Геннадий Обатнин - История и повествование

• Название: История и повествование
• Автор: Геннадий Обатнин
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2006
• ISBN: 5-86793-465-9

Сборник научных работ посвящен проблеме рассказывания, демонстрации и переживания исторического процесса. Авторы книги — известные филологи, историки общества и искусства из России, ближнего и дальнего зарубежья — подходят к этой теме с самых разных сторон и пользуются при ее анализе различными методами. Границы художественного и документального, литературные приемы при описании исторических событий, принципы нарратологии, (авто)биография как нарратив, идеи Ю. М. Лотмана в контексте истории философского и гуманитарного знания — это далеко не все проблемы, которые рассматриваются в статьях. Являясь очередным томом из серии совместных научных проектов Хельсинкского и Тартуского университетов, книга, при всей ее академической значимости, представляет собой еще и живой интеллектуальный диалог.

---

Итак, история доходит до нас в виде и письменных и устных текстов. У нас не может быть своего, непосредственного опыта восприятия отдаленной от нас истории. В определенные эпохи, как, например, в советское время, устные тексты воспринимались как более истинные, правдивые.

Выбранный нами аспект изучения темы позволяет сосредоточить внимание именно на этом сложном переплетении устных и письменных текстов в исторической памяти и на том, как это находит выражение в художественной литературе. Отсюда и приведенное в названии статьи определение «устно-письменный нарратив». Оно используется нами, во-первых, для характеристики организации повествования прозаического произведения: стилизация устной речи, устных жанров (например, анекдот), сказовая манера повествования и соответствующий выбор рассказчиков, эллиптичность повествования, предполагающая общую с адресатом культурную память, и другие свойства устной речи. Во-вторых, рабочий термин «устно-письменный нарратив» имеет для нас и более широкое значение, характеризуя переплетение разного типа текстов, формирующих в итоге наше понимание истории, как на это было указано выше.

Наш конкретный пример иллюстрирует подобные сложные переплетения в эстонской культуре в переломное десятилетие прошлого века. С одной стороны, в связи с восстановлением суверенного государства насущной культурной задачей стало оформление общего исторического нарратива, который мог бы цементировать эстонскую государственную и культурную идентичность, дать необходимый «эстоноцентричный» канон для репрезентаций исторических событий. Параллельно шли поиски иконического (континуального) эстонского знака-символа как выражения эстонской национальной сущности. Всплеск мифологического мышления вообще характерен для этого переломного периода (см. разные переименования).

В советское время память о довоенном времени, о первой Эстонской республике сохранялась преимущественно благодаря устным рассказам, распространяющимся в сфере личного интимного общения. Устный текст имел высокий ценностный статус по сравнению с печатной советской (то есть преимущественно пропагандистской) продукцией — то, о чем могли читать, воспринималось как ложь, то, о чем говорили, — как опровергающая эту ложь правда. Хотя как официальная письменная история, так и устная коммуникация создавали свои мифы истории, опирались на мифы. Теперь то, что было «не-текстом», становится текстом, фиксируется и приобретает структурную устойчивость (в учебниках по истории, в опубликованных биографиях и т. д.). Хорошим примером может послужить так называемый дискурс «лесных братьев», преобразованный из преимущественно «семейных» устных рассказов в письменную историю и даже в практические руководства для будущего в случае новых военных катаклизмов. Не говоря о том, что для кого-то экзотика «лесного братства» стала построенным на эксплуатации истории выгодным бизнесом.

Прошлое было «использовано» в преобразовании эстонского общества самым активным образом. Построение нового стало здесь одновременно и реставрацией порядков досоветского эстонского государства, восстановлением в самом широком смысле исторической непрерывности. Особое значение приобрели в 90-е годы архивы: начиная с открытия архивов КГБ до документов, на основе которых возвращались владельцам реквизированные в советское время земли и дома, доказывалось право на гражданство, устанавливался рабочий стаж и т. д. Стоит также вспомнить, например, какую роль сыграло в освободительном движении Прибалтийских стран обнародование пакта Молотова — Риббентропа. Такая опора на прошлое дополняется прогрессивистскими целенаправленными проектами и планами построения будущего. Эстонская конституция устанавливает как главную цель государства сохранение эстонской культуры, в то время как слоган Эстонии провозглашает о «позитивно изменяющейся» (positively transforming) стране в смысле движения от особого, эстонского, к европейскому, «западному» идеалу. Все это, в свою очередь, причудливо сочетается с идеологией и реальностью экономического либерализма, агрессивными мифами потребительского общества, от которых труднее дистанцироваться, чем в свое время от советских.

Иммунитет к политической идеологии, который был выработан в советское время, приводит через несколько лет после «поющей революции» скорее к скепсису по отношению к общему эстонскому нарративу. Тот единый субъект истории, который образовался в годы освободительной борьбы, в новой ситуации быстро расчленяется на индивидуальности.

То, как в литературных текстах обходятся с историей, является отражением названных сложных переплетений. Интересный пример представляет в этой связи творчество эстонского прозаика и драматурга Андруса Кивиряхка, автора того поколения, чье детство проходило в конце советской эпохи. Это поколение, для которого взросление означало и переселение в совершенно иной, чем в детстве, мир, — это последнее поколение, выросшее на советских мультфильмах (см. его пьесу «Голубой вагон»).

Кивиряхк играет в своих текстах не с историей, а с интерпретационными системами. В его понимании история — это то, что мы о ней узнали из разных устных и письменных источников, то, что мы о ней знаем и помним (или современная культура помнит). И то, что забыто нами, может помнить кто-либо другой.

Ярким примером такого принципиально открытого для самого разного восприятия текста и является «Наш Ленин» — эстонские переводы детских рассказов о Ленине Михаила Зощенко, Евгения Мара, Семена Мирера, Владимира Бонч-Бруевича, Зои Воскресенской, Сергея Михалкова, сопровождаемые «Послесловием» Кивиряхка. Книга позволяет эстонскому читателю вспоминать то время, которое сегодня принято считать скорее разрывом, пропастью между двумя «эстонскими временами». Современные стереотипы о советском периоде выталкивают определенные события, ценности, факты в сферу устных текстов, в культурную периферию, так же как это было в советское время с историей Эстонской республики. Поэтому само появление сегодня сборника рассказов о Ленине, оставшегося бы, вероятнее всего, незаметным в советское время, является событием неординарным. Уже название «Наш Ленин» и оформление книги вводят читателя в мир многозначных игр. Значок октябренка на обложке книги дает намек на то, что это книга для детей. Само же название НАШ ЛЕНИН скрывает в себе вариативность «наших» и амбивалентность одного «нашего». Возникает вопрос «Чей наш Ленин?». На первый взгляд ответ прост: в самих рассказах это «их» наш Ленин, а Ленин «Послесловия», преломленный через иронический опыт поколения Кивиряхка, — наш, читательский, Ленин. Наш последующий анализ имеет своей целью показать, что все здесь гораздо сложнее.

Сначала необходимо повнимательнее присмотреться к обложке и концепции художественного оформления книги в целом (автор — известный книжный оформитель Тыну Каалеп). На ярко-красном фоне представлены вербальные и изобразительные тексты, восходящие к разным идеологическим дискурсам и соответственно обращающиеся к своему воображаемому коллективному адресату. С напечатанным белым шрифтом названием книги «Наш Ленин» корреспондирует на задней обложке того же цвета рекламная заметка «Глобальный бестселлер!» как знак агрессивной идеологии современного потребительского общества. «Бестселлер» задает и определенные ожидания по отношению к герою рассказов, предполагает в нем воплощение определенных коллективных, архетипичных представлений.

Желтый цвет маркирует дискурс советской идеологии, в данном случае не слишком отличающийся от современной рекламы. На задней обложке расположен миниатюрный канонизированный портрет вождя с отметкой «Главлит советует» и рекомендацией: «В этой книге собраны бессмертные истории об отце нашего народа В. И. Ленине». Черным шрифтом добавлены еще имитирующие советскую политическую риторику фрагменты под общим названием «Критики хвалят». Сюда же входит и отрывок из послесловия Кивиряхка, превращающий все в шутку еще до того, как читатель откроет книгу, — то есть этот фрагмент как бы указывает прямо на тот товар, который в виде рассматриваемой книги на самом деле продается. Как предполагается по нормам рекламного текста, русские авторы рассказов о Ленине на обложке книги не названы («обычный стиральный порошок»), зато имя автора послесловия стоит на передней обложке, намекая читателю, что сами рассказы служат скорее лишь материалом для рефлексии, запечатленной в послесловии. Белым шрифтом напечатано на задней обложке также название издательства Tänapäev (Сегодняшний день). Характерно, что именно издательство как некий анонимный коллектив названо в качестве составителя книги: персонально за нее в целом никто как бы не отвечает.