Глиннис Кемпбелл - Мой спаситель

• Название: Мой спаситель
• Автор: Глиннис Кемпбелл
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9910-0284-4

Дункан де Ваэр дал клятву защищать тех, кто не может сам постоять за себя. Поэтому, когда юная Лине де Монфор публично оскорбила жестокого пирата, Дункан, переодевшись цыганом, решил ни на шаг не отпускать ее от себя. Лине не верит, что ее жизнь в опасности, и не желает иметь ничего общего с простолюдином. И лишь попав в плен, Лине понимает, что загадочный цыган — ее единственная надежда на спасение и можно доверить ему не только свою жизнь, но и сердце…

---

Цыган присел рядом с ней на корточки и прошептал, уткнувшись в ее волосы:

— Вы уверены, что не занимались этим раньше?

— Конечно, нет. Мой отец скорее согласился бы увидеть меня танцующей с дьяволом, чем сидящей в амбаре.

От негромкого смеха цыгана у нее по спине побежали мурашки.

— Тогда, возможно, мне следовало попросить вас станцевать.

Она оцепенела и перестала доить.

Дункан мысленно выругался. Лине была от него на расстоянии вытянутой руки, и он в буквальном смысле не мог держаться от нее подальше. Не далее как прошлой ночью он поклялся себе в этом, и вот он снова находился в непосредственной близости к ней. Медленно, терпеливо он снова вернул ее к ритму дойки, направляя движение ее мягких и послушных пальчиков.

Господи, как замечательно она пахла — травой и сладостью корма, сена и свежего молока. Ее волосы искушающе щекотали его шею, локоны, заправленные за уши, колыхались в нескольких дюймах от его губ, сводя его с ума. Ее пальцы продолжали чудесную работу — тянули, сжимали, выцеживая райскую белую жидкость. Бешеная волна желания захлестнула его, когда он представил, что эти самые пальчики могут делать с ним.

Когда Лине закончила, Дункану только благодаря силе воли удалось удержаться от того, чтобы не схватить ее в охапку и не опрокинуть на сено. Еще никогда он не желал женщину так страстно. Желание буквально съедало его. Теперь он понимал, почему недоеные коровы мычат так жалобно. Он тоже готов был замычать.

Впрочем, он довольствовался меньшим. Как оказалось, и этого было слишком много.

Когда он отпустил руки Лине, сжимавшие коровье вымя, капелька молока потекла по внутренней стороне ее запястья. Повинуясь инстинктивному порыву, он поднес ее руку к губам и слизнул каплю языком.

Это было ошибкой.

Она отдернула руку, словно обжегшись, и вскочила на ноги, опрокинув стульчик для дойки. К счастью, Дункан успел ободряюще похлопать корову по боку, прежде чем Лине окончательно напугала животное. Но мирное спокойствие, в котором они до этого пребывали, было нарушено. В воздухе опять возникло напряжение.

Дункан поставил стульчик и вытащил из-под коровы ведро с молоком.

— Нам следует уйти отсюда до того, как люди Эль Галло отыщут нас снова, — пробормотала Лине, по-прежнему неловко прижимая к груди руку.

Дункан, скрывая разочарование, молча кивнул в ответ.

Солнце начинало клониться к горизонту. Лине больше не могла молчать. Они шли уже несколько часов, в течение которых Лине прислушивалась к скрипу кожаного пояса цыгана и мягкому хлопанью о его бедро кинжала в ножнах, молча сносила случайное прикосновение его плаща к своей ноге, улавливала его поразительный запах, который доносил до нее налетавший временами ветерок. И с каждым мгновением, проведенным рядом с цыганом, ей все труднее было представить жизнь без него.

Он был не виноват. Она знала это. Но происходившая внутри нее борьба заставляла ее вести себя жестоко и вызывающе.

— Вы хоть имеете представление о том, куда мы направляемся? — запыхавшись, спросила она, когда терпеть боль в боку от быстрой утомительной ходьбы стало невыносимо. — Я готова поклясться, что мы дошли до самого Иерусалима.

Цыган посмотрел на нее чуть ли не извиняющимся взглядом и объявил привал. Они остановились в месте, где ручеек, вдоль которого они шли, расширялся, образуя небольшое озерцо. Наверное, это место можно было назвать красивым — зеленым и тенистым, скрытым нависавшими кронами вязов, — но Лине была слишком утомлена и раздражена происходящим, чтобы обращать внимание на природу. Она повалилась на заросший мягкой травой берег, опершись спиной о ствол старого дерева, нависавшего над водой. Потом она сняла сапожки, пошевелила пальцами от боли и облегчения. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой жалкой.

Цыган порылся в провизии, которой снабдила их Матильда после того, как их невиновность была доказана, и протянул ей кусок хлеба с сыром. Она была так голодна, что набросилась на еду с такой поспешностью и отсутствием хороших манер, что на глаза навернулись слезы стыда.

— Почему вы не сказали мне раньше, что хотите есть? — спросил цыган, когда она впилась зубами в кусок хлеба.

