Аполлон Коринфский - Народная Русь

• Название: Народная Русь
• Автор: Аполлон Коринфский
• Жанр: История
• Год: 1995
• ISBN: 5—88590—309—3.

Новая серия «Русичи» включает в себя труды дореволюционных и современных исследователей и ученых, занимающихся вопросами культуры, этнографии, истории России, русского фольклора, быта и обрядов. Ее открывает работа А. А. Коринфского «Народная Русь», впервые изданная в 1901 году в Москве, когда-то широко известная, но незаслуженно забытая в родном отечестве на многие десятилетия и, наконец, снова увидевшая свет. Богатый фактический материал, любовь к земле русской, к простому народу, к родному языку — все это не оставит читателя равнодушным.

---

Сентябрь — конец полевых работ: остается во время него в поле разве одну «зябь зябить» (запахивать землю под пар, на весну), да жнивье выжигать, стадами утолоченное. О последнем и вспоминает деревня в поговорке: «В сентябре — огонь и в поле, и в избе». К 1-му числу сентября — последний досев ржи для самого неторопливого хозяина-пахаря. «Семен-день — севалка с плеч!» — говорят в народе, убежденном, что позже этого срока, установленного многоопытными и богобоязненными дедами-прадедами, и сеять грешно. «Семен-день — и семена долой!», «На Семен-день до обеда сей-паши, а после обеда на пахаря вальком маши!» — приговаривает посольский люд, провожающий об эту пору лето, встречающий осень, торопким шагом идущую на поля, орошаемые не одним дождем-росой, а и трудовым потом многомилионноголового правнука богатыря-пахаря Микулы-свет-Селяновича. В сентябре, в каждый ведреный день, гудит ток на гуменнике от цепов: спешная молотьба-«сыромолот» идет. «Сиверко, да сытно!» — замечает народ о сентябре в урожайные, благословенные Богом, годы: «Холодненек сентябрь-батюшка, да кормить горазд!» По меткому выражению русского пахаря, «выросшего на морозе», его, мужика, — «не шуба греет, а цеп-молотило». У него, по пословице, «покуда цеп в руках, потуда и хлеб в зубках»; плох тот молотильщик, о котором сложилось в народе крылатое словцо — «Не столько намолотил, сколько цепом голову наколотил!» Во время осенней молотьбы нередко среди деревенского люда можно и теперь еще услышать старые загадки об орудии, добывающем из колосьев хлеборобу-пахарю дар Божий. Вот некоторые из них, идущие от самой глубокой старины стародавней, являющиеся в то же время любопытными образцами народного звукоподражания: «Потату-потаты, токату-такаты, а яички ворохом несутся!», «Пришла кувахта, просит мутавта. На что тебе мутавта? Гоголя бить, младожа кормить!», «Бились кругом, перебились кругом, в клеть пошли — перевешались!», «Вверх турлы, вниз турлы — по тем турлам пройти нельзя!» (цепы).

В сентябре, по примете, «всякое семя из колоса наземь плывет»: плохо тому хозяину, на свой горб худому работнику, у которого какое-нибудь зерно застоится на корню после Семена-дня не только в поле, но и на огороде. «Не время в поле жать, когда бабам по заполью впору льны стлать!» — говорит сельскохозяйственный опыт, проверенный годами да годами, — говоря, приговаривает: «Лен стели к бабьему лету, а подымай к Казанской!» (осенняя Казанская — 22-го октября), «Бабье лето — бабий праздник, бабьи работы!», «Кто о бабьем лете жать-косить пойдет, того не то что мужики, а и бабы засмеют!» По старинному поверью, к 1-му сентября последние запоздавшие к отлету за сине море ласточки спать на зиму в озера ложатся, — откуда в весеннее водополье, при первом взломе льда, все разом в поднебесную высь поднимаются. Черт в эту пору воробьев-домоседов, остающихся на Руси зябнуть зиму-зимскую, меряет четвериками: «сколько выпустит на волю из-под гребла, столько и разлетится по своим по застрехам, а всем остальным — тут и смертушка!» Семен-день — осеннее новоселье. «Счастливое новоселье — сухая осень, коли на Семена сухо!» — говорят старые, памятующие всякую примету люди. Начинаются с этой поры бабьи супрядки, посиделки да беседы. «Первые засидки — новый огонь в избе». В старину добывался из суха-дерева этот первый осенний огонь «засидочный», бережно хранился от вечера до утра, от утра — до вечера в продолжение всей осени и зимы, до самой весны, задувающей вечерние огни по деревням. В иных глухих местах Руси великой перед первыми осенними засидками и теперь еще с тлеющею головней в поле («на постать») ходят, — окуривают ниву в предохранение от всякого попущения, «от лиха, притки и призора». Но и этот обычай доживает свои последние-остатние дни. Много и других поверий, примет-обычаев связано в народной памяти с Семеном-днем (см. гл. XXXVIII).

2-го сентября — «Федота и Руфины, не выгоняй со двора поутру скотину: выгонишь — беду нагонишь!» Потому-то придерживающиеся дедовских поверий хозяйки и не выпускают в этот день на пастьбу вплоть до полудня ни коров, ни овец. Следом за этим приметливым днем — Домнин, на который с утра до ночи прибирают бабы всякую рухлядь в доме, припасая себе этим благополучие и спорину во всем на целую осень. За св. Домною — Вавила-священномученик по народной Руси идет. «На Вавилу вилы празднуют — впусте лежат!» — говорят в народе. Но в этот же день — другой, большой (во многих селах храмовой-престольный) народный праздник: «Неопалимая Купина», в честь соименной с ним иконы Божией Матери. Поются в этот день по деревенским церквам молебны — общие и заказные, от усердия прихожан, верующих, что этими молебнами ограждаются не только их хаты и гумна от огня-пожара, но и сами они вместе со всей «скотинкой-животинкой» — от огня-молоньи. Помогает, по народному поверью, икона этого праздника и во время самого пожара: если, с верою, поднимать ее к пылающему зданию, то она от соседних построек огонь отводит. Во многих местностях 4-го сентября совершаются, с той же верою, крестные ходы вокруг сел-деревень. «Огню не верь», — говорит седая народная мудрость, — «от него только одна матушка Купина Неопалимая спасает!», «Огню Бог волю дал!», «Не топора бойся, а огня!», «Солома да дерево с огнем не дружатся!», «Не с огнем соваться к пожару!», «Огонь — не вода, пожитки не всплывают!» Не от одного пожара молят в народной Руси Купину Неопалимую: идет к ней молитва пахаря и от огневицы болести, и от антонова огня, и от огневика-летучего (сыпь). «Огонь-огонь, возьми свой огник!» — причитают в последнем случае, высекая огнивом над болящим искры из кремня: «Матушка Богородица, Купина Неопалимая, глубина необозримая! На болесть лютую призри, смертью не опали! Сирот не обездоль, утиши-уйми злую боль — на вековечные веки!»

5-е сентября — день, посвященный памяти пророка Захарии и праведной Елисаветы, родителей Крестителя Господня, — считается счастливым для предсказаний. Памятуя об этом, многие суеверные люди посещают на него ведунов и знахарок, принося им разные новины деревенские — один от достатка своего, другие — от своей беды лихой. Через сутки после этого дня — «Луков день» (памяти преп. Луки). На него идет во многих местах торг «репчатым» луком — плетеницами. «Кто ест лук, того Бог избавит от вечных мук!» — гласит одно из сложившихся среди лукоторговцев изречений. «Лук — от семи недуг!», — вторит ему другое. За ним следует целый ряд в таком роде: «Лук с чесноком родные братья!», «Лук да баня все правят!», «В нашем краю — словно в раю: луку да рябины не приешь!» и т. п. Ходят в народной Руси и такие приуроченные к луку поговорки, о которых не всегда любят торгаши вспоминать, — как, например: «Луком торговать — луковым плетнем (мочалом) и подпоясываться (т. е. бедно жить)!», «Людской Семен, как лук зелен, а наш Семен — в грязи завален!»

Существует поверье, что, если испечь хоть одну луковицу раньше, чем лук будет собран с огорода, то весь он посохнет. Потому-то зорко и сторожат огородники-лукари свои грядки от всякого злонамеренного человека, могущего причинить такое лихо. Загадки загадывают о луке такими словами: «Сидит тупка в семи юбках; кто ни глянет, всяк заплачет!», «Пришла панья в красном сарафане; как стали раздевать — давай плакать и рыдать!», «Сидит дед, многим, платьем одет; кто его раздевает — от радости слезы проливает!», «Стоит поп низок, на нем сто ризок; кто ни взглянет, всяк заплачет!», «Что без боли и печали приводит в слезы?», «Мех на меху, солдат наверху!» и т. п. Любители лука отзываются о нем с умилением: «Голо, голо, а луковку во щи надо!», «Вот тебе луковка попова, облуплена-готова; знай, почитай, а умру — поминай!», «Кому луковка облуплена, а нам тукманка не куплена!» Более всех считаются лакомыми на лук боровичане-новгородские, — «луковниками» так и слывут они в народной Руси. «Луку! Зеленого луку!..» — насмешливо кличут вослед и навстречу им на чужой стороне.

За Луковым — Аспосов день, праздник Рождества Пресвятыя Богородицы, именуемый также и «Малой Пречистою» («Большая Пречистая» — праздник Успения). На него встречает народ с особыми обычаями «матушку-осенину». В старые годы в этот день сходилась к новобрачным родня богоданная и кровная, созывающаяся «навестить молодых, посмотреть на их житье-бытье, поучить уму-разуму». Угощались честные гости званые праздничным обедом, показывалось им — сытым-пьяным — все молодое хозяйство: рухлядь всякая во дому, жито в закрому, упряжь в сараях. Все это сопровождалось поднесением пива, — причем иные краснословы приговаривали: «Аспосов день — поднесеньев день. Лей, лей, кубышка! Поливай, кубышка! Пейте, гости, пейте — хозяйского добришка не жалейте!»

За Малой Пречистого, в девятый день сентября-листопада, — чествуется Православной Церковью память святых Богоотец Иоакима и Анна. В этот не запечатленный особыми поверьями и обычаями в изустном простонародном дневнике, но твердо памятуемый убогими певцами — каликами перехожими день в посельской глуши еще и теперь можно услышать умилительное воспевание стиха духовного о «Христовых праотцах». Стих этот начинается цветистой запевкою: «Живоноснейший сад, одушевленный град, град богосозданный, его же украси Господь и возвыси, чтем лик богозванный, собор Богоотец и святых Праотец. Богопреображенный, песньми и хвалами, сердцем и устнами, первее рожденных». Затем — вслед за этим двенадцатистишным вступлением, идет длинный перечень имен, с приуроченными к каждому из них величаниями: «Перваго Адама, от Бога созданна, Того же руками праматере Еву, жизнь реченну, перву с дщерьми и сынами. Авеля претверды по смерти победы кровию гласяща; Сифа же преумна и благоразумна, письмены светяща; мужа благосерды Еноса надежды и со небопарным (воспарившим-вознесшимся на небо) великим Енохом, Ноем патриархом, всех нас отцем славным. Сима срамочестна, Афета пречестна, с теми иерари — Мелхиседек славный, Авраам преславный чтется патриарха. Чтет и Исаака верных душа всяка, с Наумом боговидным, с Иаковом бодрым, Иовом предобрым, долготерпеливым, дванадесяточтен лик благоукрашен патриарх святейших семя Авраамско, священие царско, бого-почтеннейших. Иосиф Прекрасный, в премудрости ясный, сониям провидец; Аарон священный и богоспасенный Моисей Боговидец; и Ор Добронравный, Веселеил славный…» В заключительном звене этой цепи имен поминаются: «Зоровавель драгий, Иосиф преблагий, Иоаким, Анна, Сарра и Ревекка, Мариам, Девора, с теми и Сусана». В безвестном, слившемся со стихийной народною творческой волною слагателе этого стиха, несмотря на значительные неточности, замечаемые в последнем, виден человек, сведомый в книжном деле, но и в то же самое время еще не вполне оторвавшийся от плодородной почвы народного миросозерцания.