Валерий Пудов - Приключения Трупа

• Название: Приключения Трупа
• Автор: Валерий Пудов
• Жанр: Современная проза

ЭТО — ШЕДЕВР!

Да, эта книга — новый шедевр мировой литературы.

В ней столько небывалого, мудрого и загадочного, что, возможно, пройдут годы, десятилетия, столетия (кто знает?), и каждое поколение будет находить в ней новые достоинства.

Перед нами — волшебная шкатулка, полная драгоценных, хотя иногда и страшных, бриллиантов. Объяснить их магию так же нелегко, как одному человеку познать мир — их нужно изучать долго и сообща.

---

За рассказом рвали материал на груди, как металл на помосте — разом трещали кости.

Уверяли, что не убивали:

— Погоди, не суди! Когда удирали, генерал дышал в китель. А пропал в беженцах — ищите на складе. Учтите, дядя всегда мечтал зарезаться на параде.

Но наводка по гряде не помогла и прополке. Мало бить со зла по воде сковородкой: прыть без штурвала — нить без иголки.

А склад с поклажей сгорел от земли до крыши — не нашли ни тел, ни лопат, ни даже — мыши.

6.

Три попытки подсказали: нет на свет и слух и рука далека — бери без ошибки след на нюх — на дух мужика.

У ловца не зря на овале лица ноздря!

Повели у земли носами, осторожно подмели усами ров — шагов на двести — и расковыряли придорожные вести.

Запах пропащего и глину сохранял плащ его — да сгинул в лапах у перекупщика, что сторговал его за бесценок — за пальто натурщика — у одного ключника, взятого за хрящ у вороватого грузчика, которому горе-генерал проиграл в пристенок рельсы, когда подбивал попутчика к скорому рейсу на море, душистое от пенок, а поезда стояли в заторе из-за пушистых расценок.

Тогда, сказав, что говорящий — не прав, поймали у рва за рукава из кружев гулящих подружек, и три девки-однодневки признали вслух, что до зари услаждали своего любовника и дух от того полковника — не ромашка на вспашке, а бражка. Ожидал, прошептали, к площади машину и срывал с ними по очереди малину:

— С такими, — проворковали, — и захудалая вонь — разудалая гармонь! А снял генерал левака — и не тронь: погнал наверняка в огонь!

Добавляли девки, что вначале шагали со спевки, собирали цветы, откопали и гриб, да вдруг сшиб в кусты аромат, дремучий, как туча, испуг, сапог и мат:

— Но просвистал нахал между ног, как под одеждой ветерок: не сыскать и с овчаркой. А жалко! За ним — должок, а не дым из корыта!

Поправляли за прядью прядь — уточняли:

— Вранье! Наш дядя не имел ни подарка, ни корыта!

— А мое? Напрострел изрыто!

Объясняли детали:

— Кабы ромашил ваш маршал с дояркой немытой, по коровьему маршу от бабы накрыли бы простофилю, как солдата в самоволке. А так — что ему, помойному волку? Наши ароматы — нештяк: греют, как лучшие, но — не летучие. Номер — дохлый. Помер пахучий без расплаты, и не в вонючей куче, а в сохлой. Или, скорее, убили в автомобиле!

7.

Балуй — не балуй, а выдаст — поцелуй!

Случилось, что на вокзале, где торговали распивочно и на вынос, ошибочно, не любя, поцеловал отъезжающего женатый дед, амбал, живучий и в беде, как земная твердь, а не фифка, тощий и бородатый, как заливная щучья гривка.

Лохматый старикан утверждал, что стакан — мера, и называл себя провожающим офицера на морскую помывку.

Вспоминал, что отправлял, тоскуя, как смерть, а полагал — к теще на блины да на побывку.

Сели на рельсе, пели от хмеля песни, как умельцы.

Кутили без бормотухи — пили наливку и мус от преданной дедовой жены — старухи:

— Губы полководца на вкус были кислы: не квас, а плешь или мослы канатоходца, что допрежь для смеха едали с голодухи. А доехал едва ли, раз куски поврозь и в мыле сквозь зубы валились, что волоски с башки, известь со стены или с облезлого козла шерсть. И икал, небось, как самосвал на подъем. А честь? Не при нем! Для резвости — не гож. Молодежь пошла: и мерзости не пригубили, и на трезвого не похож!

Упрашивал его дед остаться. И не на танцы, а на обед:

— Для того, чтобы по-нашему, особо, лапти доплести. Да куда там ребятам до мастерства! Не в кости! Ему в пути ни к чему вдругорядь ни дрова колоть, ни полоть у межи, ни рубежи охранять. Хоть власти не пусти, хоть трава не расти. Хоть морошка. А на подножке вагона он да скажи: «Умирать — не лапти ковырять: Лягте на лавке и лапки — задрать!».

8.

К общему удивлению, и от полковника получали вести: с почтою, оживлением и даже приветом от любовника чужой невесте.

Читали и над конвертом вздыхали, как над паршой:

— Накропал неровно, словно крале: с камуфляжем и большой душой!

Сначала писал, что проезжал город. Намекал, бродяга, на голод, а бумага источала пары икры.

