Евгений Вишневский - Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья

• Название: Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья
• Автор: Евгений Вишневский
• Издательство: Армада-Пресс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2001
• ISBN: 5-309-00284-7

Как известно, дождь в дорогу — к удаче. А удача, если вы отправляетесь на побережье моря Лаптевых, необходима! Ибо Россия издавна славится своими дорогами и дураками.

...Если нет билетов на Хатангу, если дежурная в аэропорту — мегера, в ресторане только одно блюдо, а самолет неизвестно когда и куда прилетит, стоит иметь при себе книгу Евгения Вишневского — путешественника, математика, занимательного рассказчика и любителя вкусно готовить в экстремальных условиях. Время пролетит незаметно, самое главное — успеть на посадку...

---

Весь вечер исправно и без всяких приключений мы шли вниз по реке и встали на ночевку, немного не доплыв до устья великой сибирской реки Ангары.

16 июля

А утром мы были уже в Стрелке. Так называется поселочек речников, и в самом деле расположенный на стрелке впадения Ангары в Енисей. Весь берег, борт к борту, утыкан самыми разными речными судами, и на каждом судне (или почти на каждом) капитан — друг-приятель нашему капитану, а речная традиция велит друзьям непременно встретиться, и желательно в теплой и дружеской обстановке. Но мы с Володей были на стреме и, зная наперед, чем чревата для всех нас эта встреча, твердо держали нашего слабого капитана в своих руках.

— Ну вот ведь он, — почти плачет он у нас в руках, — «Капитан Чижиков», на нем же кэпом Семен Валдаев, да ведь ежели он узнает, что я рядом был и не пришвартовался, он же в жизни мне этого не простит! Это же ведь смертельная обида!

— Ничего, ничего, — успокаиваю я его. — Он все поймет и все простит.

— На неделю ведь такая встреча, кэп, — грустно говорит Володя, — я с вами не первый год по Енисею хожу.

— Оно конечно, — горестно соглашается капитан. — Но как же быть-то?!

Тем не менее к «Капитану Чижикову» мы пришвартовались, но на пароход пошел не капитан, а рулевой Володя. Минут через десять он вернулся и сообщил, что капитана на борту нет, он уехал в какую-то контору (правду сказал Володя или соврал, чтобы успокоить нашего капитана, дело его совести). На «Капитане Чижикове» сидели и отдыхали члены его команды, а среди них волчком вертелся бойкий белобрысый мальчишечка лет четырех-пяти в военной фуражке, надетой на затылок, и в военном же ефрейторском кителе до самых пят.

— А ну-кось, Мишка, выдай военную песенку! — скомандовали ему, и Мишка тут же выдал, приплясывая и отбивая босыми пятками чечетку о горячую палубу:

Я — салага, синий гусь.
Я торжественно клянусь:
Сало, масло не рубать,
Все годочкам отдавать!

— Молодец! — хлопнул его по плечу здоровенный матрос в тельняшке. — Добрый салага из тебя выйдет. Ужо полижешь языком гальюны! И за себя, и за дедков...

В городе Енисейске пришвартовались мы у грузовой пристани и впятером (Геннадий Павлович, Валера, Андрей, Петька и я) отправились искать начальство Енисейской геофизической экспедиции. Никто из команды с нами идти не пожелал. Напомню, что Иван Филиппович еще в Красноярске дал нам указание взять отсюда на борт тонн двадцать пять разного груза для нашей Игарской базы.

Сегодня суббота, и никого нигде мы, естественно, не нашли. Контора была на замке; здание экспедиции тоже было на замке, и никого — ни сторожа, ни вахтера, ни дежурного — там не было. Мало того, все близлежащие дома тоже были пусты (в них, как это везде в таких местах принято, живут в основном работники экспедиции). Вообще окраина Енисейска, где располагается экспедиция, почти безлюдна. Солнечно, жарко, пыльно. Лишь две-три курицы разгребали лапами что-то на газоне, да под крыльцом деревянного домика в тени развалилась кудлатая собачонка, вывалив до самой земли узкий розовый язык. Наконец нашли мы какого-то мужика, и он сообщил нам, что кого бы то ни было искать сейчас просто глупо: во-первых, суббота; во-вторых, лето; в-третьих, такая погода; в-четвертых, вообще... Кто на рыбалке, кто на сенокосе, кто просто отдыхать уехал, а большинство в отпусках: главные полевые работы у геофизиков (и прежде всего — у сейсмиков) — зимой. Еще он сказал, что найти кого-либо из начальства до понедельника — и мечтать нечего, да и неизвестно, можно ли будет найти и в понедельник. Посовещавшись с Геннадием Павловичем, решил я приказом Ивана Филипповича относительно догрузки нашей баржи пренебречь. Во-первых, иначе нам пришлось бы простоять здесь, в Енисейске, не менее двух суток (а может, и трое, и четверо и т. д. — кто знает, когда объявится местное экспедиционное начальство?); во-вторых, ниоткуда не следует, что мне этот груз выдадут, — никакими документами меня Иван Филиппович не снабдил, и единственное, чем я располагаю, — его устное распоряжение; в-третьих, как, куда и чем будем мы грузить на нашу баржу эти двадцать пять тонн груза — непонятно. Но прежде, чем двинуться дальше, решили мы осмотреть этот старинный сибирский город (прежде всего, его центр, потому что тот район, где квартировала геофизическая экспедиция, более напоминал современную безалаберную сибирскую деревню) — на этом настояли Валера, Андрей и Петька (думаю, они просто немного стосковались по берегу).

До чего же грустное зрелище являет собою нынешний Енисейск! А ведь город этот старше и в не столь уже далеком прошлом был значительнее, чем сам Красноярск. Был он прежде славен лесом, рыбой (и какой — километровыми обозами отправляли осетров на юг, в Красноярск!), пушниной. Енисейские купцы, промышлявшие извозом, были столь богаты, что считали своим непременным долгом раз в год съездить на тройке в Париж выпить шампанского! Какие соборы здесь стояли, монастыри, лабазы, дома! От всего этого теперь остались только следы. Следы — и ничего более! Жалкие развалины величественных прежде церковных сооружений (как и везде по нашей многострадальной державе, война с «опиумом для народа» велась здесь последовательно и до полного искоренения); десятки лет неремонтируемые дома, глядящие на свет божий прочной, на века, обнаженной кирпичной кладкой; магазины, расположенные в тех же, что и в прежние времена, лабазах, за железными ставнями и коваными дверьми, но в них, кроме хлеба, консервированного минтая в масляно-томатной заливке, березового сока и соуса «Южный», ничего нет, а потому вид их производит тоскливое впечатление на всякого путешественника. И люди в этом замечательном прежде городе какие-то вялые, сонные, ленивые. Да и этих-то, вялых и сонных, раз, два и обчелся, все улицы сплошь пустынны. Лишь у пивного ларька (в довершение всего и пиво отвратное — кислое и теплое) небольшое оживление, тоже, впрочем, довольно унылое. По настоянию настырного Петьки пообедали мы в местной столовой, после чего у всех нас началась изжога (у меня, кстати, она бывает крайне редко). Команда катера была в полном сборе. Я изложил свои соображения капитану (относительно того, что нам нет смысла стоять здесь, в Енисейске, и ждать дополнительный груз), и он со мной торопливо согласился. Хотели отплыть тотчас же, но Клава сказала, что у нас осталась всего одна булка хлеба. Послали за хлебом Петьку с Андреем, но они быстро вернулись, сообщив, что магазины только что позакрывались на обед, а обедают продавцы в Енисейске почему-то вместо привычного часа — два.

— Ладно, — решил капитан, — отдавай концы, Коля! Одна булка на обед есть, вечером в Подтесове хлеба возьмем. Там своя пекарня есть с вот таким хлебом. — Он показал большой палец правой руки с огромным черным, треснувшим пополам ногтем.

В Подтесове до закрытия магазинов, расположенных прямо на высоком енисейском берегу, оставалось еще около часу, но хлеба там уже не было. Я так расстроился, что все местные жители стали меня дружно жалеть, а какой-то толстый мужик даже вызвался отвезти на мотоцикле с коляской в сельскую пекарню: вдруг да осталось у них там несколько булок про запас.

Когда мы подъехали к пекарне (а перед этим мы довольно долго колесили по каким-то узким деревенским улочкам, так что ежели бы мужик с мотоциклом меня вдруг там бросил, я бы ни за что не нашел дороги назад, и пришлось бы мне навечно поселиться в этом Подтесове), пекарка вешала на двери большой амбарный замок. Но, выслушав мою горячую просьбу, подкрепленную к тому же просьбой моего мотоциклиста, открыла двери и выдала четыре первоклассных каравая. При этом я с большим трудом, буквально силком, сунул ей в руку мятый рубль.

Мотоциклист от меня деньги взять наотрез отказался и даже обиделся:

— Да ты что, мужик, я же просто так, по-человечески...

И все было бы просто замечательно, но в самом конце фортуна подложила мне очень крупную свинью: на берегу, вылезая из коляски, подвернул я ногу и, теряя равновесие (за плечами у меня был рюкзак с хлебом), инстинктивно ухватился за высокий прозрачный щиток из органического стекла, служивший укрытием мотоседоку от ветра. Щиток треснул пополам, и одна половинка его осталась у меня в руках. Мужик ахнул, переменившись в лице, и после небольшой паузы (по-моему, от горя он ненадолго потерял дар речи) запричитал:

— Да ты что, что?!. Как же я теперь осенью ездить-то буду?! Да ты почему же это?! За что же ты меня так? Ведь я же к тебе по-человечески...

А уж как тут расстроился я, просто и не передать.

— Извини, мужик, — горячо стал я оправдываться. — Я же ведь нечаянно: у меня просто нога подвернулась. Я тебе заплачу. Я тебе заплачу за стекло, сколько запросишь. Так получилось, извини...

— На хрена мне твои извинения, — грустно махнул рукой мотоциклист (он уже, видимо, пришел в себя), — и деньги мне твои не нужны. За какие такие деньги, скажи на милость, я тут, в Подтесове, это стекло достану. Мне же за ним в Красноярск ехать надо, да и то — неизвестно...