Людвига Кастеллацо - Тито Вецио

• Название: Тито Вецио
• Автор: Людвига Кастеллацо
• Издательство: Глоса
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 985-6068-08-8

Несчастная любовь к юной красавице-рабыне и несправедливое лишение наследства толкнули отважного римского патриция Тито Вецио на отчаянный шаг — поднять восстание рабов и свободных граждан. В романе увлекательно описаны бои гладиаторов, роскошные пиры пресытившейся и развращенной знати, обычаи и нравы, царившие в Риме за сто лет до Рождества Христова.

---

В назначенное время, по сигналу распорядителей, погребальная процессия тронулась. Хор певчих под аккомпанемент флейт и лир в своих песнях прославлял доблести умершего и оплакивал его преждевременную кончину, плакальщицы им вторили. Бренные останки покойного несли его наследник Аполлоний, претор Сицилии Луций Лукулл, глава сената Марк Скавр и квестор Луций Корнелий Сулла. Все они были в претекстах, с обнаженными головами. Впереди всех шел главный распорядитель в темной хламиде и черном военном плаще. Замыкала шествие толпа рабов с зажженными факелами и восковыми свечами в руках. Около распорядителя и ликторов шли жертвоприносители-фламины, ведущие жертвенных животных, кровь которых должна быть приятна душе усопшего. По обе стороны процессии тоже шли музыканты с трубами, литаврами и флейтами, среди них находились танцоры, отплясывающие комический танец, сопровождающийся песней.

За плакальщицами, музыкантами и певчими, около гроба покойного, шли люди, изображавшие его предков в хронологическом порядке, в претекстах и туниках с широкими и узкими пурпурными полосами: консулы, сенаторы и трибуны республики, украшенные ожерельями, медальонами и венками в знак их гражданских и военных доблестей. Тут словно воскресли из мертвых все знаменитые предки Марка Вецио — сановники и воины. За гробом шли приятели покойного с небритыми в течение нескольких дней лицами, с растрепанными волосами и без всяких украшений на руках. Далее двигалась толпа женщин: жены и дочери клиентов, домашние служанки с распущенными волосами, воющие в тон плакальщицам.

Помимо этого, как обычно в таких случаях, в толпу затесались праздные зеваки, уличные бездельники и даже женщины легкого поведения. Шумные разговоры, крики, смех, пересуды были слышны повсюду.

Говорили о том, когда умер покойный, как, почему, от какой болезни, сколько ему лет, как велико его состояние, и кому он его завещал, кто приглашен на похороны, число музыкантов, танцоров, плакальщиц. Обо всем этом спорили очень горячо, каждый принимал близко к сердцу, например, сколько оставил покойник денег, словно это имело какое-то отношение к говорившему. Затем провожавшие похоронную процессию перешли к обсуждению урожая текущего года, правительственных распоряжений, которые, заметим между прочим, хотя и были республиканские, но нуждам народа соответствовали в значительно меньшей степени, чем правительственные распоряжения нашего времени.

Тем временем траурный кортеж из дома Вецио, расположенного на Целийском холме, спустился к Форуму и остановился у самой ростральной кафедры. Покойного установили на трибуну, и Аполлоний, взойдя на кафедру, произнес похвальное слово умершему, так облагодетельствовавшему его. Все собравшиеся усердно аплодировали.

Умный и всесторонне развитый Аполлоний поразил всех своим необыкновенным красноречием и смелостью новых идей. К тому же его высокий рост, выразительные черты лица, да и сама атмосфера печальной торжественности — все это было в пользу молодого оратора.

С открытыми ртами слушали изумленные квириты возвышенные доводы оратора о бессмертии человеческой души. В последнее время неверие распространилось во всех слоях общества, и многие присутствующие были убеждены, что с прекращением жизни для них все будет кончено. Аполлоний открыл перед ними новый мир, оживляя многолетний спор: быть или не быть смерти. Долгие, единодушные рукоплескания народа были наградой молодому философу.

Последователи нового учения совершенно основательно причислили этот день, когда Аполлоний произнес речь о бессмертии человеческой души, к тем, что вели к победе их учения.

— Статилий, слыхал ли ты хоть что-нибудь подобное? — удивленно спрашивал наш старый знакомый — кузнец Маллий своего приятеля-сапожника.

— Никогда! Клянусь Геркулесом, никогда не слыхал. У меня по спине мурашки бегают, я дрожу точно в лихорадке, слушая этого иностранца, он убеждает, отрицая многое из того, что мы признаем, и одновременно утешает. Неужели он прав?

— Кто бы мог подумать, что смерть — это на самом деле не только конец, но и начало другой, безмерно счастливой и бесконечной жизни.

Что же, почва для новой религии в те годы в Риме была уже почти готова. Угнетенные до невероятной степени рабы, надменные и развратные патриции, обездоленные плебеи — такое положение как нельзя больше способствовало распространению учения, полного надежды и милосердия.

По окончании надгробной речи музыканты снова заиграли свои скорбные мелодии, дополненные флейтами и трубами, а плакальщицы возобновили свои печальные действия.

По древнему обычаю должна была быть совершена символическая церемония — сожжение трупа на Форуме. Но так как римское правительство запретило разжигать костры в городе, опасаясь возможных в таких случаях пожаров, то акт сожжения был чисто символическим: зажженный факел лишь обнесли вокруг усопшего.

Таким образом были соблюдены и административный закон и религиозный обычай, хотя, казалось, между тем и другим существует непримиримое противоречие.

После церемонии символического сожжения трупа процессия, покинув Форум, направилась мимо Большого цирка через Капенские ворота, вдоль Аппиевой дороги и улицы похорон.

Среди провожавших Марко Вецио в последний путь хватало людей, которые среди общей печали развлекали себя и окружающих в меру своих сил. Фламины, ведущие жертвенных животных, танцоры, плакальщицы и слуги погребения примешивали к пению и жалобному причитанию свои плоские шуточки, издевательства и неприкрытую пошлость, не забывая время от времени промачивать свои глотки вином из амфор, взятых ими с собой. Среди этих пьяных циников находился, разумеется, и наш старый знакомый, фламин Остий, завсегдатай таверны Геркулеса-победителя. Толстяк шел во главе жрецов-жертвоприносителей и тащил за поводья старую клячу, тощую и с трудом передвигающуюся, которой следовало играть почетную роль ратного коня покойного всадника. Этот боевой конь, замученный старостью и болезнями, был приобретен у живодера за самую минимальную цену. Но сейчас он был в роскошной сбруе, с попоной на спине, и поэтому народ, а в особенности женщины, видя, как медленно переставляет ноги боевой конь, и не понимая причины этого, относили такое явление к дурным предзнаменованиям.

Наконец, процессия прибыла к месту назначения.

Гробница рода Вецио находилась рядом с Аппиевой дорогой и неподалеку от города. Трудно себе представить что-либо превосходящее это сооружение богатством, роскошью и изяществом. Под мраморной пирамидой, установленной на пьедестал с изящным карнизом, было вырыто подземелье, где в особо устроенных нишах, известных под названием голубятен (что по-римски звучит, как колумбарий), составлялись урны с пеплом умерших членов семейства Вецио. Три стороны памятника были украшены барельефами, изображавшими бои гладиаторов. Четвертая сторона, обращенная к дороге, имела надпись, гласившую «Луций Вецио, всадник, претор, префект Капуи соорудил эту гробницу с дозволения римского народа и сената». Налево от памятника находилось просторное полукружие, нечто вроде зала, куда входили по роскошным мраморным ступенькам. Это место предназначалось для поминок. Здесь в центре ставились столы, поражавшие обилием оказавшихся на них яств и напитков. Из зала-столовой через маленькую дверь можно было пройти во дворик, обнесенный со всех сторон высокими каменными стенами. Посередине дворика был разложен костер для сжигания покойника. Костер состоял из сосновых дров и буковых поленьев и был устроен в виде алтаря, обставленного венками и ветвями кипариса. Внесенные носилки с покойником поставили на костер, и Аполлоний, подойдя к усопшему, открыл ему глаза, как предписывали обычаи, чтобы умерший мог в последний раз взглянуть на небо. Аполлоний, приступая к этой последней церемонии, невольно содрогнулся и побледнел не меньше, чем его покойный отец. Отцеубийце показалось, что из открытых глаз старого патриция сверкнула молния гнева, а уста прошептали проклятия отравителю. И этот человек, который, не задумываясь, отравил собственного отца, хладнокровно зарезал свою мать и собиравшийся точно также разделаться с братом, пошатнулся и едва не упал, увидев в глазах покойного осуждение всех его злодеяний. Аполлоний вынужден был призвать на помощь всю силу воли своего железного характера для того, чтобы не упасть. Дрожа, как осиновый лист, он положил в рот покойного символическую монету для уплаты перевозчику через Стикс[192] и глухим голосом проговорил:

— Прощай! Мы последуем за тобой в порядке, предусмотренном природой.

После этих прощальных слов жалобно заиграли трубы, и начался обряд жертвоприношения.

Убивали лошадей, быков, собак, птиц. Кровь их собирали в две большие чаши и поливали ею землю. Потом в угоду богам преисподней стали лить на землю вино и молоко. Затем все присутствующие торжественно облили костер, бросая в дрова цветы, венки, корицу, мирру, фимиам, духи, масло. Женщины с растрепанными волосами царапали ногтями себе лицо и грудь, плакали, выли и вообще довольно естественно изображали чувство беспредельной печали. Но венцом всей этой языческой дикости стало появление маэстро Ланисты с четырьмя гладиаторами, которые должны были убить друг друга в честь именитого покойника. Будто было недостаточно для удовлетворения глупого суеверия крови множества перебитых животных, нет, великие завоеватели были глубоко убеждены, что умилостивить богов можно только пролив, помимо всего прочего, и человеческую кровь.