Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

• Название: В тайге стреляют
• Автор: Юрий Шамшурин
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1969

Повесть Ю. Шамшурина посвящена событиям гражданской войны в Якутии. Коренное население — якуты-охотники, обманутые местными богатеями-тойонами, — вступает в белоповстанческие отряды. Неграмотные, забитые бедняки, опутанные религиозными и родовыми предрассудками, первое время не понимают, что борются против власти трудового народа. О постепенном пробуждении их классового самосознания и повествует книга «В тайге стреляют».

Ю. Шамшурин много лет прожил в Якутии и хорошо знает жизнь и обычаи этого края.

Первая часть повести под тем же названием выходила в 1967 году в издательстве «Советский писатель».

---

С юношеской горячностью и самоотверженностью Тепляков отдался революционной деятельности. По заданию местного комитета РСДРП он распространял листовки, расклеивал воззвания и прокламации. С помощью товарищей овладел грамотой и все свободное время отдавал книгам.

Первый раз «фараон» поймал его с листовкой в руке и отвел в околоток. Там, состроив глупое лицо и сославшись на неграмотность, Тепляков побожился, что подобрал эту «гумажку» на тротуаре свертывать цигарки. Ему поверили. Полицейский чин ограничился зуботычиной и посоветовал парню больше щупать девок, чем собирать всякие злокозненные листики, которые подбрасывают смутьяны.

Немного погодя Теплякова арестовали за революционную пропаганду в своем депо. Мастер-немец случайно подсмотрел, куда Георгий прятал прокламации, и выдал его. Год Тепляков отсидел в тюрьме. Затем его по причине политической неблагонадежности отправили по этапу в Якутскую область и поселили в глухом наслеге, где не было ни одного русского. Примерно через месяц слава об искусном кузнеце из «сударских» разнеслась по всему улусу. А через полгода Тепляков совершенно свободно изъяснялся с якутами на их родном языке и пользовался у местных жителей огромным авторитетом...

Первое время Назарка терялся, робел. Ему представлялось, будто красноармейцы удивительно схожи между собой, особенно в доме, и он путал их. Все в одинаковых гимнастерках, подпоясаны одинаковыми ремнями, у всех стриженые головы.

Дни летели незаметно, заполненные необычным, волнующим содержанием. Назарка попал в отряд Фролова в студеном феврале и ахнул, узнав, что уже на вторую половину перевалил месяц рождения жеребят[38]. Сколько нового, сказочно необычного узнал Назарка, сколько русских слов выучил!

Разве сейчас без смеха вспомнишь, как впервые он мылся в бане? До чего же глуп был!.. К приземистому, вросшему в землю домику без крыши, стоявшему на отлете, они пришли отделением и тесно набились в полутемную клетушку. Дядя Гоша сказал Назарке, что это предбанник. Весело гогоча и перекидываясь шутками, красноармейцы — вполне взрослые мужчины — быстренько разделись догола. Назарку тоже заставили снять с себя всю одежду, хотя он и не видел в этом никакой надобности: в предбаннике было мозгло, сыро и весьма прохладно. К груди красноармейца Ларкина прилепилась какая-то птица с распростертыми крыльями, хищно оскаленным клювом и растопыренными когтистыми лапами. Назарка с суеверным страхом уставился на диковинную птицу, сумевшую каким-то образом впиться в человеческое тело.

«Это — хотой[39]!» — подумал он и невольно отступил от Ларкина. Тот перехватил недоуменный Назаркин взгляд, звонко шлепнул себя по груди и пояснил:

— По классовой несознательности царского зверя разрешил наколоть! В моряках тогда служил, на славном Балтийском флоте. А моряк без татуировки — салага!.. Теперь ничем не отскоблишь, хоть шкуру снимай!

Затем Тепляков повел Назарку в следующее помещение, откуда тянуло приятным теплом и застоявшейся прелью. Едва он приоткрыл дверь, его обдало горячим и влажным воздухом. Назарка отпрянул было назад, но отделенный предусмотрительно крепко ухватил его за руку — не вырвешься! Смутно различимые за паром, привидениями мелькали нагие бойцы. Шуму и гаму здесь было еще больше, чем в предбаннике. Кто-то невидимый взвизгивал и ухал, будто филин. Другой хохотал, словно ему щекотали пятки. В углу негромко пели.

Тепляков усадил Назарку на скользкую скамью и поставил шайку с горячей водой.

— Мойся! — коротко приказал он.

Дядя Гоша взял темный, неприятно пахнущий кусок и начал ожесточенно натирать им волосы. Потом не менее яростно принялся скрести голову ногтями. И удивительное дело — волосы его тотчас скрыла белая пелена, совсем как кёрчах — взбитые сливки. Назарку взяло любопытство, уж очень аппетитный у них вид, и он попробовал пену на вкус. Сморщившись, выплюнул. Она была горькая-прегорькая, хуже тальниковой коры. И вдруг что-то едкое попало в глаза. Назарка начал отчаянно тереть их кулаками. Однако боль быстро усилилась до того, что парень не вытерпел и завыл истошным голосом.

«Зачем это людям надо? — сердито подумал Назарка, когда дядя Гоша сполоснул ему лицо холодной водой из ушата. — А может, и надо... Без пользы кто бы стал себя мучить?»

На ступенчатом возвышении, которое называли «полок», Назарка чуть не задохнулся. А когда еще поддали пару, он подумал, что умирает: в голове мутилось, грудь сжимало. Никакие увещевания дяди Гоши не помогли. Назарка перелез на пол, поближе к заледенелому окну, от которого наносило прохладой. Лишь здесь он почувствовал некоторое облегчение.

Потом Тепляков, румянотелый, довольный, разложил Назарку на скамье и так натер его вихоткой, что кожа стала яркая, словно переспелая хаптагас[40]. Кричать Назарка уже не смел — стыдно. Поэтому он лишь сопел да кряхтел.

— С часа рождения твоего родители, похоже, не купали! — добродушно приговаривал Тепляков, смывая с Назаркиных боков застарелую грязь. — Ишь, сколько накопилось. Залежи!

— Летом в озере иногда плавали, — сказал Назарка.

После бани у Назарки появилось ощущение, будто с него сняли тяжелый, намозоливший плечи груз. В теле была не испытанная доселе, будоражащая легкость. Хотелось прыгать, скакать, кувыркаться. И дышалось удивительно свободно, всей грудью, которая как бы увеличилась в объеме.

— Кулун тутар... март... бюттэ... кончал! — с улыбкой произнес Назарка и до отказа развел руки в стороны.

Тепляков задумчиво посмотрел вокруг, потер ладонь о ладонь и сказал:

— Верно, Назарка. И здесь весна заняла исходные позиции. Теперь вперед, только вперед — ломать рога быку-зиме! Значит, и нам повольготнее станет. А то в морозы дюже трудно!

Действительно, на южной стороне домов, заборов, амбаров проступили первые черные отметины — подтаяло под лучами солнца. Над такими местами в часы пригрева едва заметно курился пар и бесследно исчезал, уносимый невидимым воздушным потоком. Снег, набившийся за зиму в пазы стен, в щели заплотов, словно защищаясь от тепла, обволакивался узорным кружевом инея. Чуя приближение лучших времен, ожило воробьиное племя. Пичужки громко, задиристо чирикали, задрав хвосты, носились друг за другом. А под застрехами, где особенно припекало, они рассаживались рядком, взъерошив перышки, вбирали в себя тепло, пока еще скудно посылаемое солнцем.

За этот месяц Назарка узнал больше, чем за всю свою недолгую жизнь, наполненную сплошными невзгодами. Оказывается, Земля столь огромна, что даже невозможно себе представить. Назарка и сам знал, что она велика. От их наслега до города и то вон сколько, а до конца тайги? Попробуй измерь! Но то, что Земля круглая, просто не укладывалось в голове... Далеко-далеко от Якутского края, так далеко, что, пожалуй, за зиму и лето туда не добраться, есть знаменитый город. Люди называют его Москва. Дядя Гоша рассказывал, будто в том городе, куда ни кинь взгляд, — дома, дома и дома. Многие из них даже составлены друг на друга.

Чудно Назарке. Как это юрту на юрте или хотон на хотоне пристроить? И зачем? Неужели людям места не хватает? Если в самом деле там так уж тесно, почему в тайгу не кочуют?..

Самое главное — в Москве живет лучший друг хамначитов и бедных — Ленин. Назарка о Ленине слышал. Наверное, нет такого якута, который бы о Светлом Человеке не знал. Его ждут в каждом наслеге, в каждой семье. Он принесет радость и счастье всем неимущим и обездоленным.

— Когда Светлый Человек к нам придет? — доверчиво прильнув к Теплякову, спросил Назарка. — Много про него и разное говорят...

— Когда приедет Владимир Ильич в Якутию — не знаю. Да и вряд ли приедет. Если бы ты хоть чуточку представил себе, сколько у него забот и работы!.. Ленин нас к вам прислал, народу твоему помочь бороться против тойонов и других угнетателей.

Назарке полюбились беседы с дядей Гошей. Он свободно владел якутским языком и все очень просто, доходчиво объяснял. Правда, Назарка не всегда мог определенно представить себе то, о чем рассказывал Тепляков... От него Назарка узнал, что много, много людей, побольше, однако, чем деревьев в тайге, поднялись на борьбу с разжиревшими кровососами, тойонами. Это Ленин их научил. Тойонов тех зовут помещиками и капиталистами и еще — буржуями и контрой. Тут вроде бы ясно. Помещик он или капиталист — все едино похож на тойона Уйбаана или на его сына Павла.

А вот что такое «революция», «гражданская война», «коммунизм», Тепляков Назарке поначалу никак втолковать не мог. Видимо, что-то уж слишком мудреное. Но Назарка не унывал. Дядя Гоша сказал, что ему надо овладеть грамотой. Тогда и загадок никаких не останется.

Общими усилиями красноармейцы переобмундировали своего любимца. Из кавалерийской шинели Фролова с обгорелой по низу полой перекроили для Назарки шинель по росту. Благо, теплое время близится — не замерзнет парнишка. На ноги невесть где раздобыли маленькие, почти не ношенные валенки с красными узорами. Нашлась гимнастерка и объемистые брюки-галифе, складками наползающие на колени. И как сюрприз — новенький, приятно пахнущий кожей ремень с блестящей пряжкой.