывшейся фигуре, что было бы смешно, если бы… Северус, дурень, хоть и умеющий галантно обращаться с дамами (избранными, конечно, в бомонде, зачастую по традиции на французском) и не расслышал, что именно произнесла ему не понравившаяся вовсе разгрешившаяся леди.

Снейп сказал ей вдруг наобум комплимент, первый, что мгновенно и молниеносно пришёл на ум:

- Из всех цветов прекраснейшая - роза.

____________________

* Зона - широкая полоса плотной ткани, которой римские женщины обматывали грудь, живот и бёдра, чтобы казаться стройнее.

Глава 66.

Это стихи так начинались поздне-средневековые чьи-то, какого-то француза или бургундца, посвящённых Прекрасной Даме, как помнил Северус, а в памяти его было множество стихотворений и даже поэм. Но для любой, даже самой некрасивой, отталкивающей внешне женщины сравнение с розой весьма приятно… О, нет, Северус, оказывается, в общении с ромейской женщиной, в допустимых с нею комплиментах вдвойне, нет, вдесятеро, в сто раз оказался дураком! Адриана Ферликция же знает только о сушёных розовых лепестках, в подогретой рабами водой, с которыми моет руки, в каком бы жиру они не были перепачканы, словно розовая вода способна заменить мыло, о существовании которого весь чванливый род Сабиниусов, разумеется, и не подозревает, ополаскивает лицо и споласкивает рот утром и перед сном. Но женщина попросту не представляет себе сам бутон розы, не имеет представления о самом прекрасном цветке в мире, скажем так, самом поэтичном цветке, с которым куртуазные поэты после крестовых походов сравнивали лик, уста и ланиты ярко намалёванных дам. Так подобало выглядеть даме высокого происхождения в Средние века, но не в эпоху поздней античности. Розовые кусты ещё не завезены из дальней, не завоёванной Персии в погибающую под натиском варваров Западную Римскую Империю и, уж тем более, на столь морозный в эту эпоху Альбион. Не до цветов сейчас, уж это точно.

- Сиречь, прекраснейший цветок, произрастающий во множестве за пределами Ойкумены, в Персии дальней, завоёванной лишь раз Александром прозванным Великим, из греческой Македонии и имеющей цивилизацию, столь отличную от ромейской, но благонравную и достойную цивилилизации ромейской, и цветок сей суть самое прекрасное, что мне когда-либо удалось повидать во странствиях моих. И такова ты, невеста моя наречённая. Носишь ли ты кольцо моё? - как всегда, выкрутился Снейп.

Тихо лепечет грудным, приятным, отдающимся, словно по волшебству где-то в груди Северуса голосом:

- О да, жених мой наречённый. Ношу. Вот - погляди. Верна я тебе лишь одному на свете целом. Но не восхотел ты подойти ко мне. Скажи, отчего? Так ли уж уродлива я? Разве кажусь я тебе с обезьяною дикою, волосатою, мерзкою, нелепою ликом своим либо телом схожей?

Ну, с первым и последним можно и поспорить, а вот пальчики невестушки наречённой профессору Зельеварения понравились. Милые - коротенькие, пухленькие и с правильными, ухоженными ноготками. Но кольцо делалось по мерке и потому сидит, как влитое, прямо в начале выдуманной глупыми литераторами Рима женской «жилы сердца». Как будто в отношении кровообращения женщины отличны от мужчин! Ну, есть небольшая разница в районе малого таза, и всё.

Снейп взял невесту за милую ручку, поднёс к губам и нежно, насколько мог, коснулся лёгким поцелуем.Зачем же он позволял себе оказывать такие галантные любезности брюхатой потаскушке? Он и сам не ведал.

- Се есть… Се есть обычай таковой неромейский? Но, Северус, жених мой наречённый, верно, знаешь ты множество обычаев иноземных, ибо бывал ты даже за пределами Ойкумены обширной. Дивлюсь я на тебя - столь млад ты еси… А уж успел всевозможные приключения сыскать, како рассказывал мне отец мой единородный, патриций высокорожденный и кудесник преотменный. Я же всё дома, всё дома…

Потом Адриана скромно потупила бесцветные глазки и чуть слышно, с явно заранее отработанным придыхом, произнесла:

- Необыкновенно приятственен мне обычай сей.

Сие нежно и обольстительно столь много…

- Да, познал я манеры и обычаи многих стран, но тебе, о возлюбленная невеста моя, дарю лишь лучшее. О Адриана, се есть обычай галльский, варварский - целовать руку суженой своей. Но не изволь гневаться на то, что по-варварски поцеловал я длань твою… Ибо ни в одной известной мне стране - а их, поверь, велицее множество! - не встречалось мне обычая столь же целомудренного и вежественного, аки в Галлии доселе дикой.

Малефиций, отозвавший законнорожденного сына и наследника в сторонку прошептал «театральным шёпотом», тише он не мог, не умел:

- Чтой-то ты не так ведёшь себя с обручённой. Чмок её в губы, да и дело с невестушкою, уж слишком брюхатою что-то, закончится и можно переходить к пиру, а не то у меня живот уже свело с голодухи-то. Что-то ты долго не подходил к брюхастой своей… Так и предчувствовало сердце моё отцовское, что подкинут тебе «подарочек» сии гнусные задавалы и подлипалы Сабиниусы.

- Но как же так? Мы же едва знакомы, а я уже должен целовать её, тем более брюхатую? Дай мне хоть познакомиться с ней чуть получше, а уже потом лезть целоваться, о высокорожденный патриций и отец мой. Ибо весьма смущён я нечестивостью невесты своей.

-Нет, целуй и брюхатую - ты же кудесник, вот и избавишь её от непрошенного плода. Так заведено. Целуй и пошли. Не то уж жрать охота, а то эти-то, сыны Сабиниуса здоровы жрать, вот вдвоём барана без нас и съедят, а нам что потом? Второго барана, не прогневайся, сыне, готовить распорядись, дабы и нам с тобой и министром досталось бы вкусить нежнейшего мяса агнца.

- Полагаю я, стоит только дать Выфху приказ, дабы передал он кухонным рабам…

- Передам, сыне мой разумный.

Северус, немного опешив, вернулся к невестушке своей плодовитой и сказал ей прямо, без излишней лирики, которую он уже было замутил, и без всяких обиняков, попросту и самоотверженно, как положено верному легионеру и, в скором времени, всаднику Божественного Кесаря, но с прикрытой издёвкой:

- Позволь поцеловать тебя, о невеста моя прекрасная, честная, наречённая, дабы скрепить помолвку нашу.

- Прошу тебя - погоди, о Северус, жених мой, уж обручивший меня и славословие мне, недостойной, неслыханное произнёсший.

- Ну, что ещё? - начал сердиться Снейп.

Он-то собирался-собирался с духом, чтобы коснуться губ женщины нечестной легчайшим поцелуем, полегче, чем с Гарри в первый раз, и тут, как в продомобиле, жмут на тормоза. Причём на всей скорости, на которую Снейп был способен.

- Должна произнести и я, в свою очередь, славословие тебе, о наречённый мой жених, как соделал ты ради меня. Так слушай же, что пришло на ум мне и что буду я говорить тебе сейчас, восхваление превознося.

- На ромея не похож ты вовсе, скорее, на уроженца мест южных, тех, где Сол пребывает даже зимой. Тонок ты и изящен, словно мышь летучая. Молод ты - не таким представляла я мужчину двадцати осьми лет от роду. Не даст тебе никто из граждан более двадцати.

- Ну, так уж и летучая мышь. Совсем, как в Хогвартсе дальнем… Послушаем, с кем она посмеет сравнит меня дальше - с крысой?* Хотя «словеса сии» и не созвучны вовсе на латыни. Ну когда же я привыкну думать на этом долбаном языке? Я же так стараюсь, изо всех сил. Иногда выходит, а временами я мысленно перевожу фразы с английского на латынь, как во время написания статьи, на конгрессах и конференциях алхимиков. Во время уроков с Поттером… нет, с красивым, но не обретшим покуда достойных манер, Гарри, я увлекаюсь и говорю, не переводя, уча его интернациональному языку общения этого захудалого, богами забытого времени.

- Обладаешь ты внешностию столь яркою, что меркнут звёзды, стыдясь красы твоей необыкновенной. Ты красив, словно бы женщина, мягкою красою. Глазами своими необыкновеннейшими привлекаешь ты меня, но пугают меня они. Будто пустота в них - эфир прохладный и бесстрастный царит в твоих глазах и странно холодны они, как у ламии прекрасной до тех пор, покуда, не представ в истинном обличии, не вонзила она зубов своих в горло спящему, или супруге его, или детям пары супружеской и не преобразилась в чудовище кровопийственное. Не пугайся и не думай дурно о словесах сих - хочу лишь я передать тебе чувство моё стыдливое, целомудренное, что словно бы не рад ты узреть меня, невесту столь долгожданную, облик свой скрывающую до времени помолвки обоюдной, до свадьбы нашей, покуда нем настанет день четвёртый отныне. Послушай меня далее - я превознесу все прелести твои, что покуда взгляду моему невинному открыты, - и невестушка скромно так потупилась.