Альбер Робида - Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)

• Название: Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)
• Автор: Альбер Робида
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1894

Без преувеличения можно сказать, что на небосклоне научной фантастики XIX века, даже рядом с великим своим современником и соотечественником Жюлем Верном, Альбер Робида (1848–1926) был звездой первой величины — удивительной и неповторимой.

В 1883 году в Париже вышла книга Робида «Двадцатое столетие», а затем — «Электрическая жизнь», которая через несколько лет была переведена на русский язык и вышла в России под названием «Двадцатое столетие. Электрическая жизнь».

Сами французы восприняли и ту и другую книгу как некую развлекательную, юмористическую фантастику. Но в России к прогнозам Робида отнеслись внимательно и серьезно. В них было то, что чрезвычайно интересовало русское общество: попытка заглянуть в таинственный XX век, предсказать манящее всех мыслящих людей грядущее.

Сюжет «Двадцатого столетия», разворачивающийся на фоне весёлой истории любви молодого инженера Жоржа Лорриса и очаровательной Эстеллы Лакомб, возможно, вызовет у современного читателя лишь улыбку. Но перелистывая страницы произведения сегодня, то и дело встречаешься с поразительными техническими и социальными предвидениями.

---

Дѣйствительно, образъ Филоксена Лорриса, чрезвычайно ясно отражавшійся до тѣхъ поръ въ теле-пластинкѣ, внезапно ослабѣлъ. Контуры его утратили свою опредѣленность и вскорѣ совершенно разсѣялись, уступивъ мѣсто хаотическому сборищу неясныхъ, трепетныхъ пятенъ.

II

Свободный токъ. — Катастрофа съ туренскимъ клубомъ воздухоплаванія. — Знакоиство по телефопоскопу съ семьей старшаго инспектора альпійскихъ маяковъ, инженера Лакомба.

Торнадо было въ полномъ разгарѣ. Свободный токъ сорвавшагося, если можно такъ выразиться, съ цѣпи электричества — грозной могущественной стихійной силы, которая съ негодованіемъ лишь подчинялась человѣку, дерзнувшему наложить на нее свою властную руку, — охватывалъ теперь вихревыми своими струями приблизительно пятую часть Европы и безпощадно свирѣпствовалъ на всемъ этомъ протяженіи. Втеченіе цѣлаго уже часа всѣ электрическія сообщенія были прерваны, что, разумѣется, вызвало величайшее разстройство какъ въ частныхъ такъ и въ общественныхъ дѣлахъ. Сообщенія по воздуху тоже прекратились. Воздушные корабли и экипажи всевозможныхъ наименованій почти мгновенно исчезли изъ небесной выси, гдѣ бушевалъ съ обычной своей безцеремонностью ураганъ. Несмотря, однако, на то, что всѣ воздушныя суда, по первому же сигналу своихъ электрометровъ, приняли всѣ возможныя мѣры предосторожности, произошло нѣсколько крушеній. Воздушные кабріолеты, оказавшіеся на пути электрическаго смерча, въ первое мгновеніе послѣ того какъ онъ вырвался изъ резервуара и проносился надъ Ліономъ, были уничтожены безслѣдно въ буквальномъ значеніи этого слова, такъ какъ отъ нихъ не уцѣлѣло ни единой щепы. Нѣсколько воздушныхъ кораблей, захваченныхъ врасплохъ, прежде чѣмъ успѣли окружить себя облакомъ изолирующаго газа, играющаго роль масла въ буряхъ на морѣ, упали стремглавъ съ вышины вслѣдствіе внезапной поломки механизмовъ. При этомъ пассажиры и экипажъ были разумѣется убиты, или, въ наиболѣе благопріятномъ случаѣ, тяжело ранены.

