Вольфганг Ешке - Ожерелье

• Название: Ожерелье
• Автор: Вольфганг Ешке
• Издательство: Захаров
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8159-0755-3

Вольфганг Ешке родился в 1936 году в Течени (в нынешней Чехии), сейчас живёт в Мюнхене. В 1959 году появился его первый рассказ «Die Anderen». В 1969 году он стал редактором «Литературного словаря для детей»; с 1970-го по 1972 год в качестве свободного сотрудника Вольфганг Ешке был составителем серии «Научная фантастика для знатоков» в издательстве «Лихтенберг», а с 1973 года — в издательстве «Вильгельм Хейне», и нашёл в этом, как потом оказалось, своё основное призвание: многие годы он отбирал для публикации в Германии важнейшие произведения научной фантастики, к тому же организовал составление более ста антологий рассказов — столь важной для научной фантастики формы, создав тем самым широкий форум и выстроив самую значительную в своё время в Европе серию «Хейне-НФ». Можно без преувеличения сказать, что без Вольфганга Ешке научная фантастика в Германии была бы другой; он, как никто другой, формировал её литературный ландшафт. Это отразилось и на необозримом списке его наград: как издатель международной научной фантастики он получил в 1987 году «Harrison Award», а в 1992 году — итальянскую «Premio Futuro Europa», по совокупности заслуг в 1999 году — французскую премию «Утопиа» и в 2000 году — премию им. Курда Лассвитца — премию, которой Вольфганг Ешке (кстати, с первых часов член Клуба научной фантастики Германии, а теперь уже и почётный его член) был отмечен не меньше пятнадцати раз, с меньшим интервалом, чем кто-либо другой, и практически во всех возможных категориях.

Доминирующая функция Вольфганга Ешке как составителя постоянно оставляла в тени тот факт, что он и сам выдающийся автор научной фантастики. Его захватывающий первый роман «Der letzte Tag der Schöpfung» («Последний день творения») вышел в 1981 году и имел оглушительный успех не только в Германии, но и за её пределами: он был переведён на французский — честь, которой после этого почти двадцать лет не удостаивался ни один немецкий научно-фантастический роман. К числу его самых известных романов, повестей и сборников рассказов относятся «Der Zeiter» («Временник») (1970), «Osiris Land» (1986), «MIDAS und die Wiederauferstehung des Fleisches» (1989) и «Schlechte Nachrichten aus dem Vatikan» (1993). Переводы его книг были изданы в Англии, Франции, США, тогдашней ЧССР, в Италии, Польше, Испании, Румынии, Болгарии и Венгрии. Наряду с рассказами Вольфганг Ешке писал и радиопьесы, которые необычным, впечатляющим образом разрабатывали животрепещущие темы времени.

(А. Эшбах)

---

— Позавчера у Западных ворот объявилось несколько паломников. Среди них были и монахи. Они производили вполне мирное впечатление и просили еды. Они рассказали, что внутренние источники, из которых монастырь обеспечивал их пропитанием, иссякли. Голод заставил их спуститься. И что вонь разложения в теле монастыря день ото дня становится нестерпимее, и в его стенах больше не чувствуется никакого движения. Лишь самые набожные ещё остаются там и продолжают вливать ему воду. Они ждали завершения транссубстанциации умершей богини, чтобы потом принести в долину бриллиант её жизни, который поможет им в поиске нового возрождения.

— А ожерелье всё ещё в монастыре?

— Таким вопросом задались и двое молодых людей из Сент-Назарета. Вчера они поднимались туда на ветряной барке. Они нашли террасу покинутой, а монастырь — полусгнившим. Часть оболочки ещё лепится на карнизе, но вся масса тела, как они сообщают, распалась, растеклась по круче высотой в четыре тысячи метров и жутко смердит. Никаких следов ожерелья они не обнаружили. Может, монахи его где-то спрятали.

— Может быть. У меня было такое впечатление, что оно потеряло для них свою ценность. — Я пожал плечами.

Пауки на окнах завершили свою ежедневную работу и исчезли.

Мэр медленно откинулась в своём кресле.

— Временами мне кажется, — сказала она, вздохнув, — будто вся планета начала разлагаться. Будто она выдыхает что-то ядовитое, будто из кальдеры[3] этого старого потухшего вулкана поднимаются отвратительные испарения. Будто горная порода выделяет что-то зловещее, наводя порчу на всё органическое. — Она положила руку на грудь. — Мне часто становится трудно дышать. Даже насекомые стали агрессивнее, чем обычно. — Она указала на паутину на окнах. — А ведь этот мир всегда был так хорош. Рай, подобного которому не найти в радиусе сотен световых лет.

— Первые люди, которые приземлились здесь на «Декарте», действительно верили, что нашли рай. Вспомните сонеты Эпервье, в которых он описывает Внутреннее море как остров среди горького солёного океана, который испаряется под беспощадным солнцем.

— Да, рай — пока Кешра простирает над ним свою благословляющую длань. Но теперь эта длань высохла.

— Знаете, чего я больше всего боюсь, сударыня? Что это безумие перекинется и на людей. Когда на меня бросился старшина педальеров, я думал, что потерял сознание. Но это был не обморок, а что-то другое. Что-то овладело мной, я был как одержимый.

Она положила ладонь мне на руку.

— Об этом я не очень беспокоюсь, — сказала она. На миг я увидел, как её тёмные глаза блеснули под вуалью. — Не очень-то мы были подвержены миролюбию и тогда, когда Кешра была жива.

Я неотрывно смотрел на её запястье. Тонкий татуированный рисунок, который я раньше принимал за арабески, оказался — теперь я это видел совершенно отчётливо, — созвездием. Я непроизвольно взял и удерживал её руку. Она не отнимала её.

— Это же звёзды внутреннего плеча Ориона, — удивлённо сказал я.

— Да, — ответила она. — Когда я училась в Нанте, там работал один художник, который специализировался на татуировках звёздных карт. Вам нравится?

— Очень. — Я провёл по рисунку кончиками пальцев. — У вас, как я полагаю, были причины…

Она всё ещё не отнимала у меня свою руку.

— Да, моя мать была офицером Флота, пока не вышла замуж за моего отца. Потом этот брак распался, и она снова вернулась во Флот. Когда она сказала мне об этом, я подумала, что хорошо бы сделать такую татуировку. «Так я всегда буду знать, где ты сейчас находишься, — сказала я ей. — Я всегда буду это чувствовать».

— И вы это чувствуете?

— Да. — Она указала на место где-то между Лиллепойнтом и звездой Александра. — Она вот здесь. Летит на «Гигале». Она сбежала в будущее, — сказала мэр со вздохом. — Ещё до того, как её корабль достигнет цели, я стану старше, чем она.

Я закрыл глаза и нежно поцеловал это место на её запястье. Мои губы коснулись бархатистой прохладной кожи, и я вдохнул терпкий аромат кипарисовой ветки в дождливое утро.

После этого я бросил виноватый взгляд на портрет старика Галопена.

Он улыбнулся и благосклонно кивнул мне.

— Я слышал, что вы обручились с мэром, Паладье?

— Слухи вас не обманули, капитан.

— Поздравляю. И что, она действительно так хороша, как уверяют?

— Этого я не знаю. Она ещё не показывалась мне без вуали.

— Тогда я надеюсь, что сюрприз, который вас ждёт, окажется приятным.

— Сюрприз, сэр?

— Ну…

— Я вас не совсем понимаю. Я люблю мадемуазель Галопен.

Капитан остановился.

— Ну и весёлый же вы здесь народ, — сказал он, смеясь. — Значит, вы покупаете…

— Покупаю?..

— Ну, берёте, или как там: принимаете? — кота в мешке.

— Кота в мешке? Кот — это животное, насколько я знаю. Что вы хотите сказать этим, мистер Уилберфорс, сэр?

Он досадливо отмахнулся.

— Это такая поговорка. Давайте не будем углубляться. Я не хотел вас обидеть, избави Бог.

Я бы с удовольствием двинул ему в свежезалеченный нос.

— Вы тут из худа сделали добро: из-за обилия комарья изощрились во всевозможных маскировках и вуалях, — продолжал он. — По крайней мере, обеспечили себе сюрпризы, когда дело доходит до распаковки.

Это был день накануне его отлёта. Он устроил прощальную выпивку в Доме Флота, и когда официальная часть закончилась, Генри, с бокалом шампанского в одной руке и с «санчесом» в другой, пригласил нас прогуляться к Лазерной башне на конце мыса, но сам потом так и не пошёл, потому что уже нетвёрдо стоял на ногах. И вот мы вышли одни на вымощенную серебряными плитками торговую площадь и двинулись вдоль берега.

На голове у капитана была одна из тех широкополых местных шляп, с краёв которых до самых плеч свисала вуаль, чтобы защитить лицо и шею от кровососущих летучих насекомых.

Внизу под нами шумело и плескалось о скалы море. Лёгкий бриз подталкивал нас в спину; на обратном пути нам придётся его преодолевать.

— И когда же вы приступите к исследованию вашей галактики, если можно спросить?

— Галактики?

— Ну, я же не слепой. А звёздную карту я узнаю с первого взгляда. У вашей наречённой на запястье есть татуировка локальной группы звёзд. Как я полагаю, карта плеча Ориона продолжается и выше запястья. Может, вам откроется и целая галактика, Паладье. Вам можно позавидовать.

— Мне безусловно предстоят интересные исследования. Но если вы не против, я бы предложил сменить тему.

Он поднял руки.

— Согласен. Тем более что я давно собирался попросить вас рассказать мне кое-что о древней истории этой планеты. Фребильон говорил мне, что вы эксперт по этой части. Но мы так и не успели поговорить об этом. Вы только сказали, когда мы поднимались к этому вонючему монастырю, что Хомут якобы есть буквально подарок небес.

— Да, это так. Картезиус примерно сто пятьдесят миллионов лет назад столкнулся с крупным астероидом.

— С орбиты это выглядит как тяжёлая огнестрельная рана.

— Столкновение, однако, произошло на другой стороне. Небесное тело пробило кору и проникло глубоко в мантию. Момент силы столкновения передался через всю планету и подействовал так, что горячее ядро сдвинулось в нашу сторону. Следствием явилось то, что здесь вспучился громадный вулкан, который высунулся даже за пределы атмосферы. В конце концов он рухнул от собственной тяжести. Его кальдера — это Внутреннее море. А Хомут — это край кратера или того, что от него осталось. Из-за сильного вулканизма вся планета покрылась океаном и окуталась плотной атмосферой. Большая часть воды между тем испарилась под горячими лучами Лиллепойнта, но всё ещё предоставляет достаточно жизненного пространства для низших животных: червей, медуз, триболитов, улиток, каракатиц, омаров, некоторые виды которых отличаются гигантизмом…

— Протеин для Флота.

— Это так. Высшая форма жизни могла развиться только под прикрытием Хомута на Внутреннем море.

— Эту штуку, кстати, можно разглядеть даже на расстоянии в несколько световых недель.

— И идентифицировать как оплот жизни. Поэтому «Декарт» и затормозил здесь. Первые поселенцы назвали его Collier de cheval,[4] поскольку из космоса он действительно выглядит как лошадиный хомут. И они нашли внутри него богатые полезные ископаемые, которые выбились из ядра ближе к поверхности: платина, золото, серебро, титан, редкие металлы.

— Богатый мир, Паладье.

— Теперь он может от нас ускользнуть.

Он отмахнулся.

— Вы должны его удержать.

Птицы-ныряльщики с пронзительными криками кружили над волнами и бросались в воду, охотясь за рыбой.

— Те флотские парни, которые заварили всю эту кашу…

— Поплатились за это, — нетерпеливо перебил он меня.

— И вам уже скоро не нужно будет беспокоиться об этом. Вашей заботой станет бороздить пространство и время.