Гадали:

— Не облизали ли осетры?

Потом оповещал, что пристал в другой и здоров, отыскал и кров со столом, и дворец с королевой.

А писал, удалец, как левой ногой иностранец.

Предполагали:

— Не больной ли дрожал палец?

И вдруг — телеграмма с полустанка:

«Аврал! Драма — не пьянка. Хрясь — и нить оборвалась. Фюить! Алкаш подкачал. Без кошелька. Хоронить монеты нету. Пока. Недосуг. Ваш друг.»

Наследники — вскачь, за передники и — в плач. Заказали портрет и букет. Собрали от тоски на венки и ленты. Послали аккредитив. Ждали момента.

Но узнали по радио: жив. Ссадина! И — обругали:

— Рвач! Гадина!

Проверяли в зыбкой надежде:

— Ошибка? Едва ли.

— Прежде или теперь?

Из-за неточной почты не желали потерь.

И вот следом — письмо:

«Пообедал. Любим. От забот отдыхаю. Весной — красным-красно. Люди — перегной и дым. Но одна — нежна. Хата — с краю. Опять нужна доплата. Ерунда. Будем помирать — тогда и горевать».

Подсчитали сроки строже — и не рады: телеграмму и драму отправляли позже. От мороки зашептали по углам:

— Правды — ни там, ни там.

— По миру нам, бедноте, без пути пройти присудят в награду за килограмм усилий.

— Померли те люди, что правду любили!

Затем — еще одно письмо:

«Всем, всем, всем. Люблю горячо. Загораю у огня. Ай-лю-лю бедламу. Разъясняю телеграмму. С краю немножко — оплошка. Хоронить не меня, а монету. А нету — кошелька. А нить — от трусов. Коротка была. Хвала, здоров.»

Закричали:

— Здрасьте! Вот-те раз! А вздыхали о живоглоте!

— Без морали дикобраз!

И от счастья отозвали заказ на букет, портрет и раму.

И вдруг — телеграмма:

«Проклятый головорез исчез без оплаты услуг. Обратиться в больницу. Друг.»

А за ней — иная, переводная, доплатная, из-за границы, но страшней:

«Погиб героем, без боя, в походе, от своего. Ушиб или в роде того. Без валюты — круто».

А прямо за той, ужасной, очередная:

«Одна телеграмма вручена не туда».

А какая, не ясно.

Беда!

А куда она адресована? Кому уготована? И почему возвращена?

Из пыли стена!

— Ну и ну! Происки! — завыли на луну — все.

И засудачили о незадаче, о себе и о судьбе покойника.

И — ну крутиться, как спицы в колесе!

И — ну на поиски полковника!

II. ЖИВОЙ, ДА НЕ СВОЙ

1.

Искать труп — не суп хлебать: невпроворот кладь.

Мертвый предмет мордой привет не передает — гордый!

А вот живое хватать — что мочало мять: на такое никто — не твердый!

И оттого сначала предположили, что пропавший — удал и в силе, здоров, но удрал подальше от врагов.

И опросили — его друзей.

Но получили от них — рой дурных вестей.

Один пробурчал, что кретин не умрет без прикола.

Другой протрубил, что тот дебил полон идей и если пропадет, то из мести уведет за собой города и села.

Третий заметил, что сущий урод — всегда веселый, но идущий по следам мед не пьет, а везет по усам.

Четвертый изрек, что мертвый он будет опасней живого, но срок не истек и люди должны не пугать власть басней о нем, а любого, кто в пальто под стать и в масть лицом, сажать без вины в дурдом.

— Но у подлеца, — предупредил он, — ни рыла не видать, ни лица!

И больше, кроме: «И в дурдоме не трожь его!» — не узнали от приятелей ничего хорошего.

Затосковали искатели горше страшного, издали смех невпопад и стали опрашивать всех подряд.

Тайком, в темноте, обошли врагов.

Те прямиком сказали, что охломон — жив:

— А сбежал генерал от долгов и чужих жен. Из-под земли бы достали, но — вооружен. Нищий — очень, а тыщами ворочает. Вам — едва ли найти. Нам — не по пути!

Втихую, как в плохую кастрюлю, заглянули к Трупу на работу.

Там затянули скупо, не в охоту:

— Чубатый — беда бюрократа. Ходит сюда вроде по субботам, за зарплатой. А сейчас — среда: рано. Вначале и увольняли, да профсоюз твердолобый спас хулигана. А чтобы хам сам с нас груз снял, шанс — мал!

По секрету нашептали, что бездельник пустил в распыл смету на ракету без винта, но не внедрил ни гайки, ни болта. Изобретал зато и без денег, но хуже не слыхали: то металл для пайки аномалий, то веник для водородных деталей, то посуду для голодных, то чудо-мужа для бесплодных гениталий:

— Отшельник, а пропал — от прыти! Ждите событий!

Побывали и у полковничьей крали.

Состояла веселой горничной при генерале и изображала игрунью: встречала с голой грудью без размеров, а под одеялом скрывала от мух двух младших офицеров, уплетавших глазунью.

Но кавалеров называла сволочью и пробой материала: