Александр Колмогоров - Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

• Название: Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой
• Автор: Александр Колмогоров
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7784-0421-2

В книге правнука ныне забытой русской писательницы Н. А. Лухмановой (1841–1907) и праправнука главного сибирского кожевенника Ф. С. Колмогорова (1824–1893) представлена увлекательная история семейных хроник, уходящих корнями в XI–XVI века.

Рассказы о бурной, почти авантюрной жизни «неистовой Надежды», приведшей ее на русско-японскую войну, о судьбах ее незаконнорожденных детей, а затем и внуков, среди которых немало людей известных и чрезвычайно интересных, их дневники, письма, стихи, воспоминания — все это читается на одном дыхании. На страницах книги читатель найдет и малоизвестные факты биографии музы Н. Гумилева — Татьяны Адамович, а также ее брата — поэта Георгия Адамовича.

Впервые представлены не публиковавшиеся ранее материалы из центральных и региональных архивов, музеев, семейного архива автора и других источников.

---

2 марта. Ст. Кайюань.

…Оставлен Телин. Жгли всё — дома, сено, горы муки, овса. Едкий дым, взрывающиеся патроны, груды ящиков продовольствия.[581]

6 марта. Ст. Куанченцзы.

…Наши потери под Мукденом… 89 тысяч, в том числе 21 тысяча пленными. Главнокомандующий Вооружёнными силами Дальнего Востока генерал от инфантерии Куропаткин смещён со своего поста и назначен командующим 1-ой армии. Новый Главком — генерал от инфантерии Линевич…[582]

13 марта. Маймайкай.

…В штаб армии приехал Костя Цабель, с которым мы не виделись 5 месяцев. Испив всю чашу страданий полевого офицера, он уже командовал 4-м батальоном Козловского полка, но как гвардеец отказался от производства в подполковники по армейской пехоте. За бои на реке Шахэ с 5 октября по 5 декабря представлен к Св. Станиславу (с мечами) на шею и бантом в петлицу, а за Мукденские бои — к Св. Владимиру 4-ой степени с мечами…[583]

9 апреля. Ст. Годзядянь.

...Эта война довольно показала нам, как велико значение разведки и военных хитростей. Мы как-то брезгливо отворачивались от этих приёмов мирных попыток обучения войск во время маневров, считая их игрушками и чем-то ниже серьёзной работы. Мы запрещали переодевания, подсылку на биваки неприятельской стороны отдельных разведчиков, перехват депеш с чужих проводов, пользование донесениями невоюющих лиц, захват и допрос пленных и многое другое, что само собой понятно. Но правильно ли это?..[584]

16 мая.

…Цусима. Последняя надежда нашей победы рухнула. Адмиралы Рожественский и Небогатов в японском плену. Грустная нота разочарования и безверия. Война не дала России ни одного бесспорно популярного командующего. Слухи о мирных переговорах…[585]

31 мая.

…Россия и Япония ответили президенту США Т. Рузвельту, что его мирные предложения приемлемы. Не сомневаюсь ни минуты — мир решён. Первое чувство — щемящее и тяжёлое…

1 июня.

…Слух о назначении уполномоченного для первой встречи в Вашингтоне подрывают всякую охоту за что-либо браться. Да и зачем? И смотришь на все наши средства и возможности борьбы как на лекарства, оставшиеся после смерти больного. Мысль о возвращении после позорного мира всех тяготит…

3–6 июня.

…У генерала Мищенко был бой с 4 до 8 утра. Японцы перешли в наступление, сбили его охватом флангов и заняли Ляоянвопу. Мы стоим и только прислушиваемся на две стороны: на японские авангарды и на петербургские слухи. Армия просто затихла…[586]

Из почтовой открытки Веры Вейнберг, сестры Елизаветы Семёновны, от 4 июля 1905 года:

…Поздравляем с Днём ангела. Лиза читает нам твои дневники. Это такое интересное занятие. Володя скоро будет офицером (говорят к Рождеству). Вера[587].

Задумываясь о причинах полного поражения армии и флота в войне, Борис Викторович, не поднимаясь (в силу своих монархических убеждений) до обвинения правящей династии в случившемся, приходит независимо от опального генерал-адъютанта, бывшего Военного министра и Главнокомандующего А. Н. Куропаткина к аналогичному выводу: «Война требует позиции общества» — напряжения всех сил государства, а не только одной армии. Как бедствие отмечает капитан Адамович поведение призванных в армию из деревень «запасных» — мёртвых духом, враждебных всякому порядку, считающих воинскую повинность насилием, а службу под знаменем — рабством!

