Мария Виролайнен - Молодой Погодин

• Название: Молодой Погодин
• Автор: Мария Виролайнен
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Вступительная статья к книге М. П. Погодина «Повести. Драма».

---

В марте 1827 года друзья понесли невосполнимую утрату: неполных 22 лет от роду скончался Дмитрий Веневитинов. Смерть его не замедлила сказаться и на судьбе «Московского вестника»: он был одной из ведущих сил этого предприятия. Погодину как редактору приходилось нелегко. Сотрудники то и дело по разным поводам высказывали ему свое неудовольствие и несогласие. Кроме того, главные застрельщики журнала вскоре разъехались из Москвы. Они не переставали деятельно переписываться с Погодиным и присылать в журнал свои литературные вклады. Сам Михаил Петрович много трудился для «Московского вестника». На его страницах он помещал свои статьи по русской истории, «Исторические афоризмы», всевозможные переводы (в том числе «Рене» Шатобриана), рецензии, а также и повести: «Сокольницкий сад», «Преступницу», «Черную немочь», «Адель» и др. Пушкин неизменно поддерживал Погодина ободряющими письмами и советами. И все же продлить существование журнала удалось лишь до 1830 года. Выходивший всего около четырех лет, вызвавший множество нареканий как со стороны самих сотрудников, так и со стороны литературных недругов, «Московский вестник» тем не менее остался одной из важнейших страниц в истории русской журналистики, литературы, философии и эстетики. По прекращении «Московского вестника» Погодин стал весьма активно участвовать в «Телескопе» и «Молве» Надеждина.

* * *

В повестях Погодина есть много автобиографических моментов, и мы должны остановиться на тех подробностях его частной жизни, которые отразились в сюжетной канве его произведений.

Летом 1819 года Погодина пригласили домашним учителем в семейство И. Д. Трубецкого. Знакомство и тесная связь с Трубецкими, продолжавшаяся более 10 лет, доставили Погодину и самые светлые переживания, и самые горькие минуты. В их доме, где социальное происхождение Михаила Петровича никогда не подчеркивалось, он скоро стал своим человеком. Лето Трубецкие обычно проводили под Москвой, в селе Знаменском, где всегда собиралось много молодежи, царил дух влюбленности и дружеских бесед. Атмосфера Знаменского располагала к занятиям и литературным трудам. Именно там Погодин читал Руссо, Шатобриана, г-жу де Сталь, Паскаля, Сервантеса, делал переводы из Гете, Овидия, начал вести свой дневник (эту привычку он не оставлял в течение всей жизни), там издавал рукописный «Знаменский журнал», посвященный камерным событиям знаменской жизни. Там написаны «Нищий», «Как аукнется, так и откликнется», «Русая коса». В основе сюжета последней повести лежит реальный эпизод. В 1825 году у кн. Голицыной (частой гостьи в Знаменском) жила Е. Ф. Вагнер со своей дочерью Елизаветой Васильевной, одно время сильно занимавшей воображение Погодина. 19 июня этого года он оставил в своем дневнике такую запись: «Давал урок княжне (Александре Трубецкой. — М. В.), которая была после ванны с распущенною косою, и у меня затеплилось сердце, загорелось, особенно при некоторых движениях. У Елизы (Е. В. Вагнер. — М. В.) такая же русая коса» (I, 306). Автобиографичность «Русой косы» очевидна, прототипы угадываются легко; главный герой — сам Погодин (занятия Минского совпадают с занятиями Михаила Петровича, книги, которыми завален его стол, — настольные книги автора); графиня О. — А. И. Трубецкая, Мария — Е. В. Вагнер, г-жа С. — А. Н. Голицына. В одном только фабула разошлась с жизнью: повествование стремительно движется к счастливой развязке, Минский женится на Марии. Елизавета Васильевна в действительности стала женою Погодина, но брак этот состоялся лишь восемь лет спустя, ибо в ту пору главным предметом сердечных переживаний Погодина суждено было стать его ученице Александре Трубецкой. «„Моя весна, моя поэзия, героиня моих повестей“ — так вспоминал он о ней уже в глубокой старости» (I, 236).

Привязанность к ней терзала душу Погодина сомнениями и надеждами. Он мечтал о правительственных наградах, которые сократили бы расстояние между ним и княжной. Он приглядывался к проявлениям ее чувств, пытался определить наверное ее к нему отношение. Он ревновал ее к большому свету, который отрывал ее от него, и этой ревностью в немалой степени обусловлены его филиппики против светской жизни. Впрочем, среди воображаемых и действительных поклонников княжны был один, к которому Погодин благоволил (и даже мечтал устроить их брак), — Дмитрий Веневитинов. Конфиденткой Погодина в его переживаниях стала жена С. Т. Аксакова Ольга Семеновна.

