Идиллия Дедусенко - В «игру» вступает дублер

• Название: В «игру» вступает дублер
• Автор: Идиллия Дедусенко
• Жанр: О войне

Кто ты, Зигфрид? Долгое время этого не знал почти никто, потому что у него было ещё одно имя. Но радистке Анне, которая шлёт от него в центр телеграммы, неважно, как его зовут: с ним её объединяет общее дело и любовь. При поддержке патриотов Зигфрид ведёт смелую и опасную «игру» с абвером и гестапо, добывая важные сведения для штаба разведгруппы госбезопасности, действующей на оккупированной территории Северного Кавказа и в прифронтовой полосе.

Повесть написана на основе воспоминаний Г. Артёмова (псевдоним), принимавшего участие в деятельности этой группы. Все имена изменены, многие эпизоды (в силу художественной целесообразности) скорректированы. Никого из реальных лиц уже нет в живых, но жива память о них. Эта книга — дань благодарности военным чекистам и патриотам, которые внесли свой весомый вклад в победу над гитлеровским фашизмом.

---

В городской управе ей предложили перевести распоряжение немецкого командования и напечатать его на машинке в нескольких экземплярах. Предлагалось явиться в управу всем, кто имел охотничьи ружья, и сдать их.

Работы было немного, и Анна провела в управе чуть больше часа, и то только потому, что медленно печатала на машинке, за которую села впервые. То, что девушка была добросовестна и скромна, видно было с первого взгляда, и ею в городской управе остались довольны, тем более, что она работала по рекомендации самого бургомистра.

Дома Анну ждал сюрприз: за столом вместе с отцом сидел большой мужчина и о чём-то оживлённо говорил. Пётр Фёдорович только иногда кивал головой и поддакивал. Увидев Анну, мужчина шумно поднялся и громко заговорил:

— А-а-а! Вот это она и есть, ваша дочь?

— Да, это моя Анечка, — подтвердил отец.

— Так это вы даёте уроки немецкого языка?

Анна замешкалась. Ей надо произнести ответный пароль, и это при отце. Раньше, в мыслях, ей рисовалось другое: он тихо постучит в дверь, она откроет, и они так же тихо скажут друг другу что нужно. И вдруг всё так шумно, громогласно, при отце… Но отвечать надо, раз он произнёс пароль, и она, слегка запинаясь, сказала:

— П… по вторникам и четвергам.

— Вот те на! А так нельзя, чтобы, когда я свободный, тогда и приду? А то, я вот папаше уже рассказывал, дело маклерское открываю, тут день на день не приходится. В школе когда-то немецкий учил, но ничего, кроме «гутен таг», не помню. А с новой властью дружить надо, значит, нужно учиться говорить по-ихнему.

Мужчина, явно довольный собой, засмеялся. Анну вдруг пронзило: он неточно сказал пароль, а вторую фразу вообще не произнёс! Как же это она… чуть не раскрылась. Впрочем, ни гость, ни отец, кажется, не придали значения её волнению и словам. Единственное, что теперь нужно, — отказать этому типу под любым предлогом. И Анна, явно стесняясь, сказала:

— Я давала объявление, когда ещё не имела работы, а сегодня устроилась в городскую управу, и теперь у меня не будет времени для занятий. Извините.

— В управу? — переспросил посетитель. — В управу — это хорошо. Надо помогать новой власти наводить порядок! А может, успеете и там, и здесь?

— Нет, нет, никак не успею, — решительно сказала Анна. — В управе очень много работы.

— Жалко, — шумно выдохнул гость. — Да сказать по чести, и у меня времени мало. Ну ладно, где языка не поймут, там деньги разберутся!

Захохотав над собственной шуткой, мужчина распрощался и ушёл.

Анна легла пораньше — хотелось успокоиться после такого тревожного дня. Но уснуть не могла, всё вспоминала то вчерашнюю сценку около комендатуры, то сегодняшнюю встречу с нежданным посетителем. Теперь только подумала о том, какая осторожность требовалась от неё. Объявление мог прочитать кто угодно. Вероятно, найдутся и ещё желающие изучать немецкий язык в угоду новым хозяевам. Брать их или не надо? Посоветоваться не с кем.

Едва успела подумать об этом, как раздались сильные взрывы. Анна в испуге подскочила к окну, но тут же отпрянула и побежала к отцу. Пётр Фёдорович, разгибая ревматические ноги, медленно сползал с кровати.

— Папа, ты слышал?

— Как не слыхать… Это где же?

— По-моему, в самом центре.

— Что же это могло взорваться?

— Бомбы, папа, бомбы! — радостно зашептала Анна. — Это наши! Я слышала гул самолёта.

Они сели на диван, прижались друг к другу, но бомбёжка не повторилась. Только слышно было, как по улицам мчались мотоциклы. Скоро стали громко стучать в двери соседних домов, немного спустя затарабанили и к ним. Анна дрожащими руками зажигала свет.

— Не бойся, Анечка, не бойся, — говорил Пётр Фёдорович, подходя к двери. — Приготовь свой аусвайс.

В комнату ворвались двое автоматчиков. Один остался у двери, второй быстро прошёл по комнатам, заглядывая во все углы. Пётр Фёдорович совал солдату, стоявшему у двери, оба пропуска, свой и дочки, повторяя:

— Аусвайс, аусвайс!

Уразумев, наконец, что это за люди, и никого не обнаружив, солдаты удалились. Когда они ушли, Пётр Фёдорович, потрясая пропусками, сказал дочери:

— Ну вот, уже и сгодились! А ты не хотела у них работать.

Утром отец ушёл на службу, Анна пошла в управу. Здесь все тихо переговаривались, обсуждая ночное происшествие, из чего Анна узнала о пущенной кем-то ракете. Бургомистр спросил, не побеспокоили ли их ночью. Анна уловила в голосе напряжённость, поэтому как можно спокойнее ответила:

— Всю нашу улицу проверяли, ведь мы живём недалеко от центра.

— Да, да, — успокоился бургомистр, — подняли чуть не весь город.

Анна поняла ход его мыслей: раз она здесь, значит, у них ничего подозрительного не нашли. Беспокоится. Ну как же, ведь это он порекомендовал отца Клейсту.

Переведя какой-то малозначительный хозяйственный текст, Анна пошла домой и по пути завернула в угловой магазинчик за мятными леденцами для отца. Выйдя оттуда, услышала стрельбу на примыкавшей улице, топот и крики. От неожиданности прижалась к стене дома, и вовремя. Мимо пробежал ещё совсем молодой человек в серых брюках и светлой рубашке, на которой в двух местах проступили пятна крови. Длинная стена дома выходила на улицу окнами, и беглецу некуда было свернуть. Он кинулся через дорогу на другую сторону. Два немецких солдата на бегу стреляли в него из автоматов. Анна видела, как он упал посреди улицы. Страшно перепуганная, она не могла сдвинуться с места.

— Вег! Вег! Шнеллер! — прикрикнул на неё один из солдат и махнул рукой, показывая, чтобы она поскорее уходила.

Анна побежала вверх по улице и обернулась уже на повороте. Оттуда видела, как солдаты поволокли к подоспевшей машине окровавленного юношу. Кто он? Почему в него стреляли среди бела дня? А вдруг это тот, кого она ждёт? Или тот, кто пустил ракету? Ни узнать что-либо, ни сообщить она не может — идти к Петровичу на кладбище нельзя, пока не явится человек с паролем, этот наказ она хорошо помнила, а сам он не появлялся с тех пор, как принёс рацию.

Петрович почему-то назвал радиопередатчик «Юркой». И вот «Юрка» стоит в бездействии, и она тоже ничего не делает. Только ждёт. Так было приказано: никакой самодеятельности, только ждать. А может, и надо научиться терпеливо ждать своего часа? Она читала, что выдержка — одно из главных качеств разведчиков. Но выдержка и бессмысленное ожидание не одно и то же. И какая она разведчица? Ей доверили лишь маленькую часть тайны, и то, кажется, на всякий случай. Может, её помощь вообще не понадобится?

Анна вдруг вспомнила лицо юноши, лежавшего в крови на дороге. Очень хорошее лицо, открытое. А если это всё-таки тот, кого она ждёт?

Придя домой, Анна стала с нетерпением ждать отца. Он хорошо знал виллу, и ему приказали почистить трубы, отладить краны — словом, навести порядок во всех коммуникациях. В общем, дел там хватало, и он ходил на работу ежедневно с утра до вечера. Когда отец вернулся, Анна встретила его тревожным вопросом:

— Ты ничего не слышал, схватили того, кто стрелял из ракетницы?

Анна старалась говорить спокойно, но на последних звуках голос её осёкся, и она принялась кашлять, делая вид, что горло перехватило простудой.

— Не слыхал, — медленно сказал отец. — А ты простудилась? Много бываешь на улице?

Анна хотела ответить, что не так уж и много, только по необходимости, но отец перебил:

— Ты, если не в управу, то сиди дома. В городе такое творится… Опасно. Поесть я и сам принесу.

Медлительный Вагнер не спеша ушёл на кухню. Анна взяла с этажерки первую попавшуюся книгу, попыталась читать. Это были стихи Омара Хайяма. Изящные восточные рубаи, полные глубокого значения.

Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чём нашей жизни смысл? Он нам непостижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?

Она никогда не задумывалась над тем, в чём смысл её жизни, какой след оставит. Ей казалось, что он был сам по себе определён, как у всякой женщины: работа, любовь, семья, дети…

Так как будто всё и начиналось. Работа в школе ей нравилась. Любви, правда, пока не дождалась — студенческие симпатии не в счёт. Но она ещё молода, всего двадцать один год. Если бы не война… А теперь всё так изменилось, что с любовью придётся подождать до победы, до полного разгрома фашистов. И она обязана внести свою лепту в общую победу над врагом.

Мысли Анны прервал стук в дверь.

Допрос

Ларский стоял у двери директорского кабинета, словно не решаясь двинуться дальше. Тот, кто собирался его допрашивать, чуть поморщился, пытаясь что-то вспомнить, но, оставив эту попытку, уже бесстрастно смотрел ему в лицо, и Сергей догадался: не вспомнил!

— Имя, отчество и фамилия! — поторопил его прыщавый и добавил не без ехидства: — Или не успели придумать?