Дмитрий Урушев - Тайна Святой Руси. История старообрядчества в событиях и лицах

• Название: Тайна Святой Руси. История старообрядчества в событиях и лицах
• Автор: Дмитрий Урушев
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0574-1

Книга московского писателя Дмитрия Александровича Урушева посвящена старообрядчеству. История этого исконно русского духовного движения от трагического Раскола середины XVII века до наших дней предстает в портретах выдающихся его деятелей (протопоп Аввакум, боярыня Морозова и др.), в рассказах о достопамятных событиях. Книга написана на богатом фактическом материале, что не лишает ее легкости стиля и простоты изложения. Она будет интересна самой широкой читательской аудитории — не только подготовленным специалистам, но и людям, впервые услышавшим о старообрядчестве. Книга Урушева может быть использована в качестве учебного пособия при преподавании предмета «Основы православной культуры».

На обложке дан фрагмент картины M.B. Нестерова «Великий постриг»

---

Мучитель вскочил, пораженный этим ответом, как стрелой. И немилостиво бил блаженного руками своими и жезлом по голове и щекам, пока не изнемог. Наконец повелел ноги веревкой связать и с руганью немилостиво волочить на берег моря и положить на смерзшийся лед, дабы мучим тройной болью (от воздуха, льда и воды) болезненно отошел от жизни. Терзаем таковым лютейшим мучением, такой нестерпимой стужей и морозом, страдалец перешел от стужи временного жития к блаженной весне бессмертного царствия.

Потом воевода допросил Хрисанфа, искусного резчика по дереву, и Феодора, мудрого живописца, с учеником Андреем — мужей сколь знаменитых в обители, столь и усердно ревностных о благочестии. Увидев, что они тверды и непоколебимы в отеческих законах, повелел лютейшей смертью казнить: руки и ноги им отсечь, потом и головы отрезать. С блаженным рвением претерпели это блаженные. С благодатной сладостью приняли отсечение голов.

Когда они горчайшей смертью ко всесладостному блаженству отошли, повелел <воевода> из-под караула привести прочих иноков и бельцов числом до шестидесяти. И, различно допросив, нашел их твердыми и неизменными в древнем церковном благочестии. Страшной яростью вскипев, уготовил им различные смерти и казни, велел повесить кого за шею, кого за ноги, кого же (большинство), разрезав межреберье острым железом и продевши на крюки, повесить, каждого на своем крюке.

Блаженные же страдальцы с радостью шеи в веревки всовывали, с радостью ноги к небесным путям уготовляли, с радостью ребра на разрезание давали и просили палачей шире разрезать их. Терпя бесчеловечные пытки таковым неслыханным мужеством, таковым несказанным усердием, взлетели на бессмертное упокоение к небесам.

Бессердечный мучитель повелел иных отцов, обмотав за нога веревкой, привязать к конским хвостам и немилостиво по острову волочить, пока дух не испустят. Они же, так люто и мучительно волочимы, не являли никакого малодушия, никакой младенческой слабости, но, творя молитву, имели во устах Христа, Сына Божьего. Так честные свои и святые души от страдальческого подвига отпустили на вечный покой.

Воевода, допросив прочих жителей киновии, иноков и бельцов, слуг и трудников, нашел всех крепкодушными и единомысленными, всех стоящими в древнем церковном благочестии, готовыми умереть за отеческие законы. Предав многим истязаниям и ранам, различным мучениям и страданиям, лишил их нынешнего жития горчайшими и болезненными смертями. Столькими страданиями и таковыми болезненными кончинами отошли к безболезненным обителям.

И все жители киновии были сжаты серпами мучения, как пшеница в день жатвы. Но не утомился бессердечный воевода от стольких кровопролитий! Не умягчилось мучительское сердце, неправедно мучив стольких многих неповинных, стольких священных и непорочных, стольких иноков преподобных! Но и на оставшихся зверски рыкает.

А поскольку воевода не нашел здоровых, то повелел болящих (о, жестокость нрава!) выводить и допрашивать. Но, обретя их в отеческих законах тверже здоровых и крепче сильных, распалился мучить их.

И хотя они от многолетних трудов и подвигов не могли встать с постелей, неподобный новейшее мучение им придумал: повелел связывать их по двое спинами, обматывать ноги веревкой, так немилостиво волочить в одних сорочках на берег морской и оставлять на льду во время лютого мороза.

Прорубили иордань, но не насквозь, а по подобию богоявленского водоосвящения. И, наполнив ее связанными больничными отцами, пропустили воду. И так в престуденой оной воде, на трескучем льду, давимые лютейшим морозом, эти блаженные трудники, замерзая и леденея, примерзая ко льду тающей своей плотью, благодарно терпели, принимая конец жития.

Число их было до ста пятидесяти. Никакого малодушия, никакой младенческой слабости они не показали. Но как отцы отечески, как старцы старчески и великодушно немощными удами приняли со сладостью лютые муки и позорные казни, взошли к вечным селениям.

Всех же пострадавших в киновии, окончивших течение жития различными казнями, иноков и бельцов всякого чина (кроме немногих оставшихся или предавших) было более трехсот и ближе к четыремстам или доходило до пятисот, как некие говорят. Все они единодушно и мужественно поспешили на смерть за древнее благочестие.

Многие из них дерзновенно кричали воеводе: «О человек, если сладостно тебе видеть нашу смерть, что медлишь? Отпусти нас от странствия нынешнего жития к будущему, никогда не ветшающему и не изменяющемуся дому. Ведь и государь царь немедленно за нами будет и ты сам, мучитель, готовься на суд Божий с нами, чтобы пожать свои кровавые посевы». Эти слова преподобных отцов вскоре делом обернулись…

И жилища киновии опустели, кельи запустели. Больница была пуста от лежащих, святые церкви были пусты от молящихся, весь монастырь пуст от своих жителей оказался. Но наполнились окрестности обители на острове, наполнились луды[210] и морские берега тел мертвых, висящих и на земле лежащих. Земля острова и камни обагрились неповинной кровью преподобных.

Мещеринов, одержимый ненасытной жаждой обогащения, улучив время, начал грабить монастырское и церковное имущество, которое в старину пожертвовали благочестивые цари и князья, и прочие из благородных. Даже дерзнул и на святые иконы!

Тогда один из оставшихся отцов, инок Епифаний, муж благого и постоянного жития, имевший казначейскую службу, бранил его за дерзость. Но сей <воевода> не только не перестал, но и просил ключи, чтоб в казну ходить. И, не получив добровольно, отнял силой. Не имея же на Епифания иной вины, допросил его о благочестии и о недопущении царева воинства в обитель.

Тот же смелым гласом так отвечал о благочестивых законах и церковных преданиях, как и прежде пострадавшие отцы. Разъярился мучитель, повелел его сильно бить и избитого, за ноги связав, бросить вне обители в ров или на берег морской и стеречь, пока не умрет. Так блаженный, хотя и после отцов пошел, но тем же путем благочестия и страдания достиг их и, радуясь с ними, наслаждается небесным блаженством.

Но сколько слышали и узнали о разорении киновии и о страдании блаженных отцов, столько прежде и написали. Далее нужно вкратце поведать слово и об исполнении пророчества преподобных отцов (как о смерти государя царя, так и о смерти воеводы Мещеринова), как это рассказано достоверными устами и писаниями.

Когда воевода приступил на взятие к стенам монастыря, когда лукавый предатель выбирал удобное время, чтобы ввести воинство внутрь киновии, тогда на Москве государя царя охватила телесная болезнь, томился семидневным изнеможением. И поскольку болезнь крепко усилилась, поскольку пришло чаяние смерти, то умилосердился <царь> о киновии. Посылает к патриарху, просит благословения оставить киновию жить по отеческому закону. Говорят, что и соловецкие чудотворцы являлись самодержцу и молили оставить их обитель.

Всероссийский же патриарх Иоаким
Был непреклонен к прошениям сим.
Не столько пекся о царском здравии,
Сколько о Соловецкой киновии взятии,
Не так о немощи монарха скорбел,
Как услышать о разорении киновии хотел.
Уговаривал оного <царя> о милости не тужить,
Желая поты чудотворцев упразднить.

Прошло несколько дней, и так как муки царя участились, вновь посылает к патриарху. Вновь, призвав, молит и увещевает простить соловецких отцов, чтобы оставить их безбоязненно жить в преданиях чудотворцев.

Патриарх ожесточился как камень,
Несмотря на царевой болезни пламень.
Уверил царя милость к отцам отложить,
Желая кровью святое место залить.
Как царь патриарху покорился,
Так лютейший недуг умножился,
И такие сильные боли он стал претерпевать,
Что едва-едва мог и дышать.
Увидел тогда государь, что его пастырь
Не дает целительный пластырь,
Но его здоровью делает препону,
От которой простирается путь к смертному гробу.

Охватила самодержца такая сильная болезнь, дающая знамение смерти, что он отослал от себя врачей-докторов и все врачебные хитрости. И скорее посылает гонца к Соловецкой обители, прекращая гнев негодования, оставляя отцов жить в древнем церковном предании, прося у них молитвы и благословения. Не спросил ни патриарха, ни иных из духовенства, но своей властью, своим произволением захотел излить милость к обиженным страдальцам.

Когда же царь явил милость к соловецким отцам, когда послал скорохода, приказывая воинству отступить от обители преподобных, тогда воевода, стоящий под киновией, взял киновию чрез подсказку предателя. И всех жителей как иноческого, так и мирского чина острейшими серпами мучения сжал, как колосья, и окропил святое место телами и неповинной кровью убиенных.