Самая страшная воздушная катастрофа произошла между Орлеаномъ и Туромъ. Туренское общество воздухоплаванія ежегодно устраиваетъ, какъ-разъ 12 іюля, большую гонку на призы. Отъ тысячи до тысячи двухсотъ воздушныхъ экипажей всякихъ размѣровъ и формъ съ интересомъ слѣдили и на этотъ разъ за перипетіями большого состязанія на почетный призъ, въ которомъ участвовало двадцать восемь быстроходныхъ «воздушныхъ стрѣлъ». Вниманіе было до такой степени сосредоточено на гонкѣ, что въ большинствѣ воздушныхъ экипажей даже не замѣтили, какъ стрѣлка электрометра начала вдругъ вертѣться словно угорѣлая. Среди громкихъ ура и возгласовъ со стороны закладчиковъ не слышали даже сигнала тревоги, поданнаго звонками электрометровъ.

Бѣда была такъ сказать уже на носу, когда ее наконецъ усмотрѣли. Тогда вся масса воздушныхъ экипажей ринулась въ самомъ фантастическомъ безпорядкѣ внизъ, чтобъ какъ нибудь укрыться отъ настигавшаго ее урагана. Болѣе чѣмъ тысячная толпа разнообразнѣйшихъ летательныхъ снарядовъ перепуталась въ хаотическую груду, причемъ дѣло не обошлось безъ столкновеній, сопровождавшихся во многихъ случаяхъ серьезными аваріями. Торнадо, налетѣвшее съ быстротою молніи, унесло съ неудержимою силой все, что не успѣло своевременно спастись бѣгствомъ. Злополучные воздушные корабли, захваченные ураганомъ, были нѣсколько секундъ спустя брошены въ изуродованномъ видѣ на земь въ двухстахъ верстахъ отъ Тура. Счастье еще, что большія воздушныя суда, на которыхъ находились члены воздухоплавательнаго клуба со своими семьями, были снабжены новоизобрѣтеннымъ приборомъ, соединявшимъ электрометръ и резервуаръ изолирующаго газа съ автоматически дѣйствующимъ клапаномъ. Какъ только отклоненіе стрѣлки электрометра перешло за извѣстный предѣлъ и указало существованіе въ атмосферѣ опаснаго напряженія, клапанъ открылся самъ собою, и воздушныя суда, окруженныя надежнымъ изолирующимъ облакомъ, были въ состояніи благополучно достигнуть пристани клуба, выдержавъ, впрочемъ, на пути сильнѣйшую качку.

Вернемся, однако, въ Парижъ, въ великолѣпный домъ Филоксена Лорриса. Весь саннуазскій кварталъ, въ которомъ находился этотъ домъ, представлялъ во время торнадо по истинѣ ужасающее зрѣлище. Отовсюду сверкали страшныя молніи, а кругомъ раздавался оглушительный грохоть, раскаты котораго, отражаясь отъ холмовъ многоголосымъ эхо, замирали, казалось, лишь для того, чтобъ возродиться снова съ удвоенною силой.

Жоржъ Лоррисъ въ изолирующихъ туфляхъ и перчаткахъ смотритъ изъ окна своей комнаты на бушующую грозу. Онъ понимаетъ, что при такихъ обстоятельствахъ остается только вооружиться терпѣніемъ и въ благоразумномъ бездѣйствіи ожидать, пока бѣснующійся свободный токъ будетъ, наконецъ, уловленъ.

Вдругъ, послѣ кресчендо электрическихъ разрядовъ и ужасающаго грохота, сопровождавшаго грандіознѣйшія столбовыя и змѣевидныя молніи, природа какъ бы испустила вздохъ радостнаго облегченія, и всюду мгновенно возстановилось спокойствіе. Геройское мужество инженеровъ и нижнихъ чиновъ электротехническаго поста № 28 въ Амьенѣ разбило, наконецъ, торнадо и, захвативъ свободный токъ, отвело его въ соотвѣтственный резервуаръ. Помощникъ старшаго инженера и тринадцать рядовыхъ пали жертвами служебнаго своего долга, но за то электрическая буря прекратилась и новыхъ катастрофъ болѣе уже не предстояло впредь до слѣдующей ближайшей несчастной случайности.

