Жорж Садуль - Всеобщая история кино. Том. Кино становится искусством 1914-1920

• Название: Всеобщая история кино. Том. Кино становится искусством 1914-1920
• Автор: Жорж Садуль
• Издательство: Искусство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1961

Том 3. Аннотации в бумажной книге не было…

---

Глава XXX

ЧАРЛИ-БУНТАРЬ (ЧАПЛИН в 1917–1919 гг.)

„Quousque tandem, Catilina…" „Доколе, наконец, Каталина…” В „прекрасную эпоху” еще в моде был Цицерон и латинские изречения. Но в 1917 году на всех фронтах, во всех окопах, во всех гарнизонах раздавался безудержный могучий клич солдат: „Война надоела1”. В тот год он нашел отзвук в фильмах Чаплина, произведя разительную перемену в его творчестве. Если бы мы могли в течение нескольких дней беспрерывно смотреть фильм „Жизнь Чарли”, который начинается в 1914 году картиной „Зарабатывая на жизнь” и кончается в 1940 году „Великим диктатором”, охватывая две войны, мы были бы поражены тем, какой перелом произошел в этой жизни в 1917 году. Покончено со смехом, шутками, танцами как самоцелью. Свидетель превратился в судью, и он обвиняет. Сдержанность и осторожность делают обличение более грозным… „Спокойная улица”, „Иммигрант”, „Бродяга”, „Собачья жизнь”, „На плечо!", „Солнечная сторона”— шесть шедевров, созданных между 1917и 1919 годами, составляют единое творческое целое. Не важно, что контракт, заключенный в начале 1918 года, делит этот цикл надвое: шесть новых песен чаплиновской эпопеи невозможно разрознить…

„Спокойная улица” находится в Лондоне. Но, рассказывая о жизни обездоленных Англии, фильм на самом деле показывает жизнь обездоленных Америки. Ибо Чаплину приходится принимать некоторые меры предосторожности. В 1948 году действие картины „Мсье Верду”, этого антиамериканского фильма, происходило в Париже.

„Спокойная улица” от начала до конца — гениальное кинопроизведение, без единой погрешности, без единого спада. Сила сатиры маскируется острым юмором, которым Чаплин еще никогда не пользовался с таким успехом.

Сценарий высмеивает традиционную мораль американских фильмов, где „спасение в последнюю минуту”, благополучный конец, счастье, устанавливаемое полицией и пастором, торжествующее ханжество представлены как необходимые и достаточные условия человеческого братства. Гриффит на протяжении всей своей творческой карьеры принимал это мировоззрение без всякой критики.

Бродяга Чарли получает поручение от евангелистов. Он встречается с очаровательной Эдной из Армии спасения. Любовь возвращает его к добру: он отдает украденные им пожертвования и спешит в ближайший полицейский участок — он хочет стать полисменом. По сатирическому замыслу, завуалированному Чаплином, роли полицейского комиссара и его агентов исполняют артисты, которые играли евангелистов, проповедующих в трущобах.

Чарли — постовой полисмен на улице, иронически названной „Спокойной”. Какой-то исполин, сила которого безгранична (Эрик Кэмпбелл), расправляется с полицейскими, которые осмеливаются появиться на этой улице, и их приносят в полицейский участок на носилках. Чарли, простодушный и чистосердечный, испытывает на „Голиафе” силу своего мундира. Затем он вступает в неравную борьбу; он побеждает, скорее по воле случая, чем с помощью изворотливости, — его противник одурманен светильным газом. Закованного „Голиафа” доставляют в участок. Но вот он приходит в себя, разбивает ручные кандалы и бежит на „Спокойную улицу” отомстить „Давиду”.

Сострадательная Эдна посещает трущобы в сопровождении ухаживающего за ней галантного полисмена, ставшего начальником в этом квартале. Но возвращается „Голиаф”, и начинается погоня. Чарли укладывает противника, сбросив на него со второго этажа чугунную печку, и становится на время непобедимым атлетом, когда получает укол в ягодицу от морфиниста, который похищает Эдну и держит ее как пленницу в погребе, украшенном портретом Георга V. „Любовь взяла верх над силой. Сладость прощения принесла Мир и Надежду на „Спокойную улицу”, — возвещает с едкой иронией последний титр, открывающий панораму трущоб, отныне управляемых религией и полицией, уподобленных американскому городку в воскресное утро, когда святоши отправляются в храм.

Острая сатира, высмеивающая полицию, религию и гангстеров, подсказана глубокой любовью к бедным кварталам, в которых прошло детство братьев Чаплин. Чарли высмеивает некоторых „бедняков”, но при этом он обрушивается на богачей-благотворителей. Например, он показывает, как Чарли, прицепив на грудь жалкого, опустившегося отца многочисленного семейства полицейскую бляху вместо медали, кормит его отпрысков, бросая им, словно цыплятам, хлебные крошки.

