Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

• Название: В тайге стреляют
• Автор: Юрий Шамшурин
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1969

Повесть Ю. Шамшурина посвящена событиям гражданской войны в Якутии. Коренное население — якуты-охотники, обманутые местными богатеями-тойонами, — вступает в белоповстанческие отряды. Неграмотные, забитые бедняки, опутанные религиозными и родовыми предрассудками, первое время не понимают, что борются против власти трудового народа. О постепенном пробуждении их классового самосознания и повествует книга «В тайге стреляют».

Ю. Шамшурин много лет прожил в Якутии и хорошо знает жизнь и обычаи этого края.

Первая часть повести под тем же названием выходила в 1967 году в издательстве «Советский писатель».

---

И Назарке вдруг вспомнилась мать с протянутой рукой, застывшая так навечно. Ему подумалось тогда, что мать указывала путь, по которому скрылись убийцы. Он не забыл и никогда не забудет...

— Сёп! Ладно! Пойду!

Назарка поправил шапку, повернувшись на бок, потуже затянул ремень. За голенища валенок плотно натрамбовался снег. Назарка выгребать его не стал — некогда. Патроны он переложил поближе, за пазуху. Ствол малопульки перевязал платком, чтобы внутрь его ничего не набилось. Проверил, на месте ли нож. Приготовившись, вопросительно повернулся к дяде Гоше. Огрубелой ладонью тот провел по щеке паренька и слегка кивнул.

Назарка пополз быстро, извиваясь, подтягивая колени чуть ли не к самой голове и возможно глубже зарываясь в снег. Он скользил, будто плыл по реке. Не сводя глаз с воспитанника, Тепляков ощупью загнал в магазин новую обойму. Сердце у него ныло.

Опять сгустились облака, и темень, казалось, навалилась еще плотнее, стерла все грани, стушевала все линии.

— Огоньку!.. Живее работай, ребята!.. Покрепче огоньку! — покрикивал Фролов, укрывшийся перед цепью бойцов за массивным обрубком лиственничного бревна.

К взводному пробрался Коломейцев. В несколько недолгих секунд внезапного затишья красноармейцы услышали:

— Жарь, паря, из Шоша, чтобы тем заикалось!

Недалеко от убитого был ложок. Назарка, видимо, заприметил его раньше и сейчас держал к нему. За пареньком протянулась глубокая борозда. Выбравшаяся из-за облаков луна, как жидкой сажей, наполнила борозду тенью. А пули цвинькали и цвинькали, взметывая с гребней сугробов пушистые, быстро исчезающие одуванчики. И по мере того как Назарка удалялся, они вокруг него вырастали чаще и гуще.

— Напрасно ты его отправил! — шепнул Фролов подползавшему Теплякову. — Сгинет парнишка...

Командир отделения и сам понял, что поступил опрометчиво, необдуманно, но уже было поздно. Рукой не подманишь и окриком Назарку не вернешь. Вот он точно нырнул, наверное, сполз в низину и в ней затаился. Там Назарка временно был в безопасности, и Тепляков перевел дыхание.

Минула, кажется, целая вечность с момента, когда Назарка покинул своих. Извиваясь, он полз и крепко прижимался к неровно заледенелой родной земле... В овражке Назарка полежал, выравнивая дыхание. Рукавом вытер с лица липкий, наполовину растаявший снег. Потом проверил ружье и снова заскользил вперед. Сейчас он ни о чем не думал, ничего не вспоминал, ничего не загадывал.

Ближе и ближе черное пятно. Уже можно было различить полусогнутую в коленке ногу и выставившийся углом локоть. Назарка пополз быстрее. Где-то у самого уха рикошетом секанула воздух пуля. Перед носом Назарки звучно чмокнуло, и снег брызнул в глаза. Он невольно зажмурился и отпрянул назад.

«Убьют!» — кольнула мысль, и тотчас возникло ощущение, словно сердце обложили льдом, наколотым неровными кусками. В руках появилась слабина. Будто нарисованное на полотне, в воображении, как из тумана, возникло круглое лоснящееся лицо с перекошенным ртом и прищуренным глазом и далекая крохотная мушка на стволе, замершего в чьих-то руках над его, Назаркиной, головой. Ожидание выстрела, направленного на него, было настолько противно, что Назарку затошнило, горло закупорил комок — не проглотить слюну. Почему-то вспомнились рассказы дяди Гоши о заманчивых, невиданных вещах, домах, составленных друг на друга, о фабриках, подземных таинственных шахтах, которые Назарка мечтал увидеть.

Неосознанно, подчиняясь могучему всевластному инстинкту, Назарка повернул обратно по своему глубоко проторенному следу. Опомнившись, замер, подтянул колени к подбородку. Всхлипнул по-щенячьи жалобно, беспомощно и, закусив до крови губу, пополз к убитому. Лицо царапали ледяные кристаллики, образующие паст.

Определенно, красноармейцы перестанут уважать Назарку, если он перетрусит и вернется ни с чем. Какой же он тогда боец Красной Армии! Нет, никто не посмеет сказать, что Назарка из числа робких. Он знает, что за новую, настоящую жизнь надо сражаться смело, не думая о смерти.

Мысли мыслями, а руки и ноги несут вперед ставшее будто бы невесомым тело. И неутихающая пальба отодвинулась в сторону, стала глуше, мягче. Посторонние звуки заслонило однообразное поскрипывание и шуршание оседающего под тяжестью Назарки снега. Звуки эти были рядом и жили вместе с ним, чутко отзываясь на каждое движение. И снег вроде бы потеплел: пальцы нисколько не зябли, хотя на обшлагах рукавов настыли ледяные наросты. Лишь у сердца что-то давило, мешало дышать, да в висках постукивало.

Вот и цель. Обручи, распиравшие изнутри грудь, мгновенно исчезли. И так легко, свободно вздохнулось! Назарка устроился с расчетом, чтобы труп лыжника загораживал от неприятельских пуль. Полежал неподвижно, унимая нервную дрожь в локтях.

Назарка преодолел страх и заглянул убитому в лицо. Русский, пожилой. На густую щетину давно небритого подбородка накололись снежинки. В глазнице тускло поблескивала не застывшая еще капелька воды. Губы перекосило последнее, невыкричанное страданье. Из приоткрытого рта ползла темная вязкая струя. На снегу она густела, образуя остроконечную пирамидку. В зеленоватом свете луны лицо погибшего казалось коричневым, черты проступали грубо, резко, словно природа сотворила его несколькими небрежными взмахами топора.

«Мертвый!» — определил Назарка.

Враг, а в сердце почему-то защемило — жаль человека.

Назарка торопливо принялся обыскивать труп. Он то и дело замирал, как изваяние, до предела напрягал слух и зрение. Кажется, ничего подозрительного. Безостановочно гремели выстрелы, дробно стучали пулеметы, с коротким посвистом впивались в снег пули.

На боку, под телом, Назарка обнаружил объемистую полевую сумку. Отстегивать ее было некогда. Полоснул по узеньким ремешкам ножом. Запрятал сумку под шинель. Полежал, прислушался и стал проверять дальше. В кармане кителя, у неподвижной груди, нащупал пухлый бумажник и запечатанный сургучом пакет.

В тишине Назарка отчетливо услышал знакомое поскрипывание. Только сейчас этот звук порождал не он, а кто-то другой. Назарка замер. Затем скинул шапку и чуть выглянул из-за своего укрытия. Белый холмик был всего в нескольких шагах. Внутри у Назарки что-то оборвалось. Один на один с врагом... Плохо сознавая, что делает, Назарка бесшумно выставил ружье и, уловив скрытое простыней пошевеливание, выстрелил. Донесся вскрик. Под маскировкой завозились. Человек что-то бормотал и всхлипывал.

Беляки догадались, что к их павшему сподвижнику незаметно подобрались красноармейцы, и сосредоточили по нему огонь. В погибшего раз за разом клюнули три пули.

— Пали!.. Пали!.. — пьянея от сознания выполненного задания, пробурчал Назарка.

Он спрятал подальше бумажник, конверт, в котором что-то похрустывало, бросил мимолетный взгляд на затихшего врага.

Едва Назарка по проложенной борозде повернул назад, почудилось, будто поблизости во весь рост встал неприятельский солдат и дернул его за плечо. Назарка опасливо оглянулся — никого. Тогда он понял, что в него чуть не угодила пуля — пробило шинель.

Назарка усиленно заработал занывшими от перенапряжения руками и ногами и больше не позволил себе оборачиваться назад.

— Ну как? — нетерпеливо встретил Назарку Тепляков и с отцовской нежностью привлек паренька к себе. — Пережили мы тут за тебя...

— Есть! — скупо произнес Назарка и запустил руку под набухшую влагой, коробом растопорщившуюся шинель. Полы ее заледенели и с хрустом ломались в изгибах.

— Потом! Потом! — остановил его Тепляков и подтолкнул в спину. — Тикай дальше прежним порядком!.. А шапка где?

Тут только Назарка вспомнил, что треух он скинул, когда выцеливал подползающего врага, да так и забыл про него. Взопревшие волосы смерзлись и колючими прядками торчали в стороны.

— Отходим! — подал по цепи приказ командир взвода.

Бойцы поползли назад. Никто уже не вскакивал и не бежал вперегонки, как было при наступлении. Фролов последним покинул свою обтаявшую лунку. Красноармейцы вернулись на исходные позиции, и стрельба с обеих сторон враз, точно по заранее условленному сигналу, оборвалась. От внезапно навалившейся тишины всем стало неприятно и тревожно.

В балбахах затаилась очередная смена караульных. Остальные бойцы вприпрыжку припустили к юрте. За заплотами и пустыми амбарами можно было ходить и бегать во весь рост. Кеша-Кешич с наслаждением, покрякивая, разминал свое длинное нескладное тело.

Когда Фролов, Тепляков и Назарка вошли в помещение, в камельке уже вовсю ярилось рыжее пламя, беспрерывно взмахивая раскосмаченной искристой гривой. У очага тесно сгрудились красноармейцы, совали в огонь закоченевшие руки. От влажной одежды повалил пар. Наиболее нетерпеливые негнущимися пальцами крутили большие корявые цигарки. Все были возбуждены, громко переговаривались и смеялись.