Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]

• Название: Шанс, в котором нет правил [черновик]
• Автор: Ольга Чигиринская
• Жанр: Научная Фантастика

Вторая книга цикла «В час, когда луна взойдет».

---

— Нашел время, — фыркнул Васио.

— Да нет, у него какая-то хитрость на уме, — усмехнулся Ёсицунэ.

— Одна хитрость уже стоила ему купания, — покачал головой Нэноо. — Ох уж этот Бэнкэй!

Из зарослей донеслись несколько ударов нагинаты, с нависавшего над потоком бамбука посыпался снег, подрубленные стволы наклонились над водой. Бэнкэй вышел из зарослей с такой сияющей рожей, что от одного ее вида делалось тепло.

— Они уже здесь, — спокойно сказал Исэ-но Сабуро, накладывая стрелу.

На том берегу реки среди деревьев и подлеска показались монахи — добрая сотня. Узость горной тропы не давала им наступать всей толпой — и они сгрудились у кромки воды.

— Аварэ! — Васио тоже поднял лук. — Право же, не стоило и учиться воинскому делу, чтобы попасть стрелой в этакую кашу. Как стяжать славу, сражаясь с этим стадом? Бедняга Таданобу!

— Поберегите стрелы, — Ёсицунэ положил руку одному вассалу на плечо, а другого взял за пясть, не давая поднять лук. — Здесь невыгодная позиция для боя. Если у кого-то из них хватит храбрости переправиться, они будут это делать по одному, и мы сможем убивать их, не тратя стрел.

— Можно убивать их, не дожидаясь переправы, — сказал Васио. — Я хочу отомстить за Таданобу.

— Сколько можно мстить?! — Ёсицунэ толкнул его в плечо. — Таданобу сам вызвался прикрывать наш отход. Кроме всего прочего, он парень с головой и умеет выпутываться из опасных переделок. Может статься, он еще жив.

— Вы видели столб дыма, господин, — возразил Исэ Сабуро, но лук опустил. — Он сжег монастырскую пристройку и себя вместе с ней.

— Может статься, он еще жив, — упрямо повторил Ёсицунэ. — Кроме того, сейчас они боятся воды и нас больше, чем гнева… сёгуна. А если мы убьем кого-то — это может их раззадорить.

Тем временем трое монахов, увидев склоненный над водой бамбук, пришли к выводу, на который наталкивала хитрость Бэнкэя: что отряд беглецов переправился, держась за ветви. Смело прыгнув на прибрежные камни, монахи ухватились за стволы и ветви, сделали следующий шаг, и… Случилось то, что должно было случиться — все трое с головой ушли в воду под тяжестью своих доспехов. Подрубленный бамбук, предательская опора, поплыл вместе с ними по стремнине. Выпустив его из рук, монахи попытались выгрести поперек течения — но тщетно: на повороте их ударило о камни и дальше три тела понесло, как пустые соломенные кули.

— Ятта! — завопил, приплясывая Бэнкэй.

— Крикни, — сказал Ёсицунэ, — Что мы благодарны им за столь долгие проводы, но больше в их услугах не нуждаемся.

Бэнкэй, не щадя глотки, прокричал его слова на тот берег, а после вскочил на камень и, отбивая такт рукоятью нагинаты, запел:

Если весной плывут по реке
Горной вишни цветы,
Как называется эта река?
Это — река Ёсино.
Если осенней порою река
Листьями клена красна,
Как называется эта река?
Это — река Тацута.
Если студеной зимой по реке
Трупы монахов плывут,
Как называется эта река?
Речка «Монаший позор»!

С трудом сдерживая смех, Ёсицунэ строго сказал:

— Хватит плясать, надо поберечь силы и добраться до укрытия, пока мы все не обледенели.

Ветер был несильный, но промокшую одежду выстудил мгновенно. Быстрая ходьба создавала хотя бы призрак тепла.

Преследователей можно не опасаться какое-то время. Но что делать с врагами пострашнее? Оставаться ночью на горе без укрытия — верный способ заболеть, а уж если и одежда промокла, так тут и замерзнуть можно. Значит, нужно искать место, где можно без опаски развести огонь, согреться, высушить вещи. Две подряд ночевки в снегах — это слишком много даже для такого здоровяка, как Бэнкэй.

Поднявшись на перевал, Ёсицунэ бросил взгляд назад и вздохнул. Пока они не переправились чрез реку, у него была надежда, что Таданобу все-таки сумеет их догнать, раз уж их догнали монахи, которых он вызвался задержать. Но сейчас, кажется, настало время с этой надеждой расстаться. Даже если Таданобу жив, он ушел другим путем.

Потом Ёсицунэ подумал о Сидзуке. Запоздалые сожаления заставили его скрипнуть зубами: до чего глупо все вышло. А ведь он хотел как лучше. Хотел увезти всех своих жен на Кюсю, хотел их спасти…

Теперь он знал, что чувствовали Тайра, когда море предало их, как теперь оно предало его. Но он, в отличие от них, еще не собирался погибать от отчаяния — даже не дождавшись последней схватки.

Ёсицунэ развернулся и посмотрел вперед. Дорога спускалась в долину, за которой открывалась местность Уда. Они перевалили горы Ёсино, и, если сумеют скоротать эту ночь, то путь на восток будет для них открыт. Впрочем, восток сейчас был особенно гибельным направлением. Но, с другой стороны, именно там их будут искать в последнюю очередь.

Прийти в Камакура, — Ёсицунэ стиснул кулаки при этой мысли. Прийти и во весь голос выкрикнуть ему всё прямо в лицо. А там — пускай рубят голову…

Он с детства ненавидел одиночество человека, лишенного рода. Когда Ёсицунэ узнал, кто он такой, он узнал и что у него есть родня. Он мечтал о старшем брате, мечтал, что они встретятся и исчезнет этот сквозняк, вечно поддувающий в спину. Став старше и взявшись за меч, он понял, что мечты всегда возвышенней и теплее жизни. Дядюшка Юкииэ оказался подлецом, двоюродный брат Ёсинака — не только грубым хамом (это-то ерунда, Бэнкэй вон ничуть не утонченней), но и человеком, для которого ничего не значили другие люди. Он мог сегодня пить и пировать с тобой, а завтра без малейшего зазрения напасть. Им правили не обузданные ни разумом, ни сердцем желания. А Ёритомо… Пусть даже он не был тем любящим старшим братом, который снился одинокому мальчику, живущему у чужих людей. Но он был сильным, решительным, твердым в намерениях. Вот только… для него, оказывается, ничего не значили вся преданность и любовь, обращенные на него младшим.

Как долго Ёсицунэ отказывался этому верить…

И сколько людей умерло от того, что он отказывался этому верить.

Ёсицунэ вспомнил женщину в желто-зеленых одеждах, расцветших красным там, где она держала, баюкая, отрубленную голову мальчика. Вспомнил, как она, от горя позабыв обо всех приличиях, вывалив груди, прикладывала отрубленную голову то к одной, то к другой, словно мальчик мог от этого ожить.

Ёсицунэ сглотнул, будто выталкивая из себя этот кошмар. Зачем он пошел на это? Все равно все кончилось так, как кончилось. Отсюда, с перевала, прошлое виделось ясно, как заходящее солнце. Ёритомо узнал, что младшего брата в столице любят. Что его называют «воплощенным Райко», а четверых его приближенных воинов — «возвратившейся Небесной Четверкой». Что даже сторонники побежденных Тайра отзываются о нем хорошо. И Ёритомо приказал младшему брату стать палачом детей и стариков, чтобы разрушить эту любовь.

И младший брат стал, потому что не мог подвести старшего.

Ёсицунэ подумал о ребенке, которого носит под сердцем Сидзука — и растер лицо пригоршней снега, чтобы вассалы не видели его слез. Помолился в который раз о том, чтобы ребенок Сидзуки оказался девочкой. Помолился без всякой надежды на то, что Будда и бодхисатвы услышат эту мольбу. Он окончательно потерял всякое право на внимание Будды, когда отдал приказ казнить маленького Ёсимунэ, сына Мунэмори. Чем он лучше Ёсинаки из Кисо? Тем, что убил ребенка не из прихоти, а по повелению старшего брата?

Хватит об этом. Не время себя жалеть.

Сизые сумерки уже скрыли дальние склоны, ночь подступала все ближе, ветер свистел в верхушках обледенелых деревьев.

На хижину они наткнулись после заката. Совершенно неожиданно — она как будто выросла на первой же полянке, которую девять воинов решили сделать местом своего ночлега. Ни огонька, ни дыма не было видно с перевала, ни в темноте, ни при свете…

Поначалу хижину даже приняли просто за кучу валежника, но минутой позже Катаока Хатиро наткнулся на вход, занавешенный циновкой. Все дружно забились в кособокое строеньице, крытое травой — и даже сумели там разместиться, тесно прижавшись друг к другу боками — лицом к земляному очагу. Затем кое-как высекли огонь, затеплили очаг и осмотрелись. Хижина казалась покинутой.

— Должно быть, это летнее пристанище дровосека, — сказал Хогэн из Дзибу, и все с ним согласились.

— Бэнкэй, раздевайся, — велел Ёсицунэ. — Нужно высушить твое тряпье, иначе за ночь ты простынешь и не сможешь продолжать путь. Я здесь нашел какую-то рогожу, укроешься пока.

Бэнкэй вышел наружу, чтобы раздеться — в хижине не повернешься.

— Странно, — Сабуро вытащил головню из очага и при ее свете разглядел полки под крышей. — Здесь есть запасы.

Он пошарил рукой и достал сосуд из тыквы-горлянки. Встряхнул. Открыл. В горлянке было просо. Рядом под стрехой висела еще одна — с маслом. В третьей были бобы. В углу устроена полочка, на ней отыскалась корчажка с тофу. Со стрехи свисала низка чайного листа.