Александр Ушаков - Лавр Корнилов

• Название: Лавр Корнилов
• Автор: Александр Ушаков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02836-8

Книга посвящена судьбе харизматического лидера русской контрреволюции — генерала Лавра Георгиевича Корнилова.

Казалось, судьба готовила его к тому, чтобы возглавить Россию в самый переломный период ее истории. Выходец из бедной казачьей семьи, благодаря таланту и трудолюбию получил блестящее военное образование. Смелый и наблюдательный исследователь Азии, разведчик, приобрел доверие и уважение простых казаков и западных дипломатов. Генерал, завоевал авторитет мужеством на фронтах Первой мировой; и возглавил русскую армию летом 17-го… В августе того же года он безуспешно попытался остановить сползание к большевистскому перевороту (Корниловский мятеж), в декабре — встал во главе Добровольческой армии на Юге России, а весной 18-го погиб…

Авторы книги на основе широкого круга уникальных архивных источников и литературы впервые попытались объективно раскрыть причину успехов и неудач яркой личности генерала Корнилова.

---

Главное, что запомнилось большинству участников похода, — это постоянная, непроходящая усталость. «Едва только придешь в отведенную хату, снимешь шинель, и усталый, в одежде, а иногда и прямо в шинели, бросишься на пол, постланный чем-нибудь, и через несколько минут уже спишь крепким сном. Еще темно, чуть свет, а уж нужно вставать»{587}. К этому добавлялось постоянное нервное напряжение. «Каково же настроение? Когда лежишь в цепи под огнем, то обуревает масса желаний. Усталость, так как сражение всегда после перехода; жажда, и если есть снег, то ешь снег; безумно иногда хочется курить, если нечего закурить, то способен под самым сильнейшим огнем побежать за папироской за несколько десятков шагов, что часто и приходилось делать; хочется спать, так как не выспался и встал очень рано, а если и выспался, то все равно хочется спать, так как никогда по-настоящему не выспишься и не отдохнешь; хочется есть — почему, трудно сказать, и, наконец, масса всевозможных желаний и ощущений. И мне кажется, что именно благодаря массе ощущений имеешь возможность взять себя в руки и идти вперед. Животный инстинкт самосохранения есть, но он стушевывается перед массой всевозможных желаний и усилием воли; если же он преобладает, то это трусость или панический страх…»{588}

Не следует, однако, думать, что мрачные настроения доминировали постоянно. Большинство добровольцев были совсем молодыми людьми, а это позволяло легче переживать лишения. Во время отдыха случались и танцы под граммофон. Находилось время для шуток и розыгрышей. Деникин в «Очерках русской смуты» упоминает о том, что в армии ходили разговоры, будто бы Корнилов собирается вести добровольцев аж в Туркестан, в Мервский оазис. Этот абсолютно фантастический слух получил распространение после того, как офицеры-марковцы разыграли своего взводного командира{589}.

Добровольческая армия не имела тыловой базы, все необходимое ей приходилось везти с собой. В результате армия должна была тащить за собой огромный обоз. Во время переходов он растягивался на три версты, а потом даже на все пять. Неповоротливый обоз был серьезной помехой, мешавшей маневренности армии, но отказаться от него было невозможно. Обоз совмещал в себе функции оружейного и провиантского склада, походного лазарета и пристанища для многочисленных беженцев. Кого только не было среди его обитателей! «Были и земские деятели, и члены Думы, и журналисты, и профессора, и учителя гимназий — осколки разбитой русской общественности, а рядом певчий из архиерейского хора, Вольский мещанин, случайно попавший на Дон, чахлый портной из Новочеркасска, отставной генерал, чиновник судебного ведомства, остзейский барон с женою, предводитель дворянства и неизвестного общественного положения подозрительный субъект. Все сброшены в один мешок. Все тянулись по одной дороге, сходились на стоянках, кое-как добывали себе пищу, устраивались и вновь двигались в путь»{590}.

Оторванный от армии обоз жил слухами и сплетнями. Скученность и тяжелые условия провоцировали мелкие скандалы. Всего хватало: и эгоизма, и шкурничества, и откровенной трусости. Тем удивительнее те перемены, которые происходили с обитателями обоза в моменты наибольшей опасности. Давно известно, что обоз таит в себе угрозу для любой армии. Именно здесь рождается паника, способная увлечь и смять самых стойких и хладнокровных. Но ничего подобного не было (или почти не было) за весь период Кубанского похода. Добровольческое командование не имело возможности обеспечить обоз постоянной охраной. Во время боя, когда на счету была каждая винтовка, обоз нередко оставался без всякого прикрытия. Много раз бывало так, что обозные телеги застревали на ровном месте, становясь идеальной мишенью для красных артиллеристов. В таких случаях люди ждали и молились, чтобы очередной снаряд пролетел мимо. Стоило миновать угрозе, и обоз вновь пускался в путь.