В качестве штабного офицера он выезжает с командующим на многочисленные смотры частей армии, ротные полевые учения, показательные артиллерийские стрельбы, осмотры госпиталей или работ по укреплению позиций войск. Во время таких инспекций он близко знакомится: с 26-летним сотником Отдельного дивизиона разведчиков, добровольно, как и он сам, напросившимся на войну в частях Забайкальского казачьего войска, бароном Петром Врангелем (будущим генерал-лейтенантом, последним Главкомом Русской армии); с войсковым старшиной 1-го Читинского казачьего полка — князем Арсением Карагеоргиевичем — братом сербского короля Петра I и дядей будущего короля Югославии Александра I; с прусским принцем Леопольдом-Генрихом, внуком первого германского императора Вильгельма I. Сказались всё-таки курляндские корни предка матери — Клауса Франка.

А вот каким запечатлела его память талантливого военного писателя, спецкора «Русского Инвалида» и будущего атамана Белого Дона:

…П. Н. Краснов выделялся изяществом и свежестью своей жёлтой шведской куртки с серебряными пуговицами, погонами и фуражкой лейб-гвардии атаманского полка; выглядел он серьёзно и озабоченно и, казалось, что непрестанно занося заметки в красивую записную книжку, набрасывал сегодня не такие, как всегда, радужные картины боя…

В конце июля — начале августа 1905 года, уже после начала мирных переговоров с Японией в Портсмуте, капитан Адамович участвовал в последних на этой войне боях. Направленный в качестве офицера штаба армии в отряд генерала Грекова с приказом о проведении усиленной разведки боем японских позиций, он оказался в центре неожиданного опережающего лобового нападения противника на этом участке фронта.

Атака была отбита. И 1 августа в 5 утра отряды генералов Грекова, князя Орбелиани, полковника Орановского, войскового старшины Шимкина прорвали линию фронта. Пройдя по японским тылам и захватив пленных, они успешно выполнили поставленную задачу. Обстоятельный доклад порученца лично командующему о результатах боевой операции вызвал полное его одобрение.

16 августа.

…Мирные переговоры кончены. Уступка — южная половина Сахалина. Сели за обед и не знали о чём говорить. Если кого и радовало известие, то общее чувство обиды, сознание неудачи, бесплодности ужасного жертвоприношения было слишком тягостно, чтобы осмелиться поздравлять друг друга. Не так встречался мир за Балканами победоносными полками.

Армию всё больше охватывает болезнь истомлённых, понурых людей. Повальный тиф собирает свои жертвы и наводит уныние. Только и слышно о заболевших офицерах, сёстрах, врачах. Солдаты «валятся» сотнями… Эпидемия бродит между нами. И становится страшно: неужели суждена и мне эта доля? Для солдат война — стихийное бедствие и зло, неизвестно зачем насылаемое Господом. И как бы она ни кончилась — в конце её они видят только милость и счастье…[588]

20 августа.

…Годовщина боя на Сыквантуньской сопке — одного из ужасных пережитых дней. День в день и минута в минуту с началом вечерней атаки — телеграмма из Петербурга:

БЛАГОДАРЮ БОГА. СЧАСТЛИВА. ЖДУ. ЛИЗА[589].

После подписания Портсмутского мирного договора барон Каульбарс, назначенный государем к месту прежней службы в Одессе, стал прощаться с армией, определив дату отъезда. Капитан Адамович, занятый оформлением и подготовкой к отправке личного архива командующего, получил предложение присоединиться к его ближайшей свите для проезда до Москвы.

Борис Викторович провёл вечер и ночь в ставшем родным Козловском полку, простился с его офицерами, со своей ротой, с Костей Цабелем, с матерью в госпитале 1-й армии в Херсу и 8 сентября отбыл в генеральском вагоне в Россию.

…Харбин — граница с Китаем — переезд через Байкал на ледоколе-пароме — Иркутск и первое после войны посещение местного театра. На станции «Обь» купил несколько номеров «Русского Инвалида»[590] со своей статьёй «Новое в ротной тактике» (по результатам смотров и учений командующего). Вечером за чаем читал её вслух Каульбарсу: …Дисциплина — религия армии. Одиночная выправка, внутренняя и гарнизонная службы, строй, парад и церемония — остаются полем для муштры, гуманной в приёмах, но неумолимо настойчивой. Офицер — учитель и воспитатель не только в часы занятий, а и во всякое время дня и ночи. В казарме надо только муштровать и учить «приготовительным упражнениям», но всё боевое вынести в поле, в зиму и лето…

Омск — Челябинск — Уфа — Самара — Тула — родной Подольск, где прошло детство, — Пахра — Царицыно — Москва. Поехали к Иверской, поставили свечи, поклонились иконе. Я благодарил за возвращение и, точно лицом к лицу перед Родиной, сказал ей «Прости»…

Прямо перед часовней уличный бунт — забастовка, студенты, жандармы, войска… Вот они! Наши «братья», «сыны отечества», которые 1 ½ года развращали армию! Так прямо и встретились в первую же минуту. В святом Кремле — лампада и венки на месте убийства великого князя Сергея… Обагрённая романовской кровью, мятежная, злобная Москва.[591]

Распад семейства