Вольфганг Ешке - Ожерелье

• Название: Ожерелье
• Автор: Вольфганг Ешке
• Издательство: Захаров
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8159-0755-3

Вольфганг Ешке родился в 1936 году в Течени (в нынешней Чехии), сейчас живёт в Мюнхене. В 1959 году появился его первый рассказ «Die Anderen». В 1969 году он стал редактором «Литературного словаря для детей»; с 1970-го по 1972 год в качестве свободного сотрудника Вольфганг Ешке был составителем серии «Научная фантастика для знатоков» в издательстве «Лихтенберг», а с 1973 года — в издательстве «Вильгельм Хейне», и нашёл в этом, как потом оказалось, своё основное призвание: многие годы он отбирал для публикации в Германии важнейшие произведения научной фантастики, к тому же организовал составление более ста антологий рассказов — столь важной для научной фантастики формы, создав тем самым широкий форум и выстроив самую значительную в своё время в Европе серию «Хейне-НФ». Можно без преувеличения сказать, что без Вольфганга Ешке научная фантастика в Германии была бы другой; он, как никто другой, формировал её литературный ландшафт. Это отразилось и на необозримом списке его наград: как издатель международной научной фантастики он получил в 1987 году «Harrison Award», а в 1992 году — итальянскую «Premio Futuro Europa», по совокупности заслуг в 1999 году — французскую премию «Утопиа» и в 2000 году — премию им. Курда Лассвитца — премию, которой Вольфганг Ешке (кстати, с первых часов член Клуба научной фантастики Германии, а теперь уже и почётный его член) был отмечен не меньше пятнадцати раз, с меньшим интервалом, чем кто-либо другой, и практически во всех возможных категориях.

Доминирующая функция Вольфганга Ешке как составителя постоянно оставляла в тени тот факт, что он и сам выдающийся автор научной фантастики. Его захватывающий первый роман «Der letzte Tag der Schöpfung» («Последний день творения») вышел в 1981 году и имел оглушительный успех не только в Германии, но и за её пределами: он был переведён на французский — честь, которой после этого почти двадцать лет не удостаивался ни один немецкий научно-фантастический роман. К числу его самых известных романов, повестей и сборников рассказов относятся «Der Zeiter» («Временник») (1970), «Osiris Land» (1986), «MIDAS und die Wiederauferstehung des Fleisches» (1989) и «Schlechte Nachrichten aus dem Vatikan» (1993). Переводы его книг были изданы в Англии, Франции, США, тогдашней ЧССР, в Италии, Польше, Испании, Румынии, Болгарии и Венгрии. Наряду с рассказами Вольфганг Ешке писал и радиопьесы, которые необычным, впечатляющим образом разрабатывали животрепещущие темы времени.

(А. Эшбах)

---

В маленьких деревянных чашах принесли еду — или то были не чаши, а крышки черепов умерших монахов? Волокнистые кусочки пищи походили на старую полопавшуюся кору, но раскусывались легко, как поджаренные до хруста свиные шкварки. По вкусу это больше напоминало смазанные мёдом и обсыпанные корицей орехи кешью с жаровни. К еде подали густой белый соус, солоноватый, но с горьковатым послевкусием. Я тотчас узнал его: то было легендарное молочко монастыря, якобы чудодейственный секрет внутренних желез, который монахи раздавали пилигримам, а те уносили домой в маленьких глиняных кувшинчиках и продавали в качестве лекарства. Когда-то монастырь держал на довольствии, наряду с пилигримами, свыше тысячи монахов, но теперь их здесь осталось не больше сотни.

Некоторые люди предполагали, что это молочко и есть та умиротворяющая эссенция, поскольку она, возможно, содержала наркотик, который подавлял разлад среди картезиан и объединял их, однако в субстанции не было найдено ничего такого, что могло бы сойти за психотропное средство.

Я взглянул на посланника Флота. Он, казалось, ни о чём таком не думал и с аппетитом жевал волокнистые кусочки, запивая их молочком. Тогда и я отбросил всякую сдержанность и утолил свой голод.

Зажгли курительницы. Значит, подошло время аудиенции Кешры. Сладковатый дым воскурений затруднял дыхание. Или это начал действовать наркотик? Я нашарил свою кислородную маску и прижал её к лицу.

Внезапно послышались звуки литавр, и монастырь содрогнулся от трубного гула. Посреди светящейся стены раскрылось круглое отверстие. Монахи моментально сгрудились вокруг нас и повели, нет, протолкнули нас через это отверстие в высокое помещение, которое, судя по всему, и было святая святых. На своего рода кафедре, в складчатом углублении высоко в стене, виднелась рослая, странно искривлённая фигура, взиравшая на нас сверху вниз. Я заглянул в лицо старейшего существа, какое когда-либо в жизни встречал. Своими длинными руками и чёрной кожей оно походило на древнее прасоздание, имеющее мало сходства с аборигенами этой планеты. Это как если бы кожу картезианина натянуть на гораздо более высокий скелет и высушить под беспощадным солнцем высокогорья. Существо действительно казалось, как некоторые и предполагали, пришельцем из других миров, отпрыском очень древнего вида, который некогда попал на эту планету и нашёл способ вновь и вновь воплощаться в образе коренного жителя. Я знал, что эта Кешра появилась на свет у маленьких людей вблизи Сент-Назарета на берегу Внутреннего моря, и когда при ней обнаружили знаки возрождения, её ещё маленьким ребёнком доставили в монастырь. Однако дух древней расы — и монастырь — сформировали из неё другое живое существо: возрождённую богиню.

Она, словно прочитав мои мысли, остановила взгляд на мне. Это не был затуманенный взор аборигена, это были чужеродные глаза — и это были глаза больного, страдающего существа.

Посланник Флота с самого начала снял треуголку и держал её прижатой к орденоносной груди. Он поклонился, поднял стальной кофр на подиум под кафедрой и торжественным движением раскрыл его. После этого он отступил на несколько шагов и снова поклонился. Ожерелье сверкало на синем бархате, несмотря на приглушённый, рассеянный свет.

— От имени людей, проживающих в вашем мире, и от имени Флота я прошу у вас, ваше святейшество, прощения за кощунственное злодеяние. Мы знаем, что это преступление ничем не загладить, но мы приложили все свои усилия, не остановились ни перед какими расходами и попытались сделать всё, что в человеческих возможностях, чтобы вернуть вам ожерелье ваших предков.

Я перевёл его слова. Монахи зашушукались.

С удивительной быстротой богиня спустилась вниз и потрогала камни, вначале своими длинными когтистыми пальцами, потом языком, пробуя камни на вкус один за другим, потом понюхала — и небрежно бросила ожерелье, будто утратив к нему всякий интерес.

Монахи встревожились, тяжело и учащённо задышали, зашептались, всем своим видом выражая недовольство. Я услышал повторяющееся слово «безбожно». Неужто сделали ошибку и неправильно составили камни? Может, перепутали их порядок? Или речь и вовсе шла о подделке? Это могло иметь роковые последствия — не только для людей в городах Внутреннего моря, но и для всего Картезиуса.

Я тревожно взглянул на посланника. Его голый череп блестел в полутьме, мрачно нахмуренный лоб был усеян каплями пота. Казалось, он был обижен такой реакцией, но сдерживался.

Богиня вернулась назад в своё складчатое углубление в стене и закрыла лицо ладонями. Ропот монахов становился всё громче и приобретал угрожающий тон. Ещё мне показалось, что и дыхание монастыря участилось и стало лихорадочнее.

— В чём дело? — спросил посланник. — Что они говорят? Да не молчите же! Что случилось?

— Камни… — сказал я. — Кажется, нескольких недостаёт.

— Это невозможно. Их восемьдесят три, и все в том порядке, в каком были изначально.

Внезапно монахи окружили нас плотным кольцом. Они вытеснили нас из помещения через предлежащий холл и через главный портал наружу.

Старшина педальеров испуганно смотрел на нас. Его люди в страхе отпрянули, взобрались на борт и скользнули в свои клетки.

Мы толпились на террасе, подталкиваемые и теснимые монахами. Паломники присоединились к ним, угрожающе замахиваясь палками. Я почувствовал кулаки на своей спине, удар палки между лопаток. Женщины-паломницы издавали визгливые трели.

Равнодушие с лиц как ветром сдуло. Я видел отторжение, направленное против нас, и… да, страх и отчаяние.

— Они нас прогоняют, — крикнул я посланнику. Я не отваживался переводить те ругательства и проклятия, которые неслись нам вслед.

— Это я и сам вижу, — крикнул он в ответ и нахлобучил треуголку на голову.

Последние метры мы уже бежали. Это было недостойное отступление. Я старался держаться позади капитана, чтобы прикрыть его от ударов.

— Поднимаемся! — приказал старшина. Он отвязал канаты и поднял руки, успокаивая толпу, когда и ему стали угрожать палками, убрал забортный трап, побежал к своему контрольному месту и рванул барку вверх.

— Неблагодарные твари! — бормотал посланник, жадно присасываясь к своему кислородному аппарату. — Развели тут маскарад с этой своей Кешрой! Примитивные дикари!

— Это очень старая культура и очень старая религия, сэр. Старше, чем любая человеческая культура. Она существовала уже тогда, когда на Земле ещё жили неандертальцы.

— Я в курсе, — раздражённо ответил он.

— Что-то с этим восстановленным ожерельем не то. Она его не приняла.

Он пренебрежительно махнул рукой.

— Нам пришлось заменить четыре бриллианта. Их не удалось разыскать.

Я задержал дыхание.

— Это не просто бриллианты, сэр, которые можно заменить другими. Это трансформированные в бриллианты телесные воплощения богини. Это её предки, они связывают её с первыми Кешрами, которые являлись в этот мир.

— И вы верите во всю эту чепуху, Паладье?

— Дело не в том, верю я в неё или нет. Главное, что в неё верят аборигены.

— Бриллиант — он и есть бриллиант. Кристалл из атомов углерода. Как могут индивидуальные структуры организма запечатлеться в решётке атомов углерода! Это же полная чушь, понимаете?

— Тем не менее, богиня сразу заметила, что некоторые из её предков отсутствуют, — ответил я.

Посланник презрительно фыркнул.

— Вы хотя бы представляете себе, чего Флоту стоило разыскать эту проклятую цацку? И во что ему обошлось то, чтобы те четыре бриллианта, которые пришлось заменить, были огранены точно так же, как и остальные?

— Мы можем потерять эту планету, сэр. Вот во что это может обойтись Флоту. И людям, которые живут здесь, на Картезиусе.

Хотя Лиллепойнт только что закатился за перевал Аваланч, уже стемнело. Гора Матин и гора Арсин торчали в вечернем небе как два могучих чёрных рога. На юго-востоке показались первые звёзды.

Ночной обвальный ветер уже подул. Мы отлетали к краю террасы. Монахи и паломники преследовали нас, выкрикивая угрозы, снова и снова пытаясь ухватиться за рулевые канаты барки, и швыряли камни, которые грохотали по палубе.

— Выше! — приказал посланник старшине, нервно потрясая руками.

Ветер был ледяной. Он всё быстрее гнал нас к скалистому краю террасы. Рулевые канаты волочились по гладкой каменной площадке, а затем упали в пустоту. Теперь под нами была пропасть: пустое пространство до самых четырёхтысячников предгорья.

Педальеры налегали на педали изо всех сил, пытаясь стабилизировать барку. Небо над нами наполнилось звёздами, и могучий тёмный образ монастыря, казалось, привстал им навстречу. Мы опускались в темноту. Старшина только что зажёг один фонарь на корме, а второй поднимал на мачту, когда над нами раздался душераздирающий вой. Педальеры замерли на полуобороте. Старшина поднял голову и прислушался.