Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

• Название: В тайге стреляют
• Автор: Юрий Шамшурин
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1969

Повесть Ю. Шамшурина посвящена событиям гражданской войны в Якутии. Коренное население — якуты-охотники, обманутые местными богатеями-тойонами, — вступает в белоповстанческие отряды. Неграмотные, забитые бедняки, опутанные религиозными и родовыми предрассудками, первое время не понимают, что борются против власти трудового народа. О постепенном пробуждении их классового самосознания и повествует книга «В тайге стреляют».

Ю. Шамшурин много лет прожил в Якутии и хорошо знает жизнь и обычаи этого края.

Первая часть повести под тем же названием выходила в 1967 году в издательстве «Советский писатель».

---

— Отделенный, что ты предлагаешь?

— Теперь никакого сомнения — тайная организация существует! Они должны выступить против нас.

— Ты определеннее, определеннее, товарищ Тепляков! Решение необходимо принять немедленно!

— Мы нанесем удар первыми, — продолжал Тепляков.

— По кому? — раздраженно спросил Чухломин.

— По скрытым врагам, которые намечают в нужный момент выступить против нас, — не меняя тона, ответил Тепляков. — Не столь уж велик город, чтобы мы ничего не могли узнать о его обитателях. Кое-что проведали, кого следует взяли на заметку. Подозрительных не так уж сложно будет изолировать. Обезопасим себя от удара сзади. Вообще-то обыски следовало произвести заблаговременно. Прошляпили! Видишь, они даже гранатами запаслись, а у нас их... Впрочем, еще не опоздали — обезоружим!

Комиссар сгреб в пригоршню свои усы, подергал, будто проверял, прочно ли они держатся. Перечел следующий документ, извлеченный из объемистого кошелька. Он, подобно школьнику, водил по строчкам пальцем и смешно шевелил оттопыренными губами.

— Убитый служил в третьем стрелковом полку первой сибирской армии генерала Пепеляева! — объявил Чухломин. — Залетная птичка!

— У кровавого адмирала Колчака работал человек, бумаги которого ты принес. Он был офицером, все равно как у нас командир, — пояснил Тепляков Назарке.

— Надо немедленно принимать меры! — секанул Чухломин воздух ладонью. — Отделенный, живенько мобилизуй своих орлов, и — ходом сюда! Купчики-перекупчики еще в постельках нежатся. С перин поднимать будем. Не может того быть — выудим контру! Обезвредим!.. Ну, спасибо тебе, маленький якутский воин! Благодарю за храбрость! — Комиссар с чувством пожал Назарке руку, привлек к себе и обнял. — Самое сложное, опасное — не знать замыслы и намерения противника! Тогда все равно что слепой — ощупью действуешь!

Фролов и Тепляков ушли. Чухломин достал кисет с кисточками на концах завязок, оторвал лоскуток газеты, но папиросу свертывать не стал. Отложил курительные принадлежности на скамейку. Заговорщицки подмигнул Назарке:

— Не побаловаться ли нам чайком, пока командиры народ собирают? — спросил он и сам себе ответил: — Нутро прогреть полезно, а подчас просто необходимо для укрепления здоровья! Таковы дела, Никифоров!.. Алеша, как там с кипяточком? — крикнул комиссар в приоткрытую дверь и, получив утвердительный ответ, повел оробевшего, застеснявшегося Назарку на кухню. Чего там скрывать, побаивался Назарка большого начальника с пронизывающим взглядом глубоко посаженных глаз. Оставшись один на один с комиссаром, он почувствовал себя стесненно и неуютно.

— А ты отчаянный парнишка! — уважительно заметил Чухломин, разливая по кружкам крепко заваренный чай. — Со временем можешь стать толковым командиром Красной Армии. Только много и, главное, с желанием надо учиться... Грамотный?

Назарка не понял комиссара и виновато улыбнулся.

— Читать, писать умеешь?

Чухломин длинным тонким пальцем показал, как пишут. Назарка отрицательно помотал головой. Голод давал себя знать. Назарка кончиком ножа подцепил кусочек масла, придавил его к зачерствевшему ломтю хлеба и сунул в рот.

— Беда невелика — научишься! Скоро все грамотными станут. Так партия наметила. Вот одолеем врага... — Чухломин стиснул эмалированную кружку ладонями, проговорил, обращаясь к Назарке, но, по-видимому, скорее отвечая своим мыслям: — Много учиться надо, Никифоров, чтобы сделать жизнь красивой, содержательной, нужной другим. Именно другим! Без этой задумки и носы кровенить не стоило. Сам о себе каждый как-нибудь сумеет побеспокоиться. — Чухломин помолчал, прислушиваясь, не идут ли красноармейцы, но кругом было тихо. Затем, перемежая глотки чая с затяжками табачного дыма, продолжал: — Если бы ты мог представить себе, друже, насколько противник хитер, изворотлив и коварен! Он использует всякую ошибку, малейшую неточность или оплошность. Он способен набросить на себя любую личину и внезапно появиться там, где его совершенно не ждешь. Классовая борьба — самая непримиримая и ожесточенная. Тут человеческое нутро выворачивается наизнанку. Тут середины быть не может — или победа или гибель... Где же они?! — Чухломин поморщился и кашлянул. — Давно пора быть! Совсем рассвело уже!.. Грамотой овладеешь, многое поймешь, во многом разберешься, Никифоров!

