Джеральд Мартин - Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

• Название: Габриэль Гарсиа Маркес. Биография
• Автор: Джеральд Мартин
• Издательство: СЛОВО
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-387-00279-3

Джеральд Мартин, профессор Питтсбургского университета и эксперт латиноамериканской литературы, потратил 17 лет своей жизни на то, чтобы создать биографию одного из величайших писателей современности — Габриэля Гарсиа Маркеса. В 2006 г. Маркес объявил мировой прессе, что Мартин его «официальный» биограф. Как пишет сам профессор: «Наверно, можно считать, что я — его единственный официально „не запрещенный“ биограф. Это высокая честь».

Много часов Мартин провел в беседах с самим писателем, его родными, переводчиками и ближайшими друзьями, в том числе с Фиделем Кастро. В общей сложности он взял около трехсот интервью. Самым трудоемким, по словам биографа, было разобраться в хитросплетениях многочисленных мифов, которыми окружил себя писатель, ведь «почти каждое значимое событие в своей жизни Маркес описывал то так, то эдак», прибегая к «мистификации и наглому интриганству, чтобы пустить журналистов или литературоведов по ложному следу».

Биография Маркеса дана на фоне истории Латинской Америки, которая представляет для читателя самостоятельный интерес.

---

В начале июня в Мексике Гарсиа Маркес дал интервью журналу Visión. Это — латиноамериканский аналог Time и единственный журнал, который продается на всем континенте (хотя издают его — что довольно-таки символично — в Вашингтоне). Журналистам Гарсиа Маркес сказал, что планирует на два года отправиться вместе с семьей отдыхать «на пляжный курорт возле Барселоны»[780]. Он повторил теперь уже ставшую семейной байкой историю о том, как он начал писать «Сто лет одиночества», когда ему было семнадцать, но этот груз тогда ему оказался не по силам. Он также сообщил нечто удивительное: «Когда я заканчиваю писать книгу, она перестает меня интересовать. Как сказал Хемингуэй: „Каждая законченная книга — это все равно что мертвый лев“. Теперь убить бы слона». Гарсиа Маркес устал от «Ста лет одиночества»! Неужели он это серьезно?! Это его заявление — типичное для падкой до парадоксов журналистики того времени (boutade à la García Márquez[781])[782] перепечатали другие газеты и журналы по всей Латинской Америке. Его высказывание было насквозь противоречивым: он демонстрировал нарочитую беспечность, раздражая своих критиков по этой и многим другим причинам, нагло лицемерил, выдавая свое высокомерие за скромность, и все это выражал в форме хлесткой остроты, позволяющей ее автору избегать агрессии с непринужденной элегантностью Чарли Чаплина, исполняющего пируэт, — и все же в каждом его шутливом заявлении, несомненно, крылась доля истины.

19 июня Гарсиа Маркес вместе с Мерседес отправился в Аргентину навстречу своей судьбе. Плинио Мендосе он признался, что был «напуган, как таракан» и искал «большую кровать, под которой можно спрятаться»[783]. Сначала они полетели в Колумбию, где оставили двух своих сыновей у их бабушки по материнской линии. Мальчики, фактически мексиканцы, вернутся на родину лишь много лет спустя. В самолете, летящем в Буэнос-Айрес, их родители обсуждали планы на будущее, и Мерседес, должно быть, вспомнила про обещания Габо относительно его целей, когда они впервые летели вместе почти десять лет назад. И он сдержал слово: в сорок лет написал «свое лучшее произведение». 20 июня в три часа ночи, спустя три недели после выхода в свет его романа, они приземлились в буэнос-айресском аэропорту Эсейса. Несмотря на то, что Маркес с женой не афишировали свой приезд, по словам Пако Порруа, весь город, казалось, устроил им прием, «мгновенно поддавшись пленительным чарам романа»[784]. Он сам вместе с Мартинесом встретил в аэропорту ни о чем не подозревавшую чету, даже не догадывавшуюся о том, что их жизнь уже изменилась безвозвратно. Маркеса перелет ничуть не утомил, и он с ходу выразил желание посмотреть пампасы и отведать аргентинский стейк[785]. В качестве компромисса они повели его в ресторан на улице Монтевидео. Пытаясь привыкнуть к этому человеку из тропиков, к его нелепой внешности — дурацкая прямая куртка, узкие итальянские брюки, туфли с кубинским каблуком, зубы с черными коронками, — к особенностям его поведения, выражавшимся в странном сочетании нравоучительности и беспечности, они убеждали себя, что именно так и должен выглядеть автор романа «Сто лет одиночества». Что до его жены, она показалась им чудесным видением, этакой америндской[786] царицей Нефертити[787].

Буэнос-Айрес ослепил Гарсиа Маркеса: впервые, по его словам, он видел крупный латиноамериканский город, который не выглядел «незаконченным». Однажды утром, завтракая в кафе на углу улицы, он встретил женщину, у которой в хозяйственной сумке, между помидорами и салатом, торчал его роман. Его книгу, уже ставшую популярной во всех смыслах, воспринимали «не как роман, а как саму жизнь»[788]. Вечером того же дня они с Мерседес пошли в театр «Институто ди Телья», который в то время слыл флагманом культурной жизни Аргентины. Томас Элой Мартинес зафиксировал тот момент, когда Гарсиа Маркес, сам того не ведая, подобно персонажу своего романа Мелькиадесу, навсегда вошел в историю как герой ранее написанного им сюжета: «Мерседес и Габо, в замешательстве от обилия мехов и мерцающих перьев вокруг, направились к сцене. Зрительский зал был затемнен, но их почему-то сопровождал луч света. Только они хотели сесть, как кто-то выкрикнул „Браво!“ и зааплодировал. „За ваш роман!“ — выкрикнул следом женский голос. Весь театр встал. И в тот момент я увидел, как слава в ворохе развевающихся ослепительных простыней, будто Ремедиос Прекрасная, спускается с небес и обволакивает Гарсиа Маркеса колышущимся сиянием, не подверженным разрушительному воздействию времени»[789].

Мартинес говорит, что Гарсиа Маркес оплел своей магией весь Буэнос-Айрес. Однажды вечером, собираясь покинуть прием, проходивший на берегу Рио-де-ла-Плата, он увидел молодую женщину, которая едва не парила от счастья. Гарсиа Маркес сказал: «На самом деле та девушка грустит, просто она еще не понимает, как это можно осознать. Подождите секунду, я помогу ей заплакать». Он шепнул на ухо девушке несколько слов, и из ее глаз безудержным потоком потекли крупные слезы. «Как ты догадался, что ей грустно? — позже спросил я его. — Что ты ей сказал?» — «Я сказал, чтобы она не чувствовала себя такой одинокой; — „А ей одиноко?“ — „Конечно. Назови хотя бы одну женщину, которая не чувствует себя одинокой?“». «Вечером накануне его отъезда, — продолжает Мартинес, — я встретился с ним еще раз — тайком. Ему сказали, что в лесах Палермо[790] есть местечко с темными огненными пещерами, где укрываются влюбленные, чтобы вдоволь нацеловаться. „Это место называют El Tigadelo — „Притон““, — пояснил он. „Villa Cariño — „Уголок влюбленных““, — перевел я. „Мы с Мерседес в отчаянии, — сказал он. — Едва мы пытаемся поцеловаться, каждый раз кто-нибудь да помешает“»[791].

Гарсиа Маркес, конечно, не мог предположить, сколь громкая слава его ожидает, но, вероятно, на что-то подобное все же надеялся. По возвращении в Мехико они с Мерседес, решив воспользоваться своей вдруг обретенной свободой, начали строить планы и сворачивать свои дела. Неожиданно перед ними открылись совершенно новые перспективы, возможно даже финансовое благополучие, и Гарсиа Маркес решил переехать из Мексики в Испанию. Причем немедля.

В Мехико «Сто лет одиночества» был издан 2 июля, спустя шесть лет после того, как Маркес со своей семьей приехал в эту страну[792]. Мария Луиса Элио, которой он посвятил свой роман, вспоминает: «Мы будто с ума посходили. Он принес мне экземпляр своего романа, а потом мы ходили по книжным магазинам, покупая экземпляры для моих друзей и заставляя его их подписывать. Габо сказал мне: „Ты прямой дорогой идешь к финансовому краху“. А я покупала и покупала его роман, пока у меня были деньги. Мы пришли домой к Габо, выпили с Мерседес. На следующий день денег у нас уже не было, впрочем, как и теперь, хотя мы справляемся… Ты, наверно, помнишь эпизод в „Ста годах одиночества“… где идет дождь из желтых маргариток. Так вот, в тот день я купила большую корзину, самую большую, какую смогла найти, и наполнила ее желтыми маргаритками. У меня был золотой браслет, я сняла его с руки и положила в корзину, потом стала искать маленькую золотую рыбку и бутылку виски. Положила все это в корзину, и мы пошли к ним домой»[793]. Эта тенденция обращать реальность в магический мир «Ста лет одиночества» будет нарастать как снежный ком, и вскоре автор и сам уже устанет от всевозможных толкований своего удивительного романа. Он изо всех сил будет стараться уйти вперед от 60-х годов, но его постоянно что-то будет тянуть назад.

1 августа Гарсиа Маркес отправился в Каракас на 13-й Международный конгресс иберо-американской литературы, организованный Питсбургским университетом. Это событие совпало по времени с вручением недавно учрежденной премии имени Ромуло Гальегоса Марио Варгасу Льосе за его роман «Зеленый дом», изданный в 1966 г. Маркес летел из Мехико, Льоса — из Лондона. Их самолеты почти одновременно приземлились в Майкетии, и они — что довольно-таки символично — встретились в аэропорту: в последующие годы обоим много придется путешествовать[794]. В их судьбах и прежде было много совпадений. Теперь же они и поселились вместе. Обоих будет связывать крепкая, но весьма бурная литературная дружба. Гарсиа Маркеса переполняли разноречивые чувства. В сценарии своей жизни он не предусматривал такой возможности — последним прибыть на банкет. Марио Варгас Льоса был на девять лет моложе его, но он с 1959 г. жил в Европе и в Париже и Барселоне познакомился со многими другими писателями. Красивый, галантный, тонкий критик (он готовился к защите докторской диссертации), Варгас Льоса знал, как привести в восторг литературные круги. Рядом с такой несомненной знаменитостью Гарсиа Маркес, новая сенсация, неожиданно занервничал, испугался, стал держаться настороженно. На одном из приемов по его просьбе его венесуэльские друзья повесили объявление «О романе „Сто лет одиночества“ говорить запрещено». Тем не менее перед прессой он паясничал: сказал журналистам с самым серьезным видом, что все его книги написала Мерседес, а его заставила подписаться под ними, потому что они бездарны. На вопрос о том, считает ли он, что местная «священная корова», Ромуло Гальегос, великий прозаик, Маркес ответил: «В его романе „Канайма“ есть описание цыпленка — очень хорошее»[795]. Теперь Гарсиа Маркес общался со всеми, кто хоть что-то собой представлял; теперь, когда появился Гарсиа Маркес, можно было говорить о настоящем буме. С Гарсиа Маркесом все было возможно. Этот человек был магом. Роман его был магическим. И имя у него было магическое — Габо. Один из идолов эпохи Уорхола. Идол не на пятнадцать минут.