Елена Капица - Двадцатый век Анны Капицы: воспоминания, письма

• Название: Двадцатый век Анны Капицы: воспоминания, письма
• Автор: Елена Капица
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-7784-0327-5

Книга основана на мемуарах, дневниковых записях, переписке и интервью Анны Алексеевны Капицы (1903–1996) — дочери крупнейшего русского инженера А. Н. Крылова и жены выдающегося ученого — академика, лауреата Нобелевской премии Петра Леонидовича Капицы (1894–1984). Время, охватываемое в этих материалах, включает три русские революции, Гражданскую и Великую Отечественную войны, сталинскую эпоху, годы брежневской стагнации и начало перестройки. В текстах проступает живая, заинтересованная личность, связанная многими связями с разными людьми и событиями, XX век обретает как бы новое измерение.

Книга подготовлена Е. Л. Капицей и П. Е. Рубининым — личным доверенным помощником академика П. Л. Капицы, снабжена пояснительными статьями и необходимыми комментариями. Рассчитана на самые широкие круги читателей.

---

Еще меня беспокоит, что даже хотя Питер считает, что за этот год он ценой огромных потерь для себя добился многого, преодолев невероятные трудности, он не видит смысла тратить свои силы и время на то, чтобы заставлять людей делать то, что они обязаны делать. Даже победив в конце концов, он оказывается в таком состоянии, что его победа теряет всякий смысл. Я искренне считаю, что при нынешнем положении дел существует реальная опасность потерять его совсем. Разумеется, здесь некоторое время погорюют, но потом решат, что и без Питера осталась хорошая лаборатория, которая пригодится. Так могут думать власти, но эта перспектива абсолютно неприемлема ни для Питера, ни для меня.

Я собираюсь уехать из Москвы 20-го. Точную дату я сообщу Джону или матери. Питеру дали помощника, настоящего негодяя, который много мнит о себе, но мало работает и которому наплевать (извините за грубое выражение) на Питера. Питер вынужден терпеть его, потому что он направлен к нему. Нам дали квартиру в доме для сотрудников Академии наук. В ней четыре комнаты, помещение для домработницы, кухня и т. д. С мебелью для нее возникли трудности, однако я думаю, что самое необходимое нам достать удастся, и нам она нравится. Что нельзя не похвалить, это место, выбранное для института. Оно чудесно: вокруг парк, а со склона холма открывается вид на Москву.

Наилучшие пожелания Питера и мои Вам и леди Резерфорд. Надеюсь, что вы не безумно заняты в городе и имеете возможность проводить время в коттедже.

Искренне Ваша

Анна Капица».

Прошло совсем немного времени, и Анна Алексеевна вместе с детьми переехала жить в Россию. Положение Петра Леонидовича укрепилось, он смог сам напрямую писать письма Резерфорду. Опять, как раньше, это был мужской диалог о науке и жизни. Но Анна Алексеевна навсегда сохранила глубокую благодарность Резерфорду за поддержку в такое трудное для нее время. И, может быть, ее поразительная стойкость и твердый характер, которые удивляли всех знавших Анну Алексеевну, во многом были сформированы в долгих беседах еще совсем молодой женщины и выдающегося ученого и учителя.

В 1937 году, когда так неожиданно для всех Резерфорд скончался, она написала его жене:

«14 ноября 1937 г., Москва

Дорогая леди Резерфорд,

Я пишу Вам, чтобы сказать, что мы оба переживаем и сочувствуем Вам в Вашем огромном горе.

Я никогда не забуду, как были добры и какое участие проявили ко мне и Вы, и лорд Резерфорд, когда я осталась одна в Кембридже. Даже когда лорд Резерфорд был утомлен или занят, он всегда находил время поговорить со мной и выслушать меня. Я никогда не забуду, что без его помощи и без его активного интереса к судьбе Капицы нам ничего не удалось бы достичь. Эта искренняя заинтересованность в судьбе окружающих сделала лорда Резерфорда таким дорогим для всех нас.

Я хотела бы напомнить Вам, что в далекой Москве у Вас есть два человека, глубоко преданных памяти лорда Резерфорда и Вам.

Искренне Ваша

Анна Капица».

«Дирак, ты настоящий и очень драгоценный друг…» (Публикация Е. Капицы.)

Переписка Анны Алексеевны Капицы и Поля Дирака относится к одному из наиболее драматических периодов в жизни семьи Капиц — 1935 году.

Почти весь этот год Анна Алексеевна боролась за то, чтобы Петру Леонидовичу разрешили вернуться в Кембридж и продолжить там свою работу. Много сил она тратила на объяснение позиции Капицы ученым и общественным деятелям не только Англии, но и других стран. Среди них были как люди настроенные благожелательно по отношению к советской России, так и ее резкие оппоненты. В этой ситуации для Анны Алексеевны особенно важна была поддержка близких друзей. К таким людям, безусловно, относился Поль Дирак. В письмах Дирака к Анне Алексеевне чувствуется теплое, даже нежное к ней отношение. Каким счастьем для нее было иметь в этот трудный период такого преданного, готового все для нее сделать друга. Кроме того, Дирак уже в те годы имел колоссальный авторитет в научном мире.

