Вячеслав Кабанов - Всё тот же сон

• Название: Всё тот же сон
• Автор: Вячеслав Кабанов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга воспоминаний.

«Разрешите представиться — Вячеслав Кабанов.

Я — главный редактор Советского Союза. В отличие от тьмы сегодняшних издателей, титулованных этим и еще более высокими званиями, меня в главные редакторы произвела Коллегия Госкомиздата СССР. Но это я шучу. Тем более, что моего издательства, некогда громкославного, давно уже нет.

Я прожил немалую жизнь. Сверстники мои понемногу уходят в ту страну, где тишь и благодать. Не увидел двухтысячного года мой сосед по школьной парте Юра Коваль. Не стало пятерых моих однокурсников, они были младше меня. Значит, время собирать пожитки. Что же от нас остается? Коваль, конечно, знал, что он для нас оставляет… А мы, смертные? В лучшем случае оставляем детей и внуков. Но много ли будут знать они про нас? И что мне делать со своей памятью? Она исчезнет, как и я. И я написал про себя книгу, и знаю теперь, что останется от меня…

Не человечеству, конечно, а только близким людям, которых я знал и любил.

Я оставляю им старую Москву и старый Геленджик, я оставляю военное детство и послевоенное кино, море и горы, я оставляю им всем мою маму, деда, прадеда и любимых друзей — спутников моей невыдающейся жизни».

---

Когда я Ирку привёл на Машковку, старался посвятить её в жизнь и законы улицы, показывал друзей, с иными знакомил. И Керю показал. Он был уже взрослый.

В воскресенье с утра Ирка пошла в магазин и вернулась довольная, улыбаясь. Оказалось, ей у самого дома двое пьяных загородили дорогу, стали вязаться. Ирка сказала:

— Смотри, Керя, я Славке пожалуюсь!

Её сразу пропустили.

Мы посмеялись, а в дверь — звонок. Я открыл, стоит Керя, держит за ворот незнакомого чужого парня и говорит мне:

— Вот эта сука хотел твою жену обидеть… Извиняйся, падла, проси прощения!

Так Керя очистился от случайного греха хулиганства.

Потом и другие, многие стали с Машковки съезжать. И Вовка Шканов с мамой его получили квартиру где-то в Восточном, кажется, округе. По счастью, я встретил его на Машковке, куда он, как и я, периодически являлся. Он сказал про новую квартиру, но нас так сразу захватила встреча и бесконечные воспоминания, что я не догадался записать на всякий случай адрес. А Вовка имел уже несколько сроков. Потом он снова пропал, и я, приходя на свою улицу, теперь никого не мог встретить.

Уже в совершенно недавнее время, в середине девяностых, мне снизу позвонил вахтёр и сказал несколько испуганным голосом, что ко мне пришли. Фамилия Шканов.

Я был тогда главным редактором издательства «Книжная палата». Дверь моего кабинета отворилась, и я увидел Вовку. Вид его был страшноватый. Увидя такое лицо, переходят на другую сторону улицы. Мы обнялись.

Я бросил всё и мы помчались на Машковку. Вовка сделал мне высокий комплимент:

— А ты какой был, такой и остался…

Потом он ещё сказал:

— А я всё равно помирать приду сюда, на Машковку…

Выпили мы тогда немало, и я опять позабыл условиться о связи. А встреча оказалась последней. Вовка Шканов так и не узнал, что сделался героем — какой-никакой, а всё же — книги.

А я всё думаю, думаю… Чего бы я ни отдал, чтобы снова его повидать. Да нет, чую, навсегда уже поздно.

Опять шестьдесят четвёртый

Из Геленджика в Ригу

17 августа 1964 г.

В Геленджик я поехал один, а вчера мама привезла Наташку. Планы у меня простые: числа 28-го хочу быть в Москве. С комнатой, конечно, сделаю всё, что смогу. Какой разговор?

Купаюсь мало. Не загораю совсем: никогда и не понимал смысла этой процедуры. Нашёл себе хорошее занятие: провожу свет во все углы, чиню крышу. Честное слово, лучший отдых!

Тётя Вера говорит: «Весной туча с гор спустилась, идёт по улице и мочит под себя». Она же уверяет меня, что в 1910 году Толстой, уходя из Ясной Поляны, прислал Аврааму Васильевичу (её отцу) письмо, что едет к нему на хутор, жаль письмо затерялось. Я поймал её на слове и на днях получу архив её матери, бабы Дуни. Толстой не Толстой, а может быть, кой-чего интересного и найду…

Между прочим, в том, что говорила мне тогда тётя Вера, нет невероятности. Толстой ушёл 28 октября вместе с домашним врачом Маковицким, и направились они в Оптину пустынь, полагая вблизи неё, в деревне Шамардино нанять избу. Затем к ним присоединилась дочь Александра Львовна. Но поняли, что здесь их легко настигнет Софья Андреевна.

31 октября Толстой писал Черткову: «Едем на юг, вероятно, на Кавказ…»

Так что и письмо Толстого к Аврааму Васильевичу вполне могло быть. А то что следов его нигде не осталось, тоже понятно: очень всё было секретно, и копию с письма (как делалось обычно) не сняли.

Из Геленджика в Ригу

25 августа 1964 г.

К сожалению, у меня нет удобного места для эпистолярных упражнений, поэтому пишу краткие деловые письма. А есть ли желание поразговаривать? Есть. Вот вчера сидел на берегу за бухтой. Один. И никого вокруг, хоть влево глянь, хоть вправо. За спиной отвесные скалы пятнадцатиметровой высоты, перед глазами открытое бесконечное море, далеко-далеко в нём виден пароход. Никого. И ни звука. Только краб бесшумно пробежит, и чуть-чуть иногда колыхнётся море у камня. Для меня всегда это высшее наслаждение — уйти вот так вот в дикую пока ещё природу, но только на свою, геленджикскую. Сидишь себе и думаешь, или ни о чём не думаешь.

А там, в бухте, на пляжах? Что сделали из берега морского гуляющие модницы и франты! Наставили (забыл чего), сидят, жуют… И ещё: «чужая юность брызжет новью…» Если было бы у меня стило и пергамент, изложил бы всё подробней, но интересней. Ты, как тонкий стилист, отметишь это «но».

Я выезжаю 28-го утром. 29-го вечером буду в Москве. Повторяю, что смогу, всё сделаю. Конечно, встречу. Пиши мне уже на Москву, до востребования, но так, чтобы письмо уже ждало меня.

Мне скучно. Я не загорел. Плаваю мало.

Из Риги в Москву

28 августа 1964 г.

Твоё письмо… оно очень хорошее это письмо. Я угрелась в нём. Всё хорошо. Может быть, мы теперь снова найдём друг друга. Всё хорошо.

Внутреннего очень много, чем поделиться с тобой. На бумаге не хочу.

Всё хорошо. Я так расхрабрилась, что фразу «Мне скучно» прочла как «Скучаю без тебя». Верно?

Приезжаю я 31-го утром. Поезд 14 скорый. Вагон 7 (плацкартный: пожалела три рубля — это я-то!). Везу продукты: крупу разную, вермишель, даже тушёнку говяжью. Пригодится. У меня ужасное невезенье: не нашла тебе рубашки. Нет хороших, и всё. Починила все туфли, вычистила все вещи. Связала себе жакет (потрясёшься!). Купила за 25 р. туфли на осень, без каблука. Для тебя подобрала пару галстуков. Мало? Это отчёт о «проделанной работе». Ты мной доволен?

Люби меня, пожалуйста.

Я не могу передать тебе, что тут во мне перевернулось. Я другая. И та же. Не знаю, как и сказать. Люблю тебя одного. Не себя. Себя даже не люблю сейчас. Это ты мне верни. Себя любить надо.

Год шестьдесят пятый

Потихонечку вошло в привычку после зимней нашей сессии путешествовать в Ригу чудесным этим поездом, куда войдёшь, а там приятность, свежесть, чистота, на столике букетик, вафли, и проводница, вся умытая, осведомляется об ужине и завтраке, уже перед самой высадкой — помилуй Бог! — какое-то неизъяснимое излишество…

Но в этот раз не вышло мне поехать. И я писал теперь уже к будущей тёще.

Дорогая Роза Михайловна,

Мне очень жаль, что не представилась возможность вновь испытать чудесное Ваше гостеприимство. А вдобавок ещё и домашние у Вас неприятности! (Уже не вспомню, какие.) Из-за них мне тем более необходимо было приехать. Потому что одна расстроенная женщина — это просто тяжело, но две сразу… А у Ирки настроение, когда она уезжала, оставляло желать лучшего. Но Вы всё же имейте в виду, что я категорически ей запретил влиять на Вас в отношении унылости и проч. При любых положениях Вам надлежит испить полную чашу приятности от свидания с младшей (т. е. любимой) дочкой, а Любимая Дочь обязана вкусить от всех преимуществ жизни с Вами. Боюсь, что Вы нашли её вид неважным, но даю своё честное слово, что она была гораздо лучше, и только последние суматошные дни её немного иссосали.

У неё с собою порошочки — пусть пьёт, не забывает. Чай — непременно с сахаром. И, пожалуйста, каждый день молоко. Пусть за ним на угол ходит сама.

Я, конечно, всё же постараюсь приехать, и тогда — строжайший контроль за Вашим настроением и Иркиным режимом.

Из Риги в Москву

30 января 1965 г.

Ты у меня молодчина. Нет, правда, у тебя иной раз бывают такие взлёты! Шутки в сторону, большое спасибо тебе. Мама поражена и страшно рада. Носится с твоим письмом, как с писаной торбой. Оно действительно великолепно.

Что у нас? С отцом, кажется, всё пока уладилось. Мама немного успокоилась.

Из Риги в Москву

Февраль 1965 г.

Я жду аплодисментов в ответ на моё вот это сообщение: я больна.

«Что ещё можно было ожидать от этой..?» — вот что ты сейчас обо мне думаешь, неправда ли?

Да уж действительно. Год назад — аппендицит, летом — зуб, теперь грипп. Тот самый, «азиатский». Местная газета предлагает жителям Риги не здороваться за руку, не браться за поручни и ручки дверей… Такая здесь эпидемия. Говорят, у вас в Москве уже то же. Ты будь осторожен. И ещё, это очень важно, не вози Наташку из детского сада в троллейбусе, ходите пешком. Было бы совсем хорошо, если бы она посидела недельку дома.

Мама считает, что если бы ты был здесь, я бы не заболела. Она уже сварила для тебя варенье из апельсиновых корочек — прелесть что такое!