„Иммигрант” далек от совершенства и содержательности „Спокойной улицы”. Правда, сатира здесь не маскируется иронией и приводит скорее к драме, чем к фарсу. В основе фильма — воспоминания Чаплина о приезде в Америку. Маленький комедиант приезжает туда на грузовом судне, нагруженном мулами и свиньями. Дальше изображается тягостное положение миллионов иммигрантов, которые приехали в Нью-Йорк между 1900 и 1914 годами в надежде на райскую жизнь, а попали в беду — их ждала либо безработица, либо самый низкооплачиваемый труд.

Почти не отмечалось, что персонаж, созданный Чаплином, не бродяга — с ним его отождествляют чаще всего, — а скорее высадившийся на берег иммигрант из Англии, Ирландии или Центральной Европы, которому приходится браться за любую работу: он то официант в кафе, то старьевщик, то портной, он — плотник, маляр, дворник, привратник, батрак. В отличие от бродяг, от людей опустившихся Чарли никогда не отказывается от труда и смело берется за любую работу, когда находит ее. Чарли, который во всех фильмах, во всех приключениях остается одним и тем же персонажем, порой бродяжничает по улицам и дорогам. Ибо безработица в Соединенных Штатах в первую очередь обрушивается на иммигрантов, отброшенных заодно с неграми на последнюю ступень общественной лестницы; порой Чарли ночует на улице, но мечтает о домашнем очаге, о любви. Каждый раз его уход — он уходит по большой дороге — еще не конец и не бегство (как у Рене Клера), а начало новых поисков счастья и работы после какого-нибудь неудачного приключения.

Чаплин — один из редких иммигрантов, который действительно нашел счастье в Соединенных Штатах. Но он не смешивает свою личную судьбу, свою удачу с печальным жребием миллионов собратьев. В его захватывающем фильме показана их участь.

Разрыв между пропагандируемой Америкой (свободной, цветущей, демократической, гостеприимной) и подлинной Америкой показан в „Иммигранте” выразительной, яркой кинометафорой. После трудного плавания на горизонте перед пассажирами вырисовывается рай. Иммигранты на берегу приветствуют статую Свободы. На них набрасываются полицейские и ударами дубинок загоняют, как скот, в полицию. Сцена настолько верная и позорная, что ее вырезали, когда во время последней войны некий делец снова выпустил шесть фильмов фирмы „Мьючуэл”.

Вслед за тем мы видим, как иммигрант и бедная Эдна бродят по улицам Нью-Йорка. Чарли находит на улице деньги, их хватит на еду, но, к счастью, Чарли теряет монету: на его глазах какой-то прохожий меняет ее — она оказывается фальшивой, и его ведут в тюрьму. „Иммигрант” — грустная и горькая картина, несмотря на ироническую слащавость счастливого конца; она предшествует „головокружительной” погоне в фильме „Искатель приключений”, который, пожалуй, превосходит „Спокойную улицу” благодаря совершенству формы, но не достигает глубины ее звучания.

Клевета служит движущей пружиной „забавнейшего из фильмов Чаплина”, как его характеризует Деллюк, прежде чем в телеграфном стиле резюмировать интригу:

„Шарло — беглец! Значит, он был в тюрьме? В смешной арестантской куртке он бежит на пляж. Полисмен. Два прохода между скалами. Нырянье. Бег. Преследование. Он спасает девушку. Его одевают, как светского франта. Завистник увидел фотографию беглеца в газетах. Бал. Музыка. Прохладительные напитки. Полиция. Лестница. Подъемное окно. Балкон, с которого можно лить воду на гостей. Флирт. И снова — скитания. Им не видно конца. Им не будет конца…”

Один из лучших „гэгов” этого удивительного фильма-погони, последнего из серии „Мьючуэл”, позволил Чаплину показать, что его комедийный стиль основан прежде всего на экономии средств. Поэтому он избегает излишних аксессуаров, которые утяжелили бы действие; только посредственные клоуны рассчитывают больше на эксцентричность аксессуаров и костюмов, чем на свою игру и талант.

„Я стараюсь всегда быть экономным. Я хочу сказать, что если какое-либо одно действие может вызвать само по себе два отдельных взрыва хохота, это куда лучше, чем два отдельных действия с тем же результатом.

В фильме „Искатель приключений” я весьма удачно посадил себя на балкон, где я вместе с молодой девушкой (Эдна Первиэнс) ем мороженое. Этажом ниже я поместил за столиком весьма почтенную и хорошо одетую даму.

И вот, когда я ем, я роняю кусок мороженого; проскользив по моим брюкам, оно падает с балкона на шею даме, которая начинает вопить и прыгать. Одно-единственное действие поставило в затруднительное положение двух людей”: Затем Чаплин анализирует причины, которые оказывают двойное комическое действие на широкую публику: „Как бы просто это ни казалось на первый взгляд, этот „гэг” "учитывает” два свойства человеческой при роды. Одно — удовольствие, которое испытывает публика, видя богатство и блеск в унижении. Другое — стремление публики переживать те же самые чувства, какие переживает актер на сцене или на экране.