Род Лиддл - Тебе не пара

• Название: Тебе не пара
• Автор: Род Лиддл
• Издательство: Флюид
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98358-217-0

Первая книга известного английского журналиста и телеведущего Рода Лиддла, сборник новелл «Тебе не пара», была обречена на успех. Ее герои — пестрая компания молодых лондонцев, какую каждый вечер можно встретить в любом баре. Лиддл мастерски тасует колоду персонажей, не оставляя сомнений в том, что все эти зарисовки из сегодняшней жизни написаны с натуры. Сатирическая точность автора в немалой степени объясняется его близким знакомством с изнаночными сторонами работы крупнейших СМИ. В устах Лиддла, известного своими либеральными взглядами и постоянно находящегося в оппозиции к любому официозу, стёб над нынешней политкорректностью и ежевечерней лоботомией перед экраном звучит особенно остро. Профессиональная наблюдательность, остроумие и знаменитая ирония писателя, помноженные на его собственный опыт, образуют беспроигрышную комбинацию.

---

Кенни почти сразу признался полиции в том, что у него давно завязался роман с другой женщиной, певицей ночного клуба по имени Текила Мокингбёрд — ситуация довольно экзотическая. Где эти двое, Кенни и Текила, встретились, пока не выяснено, но что встретились, это точно, — и продолжали встречаться года два, если не больше, с перерывами.

Текила выступает с популярной кантри-музыкой и песнями из вестернов в каких-то местных пабах и частных клубах — может, там-то они и замутили, в один из ночных загулов Кенни. Свой выход она обычно заканчивает старой, всеми любимой вещью, «Покрывалом на земле». Взбираясь все выше и выше по этим ступенькам к далекому хору, Текила хватает песню и сворачивает ей шейку. Возьму из спальни покрывало, и снова мы с тобой пойдем на речку, к месту, где, бывало, любовь делили мы вдвоем. Хоть теперь мы и женаты, поваляться нам не грех… погодите-ка, Текила, Кенни, там ведь прогуляться было, а не поваляться. Сколько их, британцев, незнакомых с разнообразием используемых в американском жаргоне сексуальных эвфемизмов, к тому же введенных в заблуждение гнусавым, во весь рот, южным выговором Билли Джо Спирс, которые совершенно неправильно поняли указание! На самом-то деле песня — о том, как это важно, чтобы сексуальное влечение или, выражаясь менее строго, романтические отношения победили отчуждение и скуку, нередко возникающие в браке. Но есть в ней и предупреждение: для того, чтобы не дать умереть главному, как бы оно там ни называлось, необходимо уметь играть роль. Роль столь же сложную, как и та, которую сейчас играет Кенни, обливаясь потом, бегущим у него по шее с затылка, и обхватив одной рукой своего все больше и больше смущающегося, испуганного ребенка.

Итак, Кенни, возможно, услышал эту песню в исполнении Текилы, и так или иначе, но слова дошли до него, задели какие-то струны — впрочем, если поразмыслить, струны малопонятные. Многочисленные друзья все показали, что Кенни был абсолютно предан Николе и Дэнни — хотя, по-видимому, недостаточно предан, чтобы не изменять ей. Но зато, как мы можем догадываться, предан достаточно, чтобы ставить понятие преданности выше самого человека, которому он предположительно предан, — и значит, чтобы считать перспективу ранить чувства Николы худшим из преступлений, а шок расставания с ней (и с Дэнни, конечно) — невыносимой душевной травмой. Какая вообще разница между преданностью и верностью? Так чего же Кенни боялся больше: реакции Николы на его роман или болезненной необходимости прекратить либо те, либо эти отношения? И до какой степени Кенни в своем затруднительном положении учитывал, или пытался предугадать, мнения Николы и Дэнни? Можно считать, что эти двое не имели никакого влияния на