Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

• Название: В тайге стреляют
• Автор: Юрий Шамшурин
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1969

Повесть Ю. Шамшурина посвящена событиям гражданской войны в Якутии. Коренное население — якуты-охотники, обманутые местными богатеями-тойонами, — вступает в белоповстанческие отряды. Неграмотные, забитые бедняки, опутанные религиозными и родовыми предрассудками, первое время не понимают, что борются против власти трудового народа. О постепенном пробуждении их классового самосознания и повествует книга «В тайге стреляют».

Ю. Шамшурин много лет прожил в Якутии и хорошо знает жизнь и обычаи этого края.

Первая часть повести под тем же названием выходила в 1967 году в издательстве «Советский писатель».

---

Чтобы хоть немного отвлечься от неприятного, холодящего грудь ожидания выстрела, Назарка начал усиленно перебирать в памяти события последних дней.

В Бордоне, на первый взгляд, никаких особых изменений не произошло. По-прежнему на колокольне маячил часовой. В тулупе с поднятым воротником он походил на ощипанную с боков копешку сена. Незряче взирал на мир остекленевшим глазом замороженный якут-ревкомовец.

Но уже через несколько минут Назарка убедился, что первое впечатление обмануло его. В Бордоне прибавилось народу и транспорта. В прошлый раз на подворье старика Мельчеса он насчитал девять саней, а теперь их было шестнадцать. И так возле каждой юрты. Белобандиты подтянулись, стали сдержанными и менее речистыми. В карты уже никто не играл. Все были заняты снаряжением патронов.

Прежде всего Назарка завернул к Мельчесу, но его не оказалось в юрте. Сказали, что старика отправили куда-то на лошади. Острый на слово Мельчес многое бы поведал о «гостях» Назарке. Он все видел своим не по-стариковски приметливым глазом и не очень-то благоволил к белым. Волей-неволей пришлось идти в большой дом с крашеными ставнями мимо замученного ревкомовца.

Павел встретил своего посланца радостно, похлопал ладонью по спине, обнял за плечо и повел в знакомую боковушку.

Через минуту на грязном столе появилось горячее конское мясо, усыпанное аппетитными блестками жира, хан — отваренная кровяная колбаса, наколотый мелкими кусочками хаях. Что и говорить, беляки питались не в пример красноармейцам.

В боковушке на лавке у печи, где спал в прошлый раз Назарка, лежал Станов. Рука его безжизненно отвисла. Скрюченные пальцы касались заплеванного пола.

Проголодавшийся Назарка навалился на еду. Павел ни о чем пока не расспрашивал, словно заранее был оповещен о его похождениях. Тойон достал с полки баклажку со спиртом, плеснул изрядную порцию в стакан, разбавил водой.

— Ну как, повидал Макара Ивановича? — спросил Павел, когда Назарка, насытившись, занялся чайком.

— Нет, Байбал!

— Не-ет!?.. Ну-ка выкладывай, что там разнюхал!.. Вон оно что! — выслушав Назарку, заметил Павел. Он задумался, покачивая в зубах трубку. — Теперь ясно, почему молчал... А кто-то сболтнул, будто он давно уже из города задал стрекача. Вот и верь людям! Быть того не могло!.. Поручик, не пора ли подниматься? Вечереет уже.

Поручик встал, и они куда-то ушли. Назарка тоже хотел уйти. Ему не терпелось отыскать Семена. Может, удастся уговорить его покинуть цыпуновский отряд. Но Павел строго наказал ему никуда не отлучаться.

«Дисциплина», — вспомнил Назарка одно из многих слов, которое узнал за это время. Он прилег на скамью, хранившую еще тепло павловского помощника, и мгновенно уснул. Большой, испепеляющей злости на Павла не было. Назарка осознал, что делает нужное и важное дело для своих новых друзей. Это вселило уверенность и спокойствие, притупило, отодвинуло на задний план иные чувства и желания.

— Назарка! Приятель мой! — похохатывая, разбудил его Павел. — Опять пойдешь в город к Макару Ивановичу, к дружку моему!

— А потом опять сюда! — сердито перебил его Назарка и зевнул, перекосив рот. — Купец шибко недовольный. Зачем, говорит, по наслегам таскаешься? Сейчас плохое время! Не велел мне ходить, на работу обратно взял.

— Не грусти и не трусь! — улыбнулся Павел и обслюнявил Назаркину щеку. Он был изрядно навеселе. — Теперь сиди в своем городе, ровно бурундук в норке. Мы сами скоро пожалуем к вам. Всей оравой нагрянем. Пир знатный закатим!

— Когда ждать-то?

— Ишь какой прыткий! Много станешь знать — быстро состаришься. Русские так считают. — Павел пребывал в явно приподнятом, благодушном настроении. — Когда придем, тогда и будете встречать. Как положено — с крестным ходом, с колокольным звоном... Не слушай хозяйку, всяко прорвись к Макару Ивановичу. Передай ему: пусть ждет гостя. Важный гость будет — русский. Издалека к нам пробрался... Вообще-то дурак твой Макар Иванович, сколько лет у нас прожил, а по-якутски не научился... Тот гость и мое письмо передаст.