Опасность была устранена, но и по минованіи ея не удалось тотчасъ-же устранить причиненные бурею безпорядки въ электрическихъ сообщеніяхъ. На зеркальной пластинкѣ телефоноскопа у Жоржа Лорриса, какъ и на прочихъ телепластинкахъ района, охваченнаго электрическимъ смерчемъ, мелькали съ баснословной быстротой тысячи хаотическихъ образовъ. Звуки, приносившіеся отовсюду, наполняли весь домъ шумомъ и гуломъ, походившимъ на завываніе новой, еще болѣе свирѣпой бури. Можно представить себѣ что такое это было, принимая во вниманіе, что каждый телефонъ добросовѣстно передавалъ всѣ звуки, слышавшіеся по сосѣдству отъ пріемныхъ аппаратовъ на протяженіи 1.600 квадратныхъ миль. Звуки эти, слагаясь съ ужасающей силой въ одинъ общій шумъ, воспроизводились во всей ихъ совокупности каждымъ изъ телефоноскоповъ.

Самъ по себѣ этотъ фактъ не представлялъ ничего удивительнаго. Электрическая буря не могла не произвести серьезныхъ пертурбацій на центральной телефоноскопической станціи. Тамъ, какъ и на главныхъ линіяхъ, изоляція проводниковъ кое-гдѣ пострадала, проволоки мѣстами расплавились и вступили въ металлическое соединеніе другъ съ другомъ. Все это разумѣется были мелочи, неспособныя причинить самомалѣйшаго вреда никому, кромѣ тѣхъ, кто вздумалъ бы развѣ прикоснуться къ электрическимъ приборамъ. Жоржъ Лоррисъ, развернувъ книжку съ фотографическими иллюстраціями, усѣлся въ кресло съ твердымъ намѣреніемъ терпѣливо выждать окончанія телефоноскопическаго кризиса. Оно не заставило себя долго ждать. Минутъ черезъ двадцать адскій шумъ внезапно замолкъ. Центральная станція отвела неправильные токи въ землю. Тѣмъ не менѣе на исправленіе всѣхъ поврежденій по линіи требовалось еще не менѣе двухъ или трехъ часовъ, а въ ожиданіи этого каждый изъ аппаратовъ оказался въ постоянномъ сообщеніи съ какимъ-либо другимъ теле. Это случайно установившееся сообщеніе не могло быть прервано раньше приведенія станціонныхъ приборовъ въ совершенный порядокъ.

Въ пластинкѣ телефопоскопа у Жоржа Лорриса хаотическій безпорядокъ постепенно улегся. Фигуры перестали мелькать и смѣняться одна другою, а взамѣнъ того начали принимать болѣе опредѣленныя очертанія. Наконецъ получилось отчетливое и совершенно ясное изображеніе, неизмѣнно остановившееся въ зеркалѣ.

Это была простенъкая небольшая комнатка съ свѣтленькими обоями, вся меблировка которой состояла изъ нѣсколькихъ стульевъ и стола, заваленнаго книгами и тетрадями. На одномъ изъ стульевъ возлѣ камина лежалъ женскій рабочій несессеръ. Въ комнаткѣ никого не было, кромѣ молодой дѣвушки, которая, забившись въ уголъ и припавъ почти на колѣни, казалась все еще до нельзя испуганной. Она закрывала глаза руками и отнимала руки отъ лица лишь для того, чтобы съ отчаяніемъ затыкать себѣ уши.

Жоржъ Лоррисъ обратилъ сперва вниманіе только на граніозный, стройный станъ дѣвушки, изящныя маленькія ея ручки и великолѣпные свѣтлорусые волосы, пришедшіе слегка въ безпорядокъ. Желая ободрить незнакомку, казавшуюся парализованной отъ ужаса, онъ рѣшился съ нею заговорить и сначала сказалъ потихоньку:

— Извините меня, сударыня…

Дѣвица, очевидно, не слышала этихъ словъ. Уши у нея были заткнуты, а страшный шумъ, который только что успѣлъ прекратиться, еще отдавался въ головѣ.