Аполлон Коринфский - Народная Русь

• Название: Народная Русь
• Автор: Аполлон Коринфский
• Жанр: История
• Год: 1995
• ISBN: 5—88590—309—3.

Новая серия «Русичи» включает в себя труды дореволюционных и современных исследователей и ученых, занимающихся вопросами культуры, этнографии, истории России, русского фольклора, быта и обрядов. Ее открывает работа А. А. Коринфского «Народная Русь», впервые изданная в 1901 году в Москве, когда-то широко известная, но незаслуженно забытая в родном отечестве на многие десятилетия и, наконец, снова увидевшая свет. Богатый фактический материал, любовь к земле русской, к простому народу, к родному языку — все это не оставит читателя равнодушным.

---

«Видно» — говорил в XVIII-м веке о своей пастве святитель Тихон I-й воронежский[52], - «что древний некакий был идол, прозываемый именем Ярило, который в сих странах за бога почитаем был, — пока еще не было христианскаго благочестия. А ныне праздник сей, как я от здешних старых людей слышу, называют игрищем, которое издавна началось и год от году умножается, так что люди ожидают его, как годового торжества. Но, когда он приспеет, то убираются празднующие в лучшее платье. Начинается он в среду или в пяток по сошествии Св. Духа и умножается через следующие дни, а в понедельник первый поста сего (Петрова) оканчивается»…

А в это время в Воронеже разодетые толпы праздного народа сходились на городскую площадь. Здесь решалось, с общего согласу: кому ходить в этом году за Ярилу. Выбранного заместителя веселого бога стародавней посельской Руси наряжали в пестрый кафтан, обвешивали лентами и цветочными перевязями, прикрепляли к рукавам и полам бубенчики-колокольчики, голову накрывали разукрашенным колпаком бумажным с петушиными перьями, а в руку давали деревянную колотушку — олицетворение громовой палицы. Под стук, крик и гром шествовал «Ярило» по площади, пел, приплясывал, увеселяя и без того веселую, предававшуюся хмельному разгулу толпу. Длился разгул до глубокой ночи, переходя иногда в разнузданное игрище, вызывавшее со стороны богобоязненных домовитых людей-семьян не лишенные справедливости нарекания.

По другим местам (в Малороссии) «хоронили Ярилу». Для этого клали особо приготовленную куклу, долженствовавшую изображать веселого Яр-Хмеля, в гроб-колоду и носили по улицам с причетами заунывными. Бабы подходили ко гробу и «плакали голосом». Мужики поднимали куклу, трясли ее и, как будто стараясь разбудить, приговаривали: «Баба не бреше, вона знае, що ий солодче меду!» Бабы продолжали голосить навзрыд. Наконец, гроб закапывали в землю и принимались справлять по похороненном веселую тризну разгульную, — словно с той целью, чтобы поскорей забыть о причиненном смертью веселого Яр-Хмеля горе-гореваньице. Быть может, об одной из подобных тризн писал в XVI-м веке игумен Памфил[53] в своем псковском послании: «… и тогда во святую ту нощ мало не весь град взмятется и возбесится. Стучать бубны и глас сопелий и гудуть струны, женам же и девам плескание и плясание, и главам их накивание, ушам их неприязнен клич и вопль, всескверненныя песни, бесовская угодия свершахуся, и хребтом их вихляние, и ногам их скакание и топтание; туже есть мужем же и отроком великое прельщение и падение, но яко на женское и девическое шатание блудно им возрение; такоже и женам мужатым беззаконное осквернение и девам растление»… Все это не могло не оскорблять христианского нравственного чувства прежде всего потому, что совершалось во дни, на которые, по уставу церковному, возлагалось приготовление к посту, соединенное с молитвами к Собору Всех Святых.

Упоминаемые в Несторовой летописи «игрища межю селы», на которых радимичи[54], вятичи[55], северяне[56] и древляне[57] «умыкаху жены собе», по времени и обстановке как нельзя более совпадали с теми же гульбищами в честь веселого Ярилы.

Стародавний, освященный веками обычай, многие и многие годы спустя после исчезновения из памяти народной первобытного брака-умыкания, заставлял матерей еще не так давно (в конце XVIII-го столетия) посылать девушек «невеститься» на ярилины игрища. На последних допускалось самое свободное обращение молодежи обоего пола между собою. В память этого еще и теперь в начале Всесвятской недели происходит местами «смотрение невест», для чего последние сходятся в зеленой роще и проводят целый день в играх да песнях; а парни ходят — высматривают каждый пару себе по сердцу. При этом, впрочем, все сопровождается полной благопристойностью. Собравшимися затевается игра «в горелки». Высмотревшие себе невест становятся попарно с приглянувшимися им девицами в длинный ряд; один из них, которому выпадет жребий «гореть», выступает вперед всех и выкликает: «Горю, горю, пень!» — «Чего ты горишь?» — спрашивает его какая-нибудь девица-красавица. — «Красной девицы хочу!» — «Какой?» — «Тебя, молодой!» После этого одна пара бросается в разные стороны, стараясь снова схватиться руками, а «горевший» пытается поймать девушку прежде, чем она успеет сбежаться со стоявшим с нею раньше парнем. Если «горящий» поймает девушку, то становится с ней в пару, а оставшийся одиноким «горит» вместо него; а не удается поймать, — он продолжает гоняться за другими парами.

На Всесвятской (Ярилиной) неделе, по суеверному представлению народа, особенно неотразимую силу имеют всевозможные любовные заговоры — на присуху, на зазнобу да на разгару. «На море на Кияне», — гласит один подобный заговор, — «стояла гробница, в той гробнице лежала девица, раба Божия (имярек)! Встань-пробудись, в цветное платье нарядись, бери кремень и огниво, зажигай свое сердце ретиво по рабе Божием (имярек) и дайся по нем в тоску и печаль!» В другом заговоре развивается более широко та же основная мысль: — «Встану я, раб Божий, и выйду в чистое поле. Навстречу мне Огонь и Полымя и буен Ветер. Встану и поклонюсь им низешенько и скажу так: гой еси, Огонь и Полымя! Не палите зеленых лугов, а ты, буен Ветер, не раздувай Полымя, а сослужите службу верную, великую: выньте из меня тоску тоскучую и сухоту плакучую, понесите ее через боры — не потеряйте, через пороги — не уроните, через море и реки — не утопите, а вложите ее в рабу Божию (имярек) — в белую грудь, в ретивое сердце, и в легкие и в печень, чтоб она обо мне, рабе Божием, тосковала и горевала денну и ночну и полуночну, в сладких ествах бы не заедала, в меду, пиве и вине не запивала!» Третий заговор заканчивается еще более определенной картиною: «… как всякий человек не может жить без хлеба, без соли, без питья, так бы не можно жить рабе Божией без меня, раба; сколь тошно рыбе жить на сухом берегу без воды студеныя, и сколь тошно младенцу без матери, а матери без дитяти, столь бы тошно было и ей рабе Божией (имярек) — без меня, раба»…

Лихие люди, умышляющие злобу на своего ближнего, «вынимают след» у него в эти дни, и, по преданию, это является особенно действенным средством. Чтобы избавиться от такого чарования, многие — по свидетельству Н. И. Костомарова[58] служат молебны с водосвятием и кропят «свяченой» водою в день Всесвятского заговенья все, что их окружает.

Есть местности, где Ярилин праздник начинается тем, что девушки — целым хороводом — выбирают из себя одну, наряжают ее всю в цветы и сажают на белого коня. Все участницы игрища одеты в праздничные наряды, с венками из полевых цветов на головах. На Белой Руси поют при этом песню о боге-Яриле и его радошном-веселом хождении по свету белому:

«А гдзеж ен нагою —
Там жито капою,
А гдзеж ен ни зырне —
Там колас зацвице!..»

И были дни, по словам все знающих, всякий сказ помнящих старых людей, когда перед искрящимся вешней цветенью взором Ярилы — бога плодотворения земного — все цвело-колосилось.

Всесвятские народные гулянья во многих местностях справляются по кладбищенским погостам. Проводы Ярилы — одновременно и проводы весны. В степных губерниях по селам происходит на Всесвятское заговенье развивание венков. Деревенская молодежь — женщины, девушки, парни и ребятишки — гурьбой идет на реку, или на родник, со своими завитыми перед Троицею березовыми венками. Водятся хороводы; затем — венки бросаются в воду. Парни достают венки приглянувшихся им девушек; те отдаривают их поцелуями. Каждый получивший такой поцелуй считается «кумом» поцеловавшей женщины, а для девушки — «красным молодцем». Все поют и пляшут в венках на голове, потом — возвращают венки, кому какой следует. Женщины немедленно развивают свои, девушки — несут домой, где хранят их до будущей «радости»-свадьбы. В Симбирской и Костромской губерниях на Всесвятское заговенье еще совсем недавно возили по деревенским улицам в телеге, запряженной гусем-парою лошадей, чучело Ярилы, — причем куклу держала на коленях старуха старая. Вечером «Ярилу» топили в реке.

В ярославском Пошехонье воскресенье «Всех Святых» зовется «крапивным заговеньем». В этот день парни и девушки красные, собирающиеся на гулянку, жгут друг дружку крапивою. Этот обычай является пережитком древних «русальих проводов», первоначально приурочивавшихся к купальским игрищам, а затем перенесенных на Всесвятское воскресенье.

Почти повсеместно сохранился древний обычай — ходить на Всесвятской неделе в гости к покойникам, на могилки. Здесь все угощаются, оставляя чем угоститься и лежащим в земле сырой. Нищая братия собирает в эти семь дней обильную дань от щедрот православных. Местами угощают не одних покойников, но и домовых: уходя из дому, оставляют стол накрытым и уставленным различными кушаньями и напитками. Великое счастье ожидает, по народному поверью, того домохозяина, который вернувшись домой, найдет все приеденным и выпитым.