...До города оставалось не так уж далеко. Возница остановил вспотевшего коня, снял с убаюканного равномерным покачиванием парнишки тулуп и помог ему встать. Потоптавшись, Назарка молча полез через придорожный сугроб. В складки штанов под коленками набился снег. На ходу он уплотнялся, размякал от человеческого тепла и превращался в ледяные валики, которые давили, мешали шагать...

И вот уже Назарка, боясь невзначай наступить на чью-нибудь руку или ногу, пробирается между похрапывающими красноармейцами. После свежести леса в комнате казалось невероятно душно. Воздух густой, спертый. Окна сплошь запотели. Капельки воды вычерчивали по стеклу кривые бороздки. От плиты, заваленной портянками, остро наносило потом. Тускло светила закоптившаяся лампа.

Тепляков спал на своем обычном месте, на скамье между печкой и стеной. Полушубок сполз с него на пол. Голова запрокинулась, и кадык угольником выпирал вперед.

— Дядя Гоша! — легонько потряс его Назарка за плечо.

Тепляков открыл глаза, рывком сел и непонимающе уставился на своего воспитанника. Заледенелая одежда на Назарке еще не отошла и, будто легким дымком, была окутана паром. От нее наносило бодрящим холодком.

— Дядя Гоша, это я, Назарка! Пришел! Пришел! — радостным шепотом поведал он, опускаясь на колени перед скамьей, снял шапку и вытер ею лоб.

— А, Назарка! Слава тебе, явился!.. Все в порядке?

— Хорошо!.. Комиссар надо! Вести большие, разные принес!

Наливаясь сочными красками, над горизонтом ширилась и растекалась в стороны заря. По снегу расстилались алые полотнища, и мириады снежинок переливались крошечными рубиновыми искорками. На обледенелых вершинах берез лучисто полыхали красные флажки. Утро занималось тихое, ясное, и сугробы казались мягкими и теплыми. В хотонах протяжно мычали проголодавшиеся коровы. Лениво перебрехивались собаки. От проруби под укрытие обрывистого берега торопились припозднившиеся водовозы. К счастью, бандиты ничем сегодня не проявляли себя.

Комиссара в штабе не было. Сонный дежурный, сдерживая зевоту, сказал, что Чухломин проверяет посты. Обещал часа через два быть.

— Что ж, мы народ не гордый — подождем, — заметил Тепляков, сел на скамейку и разложил на ней курительные принадлежности. — А ты приляг пока, Назарка! Порядком, наверное, набродился.

— Зачем бродить! — усмехнулся Назарка. — На рысаке везли!

А веки были горячие и тяжелые, словно к ним приклеили медные пластинки. По вискам будто дятел клювом-долотом долбил. Поколебавшись, Назарка последовал совету Теплякова. Он скинул с себя шубенку, расстелил ее на лавке и с наслаждением вытянулся, пристроив под голову шапку и рукавички. Несколько минут не мигая смотрел на извилистые трещинки в потолке.

— Дядя Гоша, а почему белые ревком заморозили? Почему мучили? — внезапно спросил он, перевернувшись на бок, лицом к Теплякову. — Мельчес сказал, справедливый человек был. Неужели нельзя по-другому?

— За то и казнили — за справедливость! Человек хотел, чтобы не только кучка богатеев жила хорошо. А богатеи захваченное и награбленное за будь здоров не отдают!

Хлопнула входная дверь. По надрывному захлебистому кашлю Тепляков определил, что пришел комиссар. Он встал, одернул гимнастерку, спрятал под ремень протершееся на животе жиденькое сукно. Вечером опять надо будет заняться починкой. Назарка тоненько, заливисто посвистывал носом. Отделенный накрыл его полушубком.

— Утро доброе, товарищ комиссар! — вполголоса произнес Тепляков и выразительно показал на Назарку. — Не тревожь пока... Умаялся. Пускай поспит.

Чухломин разделся, расстегнул воротник френча и, похаживая, начал растирать грудь ладонями.

— Пошаливает, — мельком заметил он и остановился у скамьи. — Как наш разведчик? Жив, здоров, невредим?

— Задание выполнил отлично! — с ноткой восхищения произнес Тепляков. — Но Цыпунов вроде бы не очень-то доверяет ему. Вернее, не Назарке, а его наивности, неосведомленности. Еще бы — неграмотный улусный мальчишка, хамначит купца! Разве способен такой самостоятельно мыслить и действовать?.. Ни письма, ни записки. В болезнь Болдырева поверил. Даже обрадовался этому известию. Во что бы то ни стало, любыми способами велел проникнуть к Макару Ивановичу и передать ему, чтобы тот готовился встретить гостя. Важного гостя — русского. Похоже, откуда-то издалека препожаловал. Больше ни о чем Назарку не просил, ничего не наказывал ему. Город покидать не разрешил. Сказал: сами-де скоро заявимся. Но о сроках наступления умолчал... Беляков в Бордоне прибавилось. Подошел ярыгинский отряд. Видимо, подвезли боеприпасы, которых им недоставало. Вот и все, что принес Назарка.

Чухломин заложил руки за спину, прислонился к нагретым кирпичам плиты. Глаза под густыми кустистыми бровями провалились, смотрели устало и печально. На обострившихся скулах рдел нездоровый румянец.