При этом обитатели обоза оставались людьми со всеми присущими людям слабостями. Причиной такой сознательности была не феноменальная храбрость, а реальное осознание того, что любое проявление паники будет означать смерть. Со смертью, даже в обозе, приходилось сталкиваться каждый день. Медленно, но верно обоз превращался в госпиталь на колесах. Бросить раненых было невозможно. Так уже поступили при уходе из Ростова. Тогда часть раненых была устроена в надежных домах, а остальные оставлены в госпиталях по подложным документам. Но эта хитрость не сработала, и после прихода красных большая часть раненых была расстреляна. Во время похода было еще сложнее, ведь оставленные армией села и станицы немедленно занимались противником. Даже убитых приходилось хоронить тайно, чтобы враги не надругались над их телами, а о раненых и говорить нечего. Вот и приходилось везти их на телегах, производить операции в грязных хатах, а то и под открытым небом. Медикаментов страшно не хватало, из анестезирующих средств была только водка, и то не всегда. Спасала только невероятная самоотверженность немногочисленных врачей и медицинских сестер. Но, очнувшись, каждый раненый немедленно требовал револьвер. Он был надежнее любого лекарства, поскольку оставлял надежду не попасть в плен живым.

Окруженная со всех сторон Добровольческая армия превращалась в маленький замкнутый мир. Здесь были свои маленькие радости и свои печали. Были проблемы, мелкие в иной ситуации, но сейчас выраставшие до космических масштабов. Но главное — была надежда, без которой армия не просуществовала бы и дня.

ОТРЯД ПОКРОВСКОГО

События, имевшие ранее место на Кубани, едва ли не в деталях повторяли происходившее на Дону. В апреле 1917 года в Екатеринодаре была созвана Краевая казачья рада. Она учредила должность войскового атамана и сформировала правительство. На пост атамана был избран полковник А.П. Филимонов. В прошлом он был военным юристом и некогда даже выступал защитником по нашумевшему делу эсеровской террористки Спиридоновой. Его профессорская внешность и седина способны были внушать уважение, но за этим скрывался слабый характер.

К тому же кубанская конституция предполагала парламентскую форму правления. Носительницей верховной власти в ней объявлялась Краевая рада, в промежутках между ежегодными сессиями передававшая свои функции постоянному парламенту — Законодательной раде. Роль же атамана по большей части была номинальной.

Расстановка политических сил на Кубани во многом определялась давним делением кубанского казачества на черноморцев и линейцев. Кубанское войско было создано в 70-е годы XIX века на основе слияния двух ранее самостоятельных групп. Черноморские казаки происходили от запорожцев, переселенных в кавказские предгорья еще Екатериной II. В быту они к началу XX века продолжали сохранять украинский язык, обычаи и традиции. Линейцы были потомками донских и частью терских казаков, поселенных русским правительством на пограничной линии во время войны с горцами. Из семи отделов (уездов) Кубанской области три считались линейскими и четыре черноморскими. Последние к тому же были более населенными. Поэтому на выборах в Краевую раду черноморцы получили большинство депутатских мест. К их числу принадлежал председатель рады Н.С. Рябовол и глава краевого правительства Л.Л. Быч.

Почти две трети депутатов составляли простые казаки, плохо разбиравшиеся в парламентских играх. Немногочисленная же политизированная часть депутатов-черноморцев была представлена социалистами эсеровского толка, тогда как лидеры линейцев принадлежали скорее к умеренно-либеральному крылу. Помимо этого среди черноморцев были сильны проукраинские настроения. Они отстаивали самую широкую автономию, а в перспективе и полный суверенитет Кубани. Линейцы же были готовы довольствоваться признанием Кубанского края самоуправляющейся областью в составе будущей федеративной России.

После того как на Кубань дошли известия об октябрьском перевороте, краевое правительство заявило о том, что оно не признает большевиков и берет на себя управление областью. Стремясь снять остроту межсословных противоречий, кубанские власти в декабре реформировали Законодательную раду, включив в нее представителей иногороднего населения. Но часть делегатов проходившего в эти же дни съезда иногородних отказалась признать этот компромисс. По их инициативе в середине января 1918 года в станице Крымской был образован областной ревком, призвавший к установлению в крае советской власти.

Кубанское правительство попыталось организовать отпор большевикам. Был сформирован полевой штаб и учреждена должность командующего войсками Кубанского края. Штаб разместился в гостинице «Лондон» на Красной улице и мгновенно оброс отделами и управлениями{591}. Реальных же сил в его распоряжении фактически не было. Кубанские части, возвращавшиеся с фронта, были охвачены разложением и не хотели воевать.