Вся эта мучительная сердечная история послужила материалом еще одной повести — «Адель». Как-то летом 1826 года Погодин прочел княжне Аграфене Ивановне Трубецкой стихотворение Пушкина «Адели» («Играй, Адель…»). И та воскликнула: «Это наша Сашенька!» (II, 23). Так возникло имя для героини повести, которую он принялся сочинять в тот же день, а закончил лишь в 1830 году, посвятив ее О. С. Аксаковой.

Три тома своих повестей Погодин посвятил «старому другу в воспоминание о 1825, 26, 27, и 28 годах». Увидев это посвящение, Николай Иванович Трубецкой (брат Александры Ивановны) воскликнул: «Ах, да это вы мне посвятили!» — «И мне», — подхватила Александра Ивановна. «Обоим», — ответил Погодин (III, 373). 1825–1828 — это годы, когда он еще мог надеяться на счастливую развязку отношений с княжной Трубецкой.

Таковы основные события жизни Погодина до 1832 года.

* * *

В 1832 году в продажу поступили «Повести Михаила Погодина» в трех частях. «Повести» были встречены недоброжелательным отзывом «Московского телеграфа» (1832, № 9, с. 97–99) — его редактор, Н. Полевой, постоянно выступал в роли противника и оппонента Погодина — и положительной рецензией в «Телескопе», где отмечалось, что у автора «нет недостатка в средствах быть верным живописцем русского народного быта»[4].

Именно это качество оценил в Погодине Белинский, когда в 1835 году включил его имя в число шести писателей, составляющих «полный круг истории русской повести»[5]. «Мир его поэзии, — писал Белинский о Погодине, — есть мир простонародный, мир купцов, мещан, мелкопоместного дворянства и мужиков, которых он, надо сказать правду, изображает очень удачно, очень верно. Ему так хорошо известны их образ мыслей и чувств, их домашняя и общественная жизнь, их обычаи, нравы и отношения, и он изображает их с особенною любовию и с особенным успехом»[6].

Однако живописанием простонародного быта проза Погодина не исчерпывается. В его трехтомник включена и светская повесть с элементами сатиры («Как аукнется, так и откликнется»), и авантюрная «страшная повесть» «Васильев вечер», и повести из жизни культурной элиты, в которых царит атмосфера филологических, философских и исторических штудий (это «Русая коса», «Сокольницкий сад» и «Адель», генетически родственные типу романтической повести о художнике).

И все же, при всем разнообразии сюжетных ситуаций, общей основой повестей Погодина действительно является бытописание. Погодин был человеком традиции, любителем надежных оснований. Даже его мечтательство, его воздушные замки всегда так или иначе были связаны с желанием укорениться в надежной бытовой и практической сфере. Купить собственный дом, завести семью, работать и иметь социальное признание — этим кругом очерчиваются его идеалы.

Быт описан Погодиным подробно и бережно: он внимателен к мелким штрихам, не пропускает деталей. С интересом этнографа он описывает ритуалы гадания, сватовства, рассказывает, чем торгуют на ярмарках, что народ смотрит в театрах, какие политические новости занимают сидельцев в рядах. Среди персонажей Погодина — представители едва ли не всех социальных слоев: он описывает высший свет, культурное общество, помещиков, военных, духовенство, купцов, мещан, крестьян, разбойников и воров. Рисуя каждого своего героя, его привычки, поступки, передавая его манеру говорить, Погодин всегда воплощает и ту бытовую сферу, к которой герой принадлежит.

По Погодину, житейская область содержит в себе и комические, и трагические коллизии, причем комедия быта подчас переходит в трагедию быта («Черная немочь», «Невеста на ярмарке»). Но при любом — даже трагическом, даже сатирическом — повороте сюжета в бытописании Погодина всегда ощутим элемент идилличности. Описывает ли Погодин купеческий выезд на дрожках, или провинциальное чаепитие, или занятия девушки, недавно выпущенной из Смольного института, — в этом всегда ощутимо любовное отношение ко всему надежному и устойчивому, что есть в бытовой сфере. С почти хозяйственным педантизмом Погодин рассказывает, как устроен сад, как обставлены комнаты, какие книги лежат на столе — ибо все это ему очень важно и очень дорого. (Здесь несомненно сказалось влияние Руссо, имя которого то и дело появляется на страницах погодинских повестей.)

Особый интерес в творчестве Погодина представляет взаимодействие бытовой сферы и культурной. Проблема их взаимодействия в романтическом сознании начала XIX века была одной из самых насущных. Сферы эти оказывались разделенными, противопоставленными, даже враждебными одна другой. Культура отмежевывалась от быта, порождая антитезу идеального и реального. Когда романтики пытались их вновь воссоединить, средство для этого находилось одно: вовлечь бытовую сферу в область духовную, подчинить ее законам философии и эстетики. У Погодина дело обстоит совершенно иначе: не быт включен в культурную сферу, но культура рассматривается как одно из слагаемых быта. Хотя подобное решение вопроса схоже с историзмом поздних романтиков и даже с реалистической манерой, Погодин обязан этим решением обращению к старой традиции романа воспитания (не случайно в «Московском вестнике» печатались отрывки из «Вильгельма Мейстера» Гете).