«Начало декабря 1934 г… Кембридж

Дорогой Дирак,

Я решила написать тебе, потому что я всегда ощущала, что ты друг Капицы и немного и мой. Все обстоит очень плохо сейчас, по крайней мере. Капице не разрешают выехать из России, абсолютно не разрешают, даже чтобы закончить его работу и привести тут все в порядок. Это очень сильно подействовало на него, может быть сильнее, чем что-либо ранее. Правительство боится, что он не вернется назад, я не знаю, откуда у них появилась эта идея. Ты знаешь, как Капица вел себя по отношению к Советскому Союзу, как он всегда стремился помочь им, чем только мог. Вот поэтому я и пишу тебе — ты друг Капицы и России, и ты поймешь всю немыслимость этой ситуации. Мне кажется, что было бы хорошо, если бы ты написал письмо русскому послу в Вашингтоне. Мне кажется, что единственный возможный в данном случае путь — объяснить им (правительству СССР — Е. К.) что все это значит для научных связей обеих стран — России и Англии. Ты знаешь, как Капица всегда стремился объединить всех ученых и как он всегда пытался убедить наше правительство изменить свою политику по отношению к русским ученым. Тут-то оно его и поймало.

Но я абсолютно уверена, что все же имеет смысл попытаться убедить их, что и для них, и для всех прочих будет лучше найти с К[апицей] компромисс. Он говорит правительству, что ничто не заставит его изменить свою позицию и что в таких условиях он ни за что не станет работать в России в области физики. Как он может работать для людей, которые с самого начала не доверяют ему? Ты увидишь сам, что это правильная позиция, ведь никогда в жизни он не обманывал и не делал ничего плохого для Советского Союза. Он в гораздо большей степени, чем многие другие, доказал свою лояльность. 13 лет он жил в Англии, и ему было бы легко перейти в английское гражданство, много раз ему это предлагали, и он всегда отказывался. О нем просто создалось превратное впечатление, и единственно, что нам надо сделать, — попытаться исправить его.

Ты друг России, и они это знают, так попытайся объяснить им это так, чтобы они поняли.

Капица чувствует себя отвратительно — именно в тот момент, когда все было готово: его лаборатория, его машина, жидкий гелий, именно в этот момент они остановили его работу, и почему?

Дай мне знать, что ты думаешь обо всем этом, и если ты соберешься написать, то дай мне знать, что именно ты напишешь».

«19 декабря 1934 г., Принстон

Дорогая Анна,

Я был очень огорчен, получив твои новости о К[апице]. Я уже и раньше слышал от Гамова, что Капица вынужден ненадолго задержаться в России, но до того, как получил твое письмо, не представлял себе, что у него такие серьезные трудности с выездом. Я разговаривал обо всем этом с некоторыми профессорами из Принстона. Мы все согласны, что по отношению к К. допущена величайшая несправедливость, и очень сочувствуем тебе и сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь. Наиболее подходящий для этого человек д-р Флекснер, который является одним из руководителей Института передовых исследований. (Он встречал К. в Кембридже прошлым летом.) <…> У него много связей в дипломатическом мире, и он отнесся к этому случаю с величайшим интересом. Завтра он поедет в Вашингтон и сделает все, что может. Эйнштейн также проявил большой интерес и будет рад помочь.

Я напишу тебе немедленно, если что-нибудь произойдет. И ты, пожалуйста, пиши мне, если будут какие-то новости. Ты можешь всегда рассчитывать на меня во всем, в чем я только смогу помочь. Пожалуйста, не волнуйся на этот счет. Я думаю, что, в конце концов, все будет хорошо».

«15 января 1935 г., Кембридж

Мой дорогой Дирак,

Я получила твое письмо несколько недель назад, но не ответила на него, потому что Резерфорд был в отъезде, и ничего не сдвинулось с места. Наибольшее беспокойство вызывает сейчас тот факт, что Капица назначен нашим правительством директором Института физических проблем, предполагается, что Институт будет принадлежать Академии наук, но он, как и многое в России, пока еще не существует. Я называю это беспокойством, потому что об этом везде официально объявлено, каждый посол за границей теперь имеет убедительный ответ на вопрос, что К. делает в России. Они даже могут сказать, что это было сделано с согласия К., но ведь это согласие может быть получено разными способами. Когда он был в первый раз вызван в Москву из Ленинграда (я тогда еще была в России) и он сказал, что не хочет ехать, то получил следующий ответ: „Профессор, вы отдаете себе отчет, что это приказ Правительства, и вы не можете говорить нет, вы должны ехать“. Когда дела делаются таким образом, то нет нужды доказывать, что есть много способов заставить тебя согласиться. Так что, возможно, и его директорство было чем-то в этом роде. Другой повод для волнений дает тот факт, что посол утверждает, что К. занят важной работой, живет в прекрасных условиях, у него есть яхта и дача в Крыму. Однако я знаю только одну вещь, что за ним следят два человека, следят постоянно, куда бы он ни пошел, а жить ему приходится в гостинице. Никто не возьмется утверждать, что это нормально. Если бы К[апица] был доволен и счастлив, то, наверное, он не нуждался бы в детективах, следующих за ним по пятам, кто может быть счастлив, когда за ним следят. И если он остался по собственной воле, то почему бы ему не вернуться сюда, чтобы закончить здесь все дела, ведь если он так уж счастлив, то он непременно вернется назад. Почему не выпустить его? В утверждениях посла множество противоречий (он написал письмо в ответ на очень дружеский запрос проф. Ласки из Института экономики из Лондона). Все это крайне неприятно еще и потому, что в это самое время К. находится в глубокой депрессии и очень удручен и у него единственное желание — вернуться в свою лабораторию и заниматься своей работой, своими экспериментами, которые он готовил многие годы. И невозможность этого делает его столь несчастным, что он не может ни о чем другом думать. Он пытается в Москве встречаться с различными людьми, чтобы при личной встрече убедить их, что он честный человек, а не тот, за которого они его принимают.