GrayOwl - Партизаны Подпольной Луны

• Название: Партизаны Подпольной Луны
• Автор: GrayOwl
• Жанр: Эротика

---

Плети местного винограда служили только для украшения поместий и парков, прилегающих к особнякам и замкам бывших Пожирателей - самых богатых лордов магической Британии. Единственный граф, самый странный из Пожирателей, но в своём кругу всё ещё считавшийся таковым потому, что Пожиратель Смерти - это, как кичливо поговаривали оные, «истинное, вечное призвание, непонятное всяким там… ", как всегда, отсутствовал. Да он и не понимает ничего в бизнесе. Пускай его отдохнёт со своим спрятавшимся волчком.

Наверняка, Северус знает, где тот укрылся, как знал и оборотень, нет… Рем, об укрытии Северуса, но так ничего и не сказал в тот ноябрьский вечер, плавно перетёкший в ночь, ночь глухую.

Люциус вспомнил дорогу из Хогвартса в Хогсмид, по которой он шёл, ожидая нападения кого угодно. Как же он боялся! А как этот Рем в состоянии подпития благороднейшим «Зелёным Змием» лапал его, Малфоя!

Правда, первым-то как раз начал игриво приставать к волчку сам Люциус, но это была шутка, непонятая Ремом. Тот воспринимал всё всерьёз. А ведь тогда, и правда, всё могло бы закончиться сексом с оборотнем прямо на кожаном диване, где они сидели бедро к бедру, а бедный, ненужный, неудовлетворённый волчок распалялся всё больше.

Сейчас Люциусу предстояло по-настоящему неприятное, но слишком, до неприличия долго откладываемое - ночь с Остиусом. Давно уже пора было переспать с ним и ублажить его заднепроходным отверстием, как тот и хотел. Наверняка, вся накопленная страсть достанется не жестокому в сексуальных играх Осту, но Драко. Надо же и Люцу получить заслуженное удовольствие!

Люциус почти наверняка знал, что Ост не даст ему кончить, а только доведёт до грани… которая и перельётся в аппетитный, жирненький зад сына. А куда же ещё-то подступившей сперме деваться? Ну, не онанировать же лорду Малфою самому себе во время полового акта с Остом! Это слишком… по-простецки.

Разговор прошёл почти успешно, только Ост упорно, как назло, словно ему что нашептали в аппетитное ушко злопыхатели, отказывался вложить свои златычи в общее дело. Он ждал обещанных ночей с Люциусом, значит, надо начать, не откладывая в долгий ящик, прямо сегодня…

… Не забывал Северус и о нежных бёдрах брата младшего, всё ещё хранящих загар сентября в жарком Сибелиуме, полученный на стадиуме в термах, их тонкой коже, так возбуждающе подёргивающейся в такт прикосновениям его, Северуса, сухопарых, влажных ладоней. Нельзя было обойти вниманием и тугую, упругую кожу живота, состоящего из сплошных мускулов. Они тоже сокращались и расслаблялись под подушечками удивительно изящных пальцев брата старшего.

А этот сладостный, сладкий любовью пупок! Эта впадинка и у Квотриуса была чувствительной, правда, в меньшей мере, чем соски, но не облизать его кругами, а после, под неумолчные стоны Квотриуса, не войти в неё языком и прикусить нежнейшую кожицу под ним было сверх сил Северуса. Он уже собрался пальцем поиграть в заветной впадинке, как в разгорячённую ласками голову пришла мысль иная, более разгульная и… безумно, восхитительно манящая к немедленному её осуществлению:

- А ведь можно поласкать пупок и пенисом, к тому же уже давно снова вставшим…

Как же исступлённо вскричал брат, когда тепловатая капля смазки упала ему на нежную кожу прямиком в центр пупка, а вслед за ней другая, а после туда же уткнулась головка пениса моего твёрдого…

- Это новая, изобретённая мною одним ласка, и Квотриус сейчас на вершине блаженства и от неё самой, и от того, что придумал я… таковое для наслаждения его, брата моего возлюбленного, хоть и названного.

И, как начал я тереться и сновать головкой внутрь и извне впадинки, возбуждаясь сам и, превыше меры возбуждая своими нежными, но твёрдыми прикосновениями пениса брата милого моего…

Квотриус не выдержал и повалил Северуса на спину, тот, словно бы уже была меж ними договорённость заранее, а, впрочем, понимали они друг друга и без слов, закинул ноги на плечи сильному брату. Тот приподнял Северуса и одним скользящим, безболезненным, лёгким, отработанным движением вошёл в него. Северус застонал так гулко, что голос его отдался эхом по углам спальни.

Гарри не выдержал и… подсмотрел, что это такое Куотриус проделывает с его любимым. Он жалел, что не подсмотрел в первый раз, когда любимый взялся признаваться в любви этому Куотриусу на языке, которого тот не разумел.

И профессору даже по нраву пришлось, что Гарри слышит… и видит, как нужно реагировать на его, графа Снейп, ласки, ласкать самому, а не молчать, извиваясь ужом от малоприятных, должно быть, для Гарри в первый раз, ощущений в анусе. Любить надо! Тогда и анус сам разожмётся, и всё пойдёт, как по маслу.

От того, что он увидел, Поттер почувствовал, как приподнялся и потребовал разрядки его собственный член. Так и предавались любовным утехам трое магов, а мальчишка - раб, несмотря на все охи-вздохи паскудников, спокойненько дрых в изножии кровати на медвежьей шкуре, накрывшись просто куском ткани, так, как это было и с рабами в доме Северуса, вот только спал он не за дверью. А приглашения, такого обычного для рабов саксов - прилечь на кровать с бочку и укрыться общим одеялом - он не получил, к своему огромному сожалению и… удивлению. Чужаки! Что с них возьмёшь?

Когда настало позднее утро, Квотриус приподнялся с кровати, ставшей сегодня для них с братом ложем неистовой любви, как и в далёком Сибелиуме служило им со времени женитьбы Северуса ложе его, брата младшего. Сей брат стал всматриваться в черты Северуса. Квотриус понимал, что они за десятки итер педестре от дома своего Господина, такого ласкового и… изобретательного, как в науке любви, так и в чародействе, и он не мог измениться и помолодеть ещё больше.

Глава 65.

Быть может, кроме утреннего времени в походном шатре, когда было не до ласк, просыпался Квотриус рядом с любимым. Но тогда всё делалось по звуку рога - побудка, оправка, мытьё рук и умывание, трапеза… дорога, дорога, дорога… когда всё сводилось на остановках бесконечной дороги, редко, к короткому поцелую. Бои с варварами гвасинг. Вечер, а, скорее, ночь после боя, когда Северус бредил кошмарами увиденного и пройдённого самим. Только ближе к петухам вторым Северус изволил просыпался, и они любили друг друга в спешке, а иногда, и в полусне даже.

Младшему брату впервые за всё время их разделённой любви с Северусом удалось в спокойствии душевном проснуться рядом с возлюбленным своим.

Он нашёл высокорожденного брата воистину прекрасным, таким превосходно расслабленным, только с залёгшей отчего-то морщинкою меж бровей сейчас было лицо его бледное, юное, с тонкими, но не мелкими отнюдь чертами, спокойно сомкнутыми, такими умелыми, страстными губами, но и они сейчас отдыхали после ночи неистовства любовного, настоящей лихорадки страсти, их охватившей.

Не мог Квотриус, не обидев, не оскорбив даже высокорожденного брата, за что не было бы брату младшему прощения, прекратить движения свои в брате возлюбленном, когда на них уставились огромные от изумления глаза неправильного цвета травы. Глаза Гарольдуса, ненавистного бывшего «драгоценного гостя Господина дома» Северуса, теперь равного с ними, а с Квотриусом равного и возрастом почти. Что такое разница в год, может, даже, и меньше? Пустяк да и только.

- И как только можно любить его, глядя в эти зелёные - фу! - глаза! Ибо не должно человеку иметь цвет глаз таковой. Но, может быть, северный ветер мой, Северус, уж и разлюбил «гостя» своего, как говаривал он после всего одного соития с Гарольдусом, «любовь его сдуло вместе с невинностью парня»? Может, и правда, Гарольдус не интересен боле Северусу?

- Как прекрасен лик твой, возлюбленный, единственный на всю жизнь, ибо род Снепиусов потомком ты, считай, обеспечил, да и мачеха Вероника ходит беременной, но не о них речь, а обо мне. Останусь я холостяком на всю жизнь свою, в памяти сохраняя после отбытия твоего во время твоё настоящее память о деяниях твоих и любови велицей, кою осенили и Амурус, Стреляющий Метко, и Венера Златокудрая, вспоминать ко мне, ничтожному полукровке, все милости, кои являл ты, все утехи и новшества страстных утех наших, кои изобретать ты воистину мастер великий.

- О Северус мой возлюбленный, даже слова прекрасные меркнут рядом с ликом твоим, словно выточенным резцом мастера - скульптора отменного - из мрамора белого, превосходнейшего. Да буду хранить я верность тебе одному, и лучше мне рукою собственною воспользоваться, но не оросить семенем своим, кое изливал в тебя, ни одну из женщин на всём свете. И волны морские, и северный ветр - всё будет напоминать мне о тебе, возлюбленный, каждый камень в Сибелиуме и каждая плитка в термах.

- Каждый свиток в библиотеке дома, коий твой ещё по праву, когда же настанет право наследника твоего, буду я ему дядею не грозным, но добрым, ласковым, рассказывая истории о смелости твоей, отваге и решительности, о том, что всадник ты есть, и о том, каким милосердным являлся и ко свободным домочадцам своим, и к рабам даже.