Слабая и униженная, она с трудом подавила всхлип, готовый сорваться с ее губ.

— Я не должна чувствовать себя голодной, — выдохнула она, разрываясь от жалости к самой себе. — Я не должна странствовать в этих тряпках, вдали от цивилизации, уродуя ноги об эту проклятую каменистую землю Фландрии. — Она знала, что ей следовало бы держать свои чувства при себе. Настоящая леди не жалуется на подобные вещи. Но стоило начать, и слова хлынули неудержимым потоком, подобно элю из треснувшей кружки. — Сейчас я должна была мирно работать на весенней ярмарке, продавая свою шерсть и получая какой-никакой доход. — Как она ни пыталась сдерживать эмоции, из груди вырвался всхлип отчаяния. — Я хочу вернуться домой, к своей жизни.

В кои-то веки цыган молчал, позволяя ее детским, эгоистичным и неуместным стенаниям эхом разноситься над водой. Потом он сделал из кувшина с вином большой глоток и проговорил напряженным голосом:

— Мы будем в безопасности через день или два. Мне жаль, что вам пришлось вынести… такие испытания.

Судя по его тону, ему довелось испытать в жизни куда большие трудности, и внезапно она почувствовала себя простолюдинкой.

Он протянул ей кувшин. Она поджала губы, подавляя новый приступ отчаяния. Даже сейчас цыган отказывался проявлять к ней признаки хотя бы малейшего уважения. Он должен был предложить ей выпить вина первой. Будь он проклят — все, что он делал, шло вразрез с принятыми правилами и традициями. Ну почему ему так трудно…

— Ну, вы будете пить или нет? — нетерпеливо спросил цыган.

Лине очень хотела пить. Она фыркнула и взяла у него кувшин, вытерев его край рукавом, прежде чем дотронуться до него.

— Я понятия не имел, что вы настолько брезгливы, — сухо заметил цыган, опускаясь на землю рядом с ней. — В следующий раз, когда я соберусь поцеловать вас снова, я непременно почищу свои губы песком.

Она поперхнулась вином. Следующего раза не будет. Он был простолюдином, а она — знатной дамой. Следующего раза не будет никогда. Она уже открыла рот, чтобы сказать ему об этом.

— Итак, расскажите мне, Лине де Монфор, — вовремя вмешался он, — отчего вы так презираете простых людей?

Она устало взглянула на него, уверенная, что он подначивает ее. Но выражение его лица свидетельствовало лишь о простом, вежливом интересе. Она сложила руки на коленях. На этот раз она с радостью ему повинуется.

— Простолюдины недостойны доверия и вероломны, — начала она, перечисляя те недостатки, которые ее отец приписывал ее матери, — коварны и грязны, имеют плохие манеры…

— Ага, — перебил он ее, отрезая для нее кусочек сыра, — вы нашли меня как раз таким?

Она отказалась от сыра, опешив от такого вопроса. Был ли цыган недостоин доверия, вероломен и коварен? Пока он выполнял собственное обещание охранять ее подобно религиозному обету. Грязен? Даже сейчас он оставался достаточно чистым. Кожа у него была золотистого оттенка, подбородок чист. Его черные кудри блестели под лучами солнца, пробивавшимися сквозь кроны деревьев. Дурно воспитан?

— У вас дурные манеры, — решила она.

Он улыбнулся.

— Мне кажется, это вам я постоянно вынужден напоминать о манерах, — он откусил кусочек сыра. — Помнится, вы так и не поблагодарили меня за то, что я еще раз спас вам жизнь.

Лине опять перевела взгляд на воду, и щеки у нее загорелись. Она действительно была невнимательна.

— Ну, не стоит благодарности, — сказал он, пожав плечами. — Пусть это вас не слишком беспокоит. Я знаю добрый десяток благородных господ, которые еще менее великодушны, чем вы, Лине де Монфор.

У Лине перехватило дыхание, и она вскочила на ноги. Он не смел оскорблять де Монфоров.

— Великодушны? А как насчет вас?

Он скорчил вопросительную гримасу.

— Помните, как вы заботились обо мне на том корабле и вели себя так, словно я была вашей девкой? — спросила она. — Помните, как вы выбросили меня за борт, словно… тюк с грязным бельем? Помните, как вы заставили меня наслаждаться вашим лапаньем в борделе?

Цыган лениво поднялся на ноги. В уголках его губ притаилась улыбка.

— Ну? — требовательно спросила она, уперев руки в бока. Господи, этот мужчина приводил ее в ярость. — Что в этом вы находите смешного?

— Ничего, совсем ничего, — он ухмыльнулся. — Клянусь Богом, сегодня вы в дурном расположении духа.

— Ничего подобного! Это вы…

— Я думаю, вам не помешает охладиться, милочка, — с издевательской заботой протянул он.

— Я вам не милочка…

Прежде чем она успела вцепиться ему в лицо ногтями, он своей огромной ладонью толкнул ее в грудь.