— Идут! — взглянув в окно, радостно возвестил Назарка и начал напяливать на себя влажную шинельку.

Ушанку ему второпях раздобыли драную, непомерно большую. Облезлые уши шапки Назарка подогнул вовнутрь, засунул туда сложенное в несколько слоев полотенце. И все же шапка плохо держалась на его голове, наползала на глаза.

В коридоре затопали разнокалиберные красноармейские обутки, стукнули об пол приклады. В комнату вошел Тепляков и доложил:

— Отделение прибыло в полной боевой готовности, товарищ комиссар!

Чухломин молча кивнул. Он распахнул дверь и застыл на пороге, прямой и строгий.

— Товарищи! — обратился комиссар к красноармейцам. Голос его зазвучал глухо. — Приближается решительный день — беляки сосредоточили все свои силы и сделают попытку захватить город. Они уверены, что в нужный момент им поспешат на помощь сподвижники, затаившиеся в домах, у нас в тылу. Но мы обезвредим гидру! Вырвем у них ядовитое змеиное жало! Будьте стойки, товарищи бойцы! Не щадите заклятых врагов революции! Не верьте фальшивым слезам!.. Если не устоим, сами отлично знаете, что нас ожидает...

Тепляков вывел отделение во двор. Чухломин задержался в комнате. Он вынул из деревянной кобуры маузер, проверил наличие патронов, поставил на предохранитель и для удобства сунул за ремень. Рысцой догнал красноармейцев, пошел рядом с Тепляковым, касаясь плечом его плеча.

Заря полыхала вполнеба, веером разметав свои огненные копья. Стекла в окнах домов горели холодным пламенем. В этот ранний час городок производил впечатление вымершего. На улицах, во дворах — ни единой живой души. Собаки и те не покинули еще нагревшихся конурок.

Скрип-скрип... Скрип-скрип... Звонко и протяжно. Отделение размашисто вышагивало с винтовками на ремне. И самым крайним — замыкающим — был Назарка. Правой рукой он придерживал свою малокалиберку, а левой — до отказа отмахивался назад.

Комиссар и отделенный шли по тротуару. У переулка к ним присоединились Фролов и командир добровольческого отряда хамначитов Бечехов — плечистый якут в оленьей дошке. Лицо у него было открытое, без единой морщинки, темное от загара. Бечехов приятельски кивнул Назарке и о чем-то спросил Теплякова.

У высокого отвесного берега реки дома как на подбор. Каждый — что крепость. Сложены из толстенных, одно к одному, лиственничных бревен. Заборы сплошные. Глухие ворота на крепких надежных запорах. Когда красноармейцы вышли к обрыву, по дворам, гремя цепями, забегали охрипшие от лая волкодавы.

— Человекодавы, — назвал этих псов Чухломин и пояснил: — Какие они волчатники, если зверя в глаза не видели и след его не обнюхивали. А вот к людям в лютой ненависти воспитаны. Не природа, а человек выработал эту злобу!

Ставни задвинуты железными засовами. Калитка на висячем замке. Все прочно, нерушимо, надежно отгорожено от постороннего глаза.

Чухломин дал знак красноармейцам остановиться.

— Оцепить усадьбу! Никого не выпускать! При попытке скрыться — задерживать! Не будут подчиняться — стрелять без предупреждения! — приказал он.

Несколько бойцов побежали вдоль заплота, оставляя в сугробе глубокие колодцы следов. Комиссар подошел к закрытому окну, постучал в ставень согнутыми пальцами. Ни звука в ответ, словно дом был необитаем. Подождав с минуту, Чухломин побарабанил вторично, более настойчиво. Ноздри комиссара раздулись и приподнялись. Он измерил взглядом немой дом и повернулся к бойцам.

— А ну-ка разбуди торговца пушниной! — кивнул он Косте Люну. — Что-то больно разоспался или притворяется глухим...

Тот понял, что от него потребовал комиссар, широко размахнулся и так двинул прикладом, что за ставнями задребезжали стекла. Немного погодя из глубины двора донесло протяжный скрип.

— Кт-то т-там? Ч-чего н-надо? — заикаясь, спросил басистый голос.

— Отворяй! — потребовал Фролов.

— Эт-то зачем от-творять эт-такую рань?

— Не откроешь — взломаем! — спокойно произнес Чухломин.

— Т-то есть к-как в-взломаете? — огорошенно раздалось из-за ворот.

— Именем революционного закона — откройте! — внятно приказал Тепляков. — Не принуждайте нас к крайностям!

Послышались испуганные вздохи, шушуканье и медленные грузные шаги. Залязгало железо. Пронзительно взвизгнув, калитка приоткрылась. Мелькнуло заспанное обрюзгшее лицо. В волосах серые пушинки из подушек. Увидев настороженно притихших красноармейцев, человек всполошенно дернулся и сделал попытку захлопнуть обратно калитку. Но Фролов будто этого и ждал. Он даванул на дверку плечом и с наганом в руке проскочил во двор. За ним последовали остальные. Рассыпались, взяли на прицел окна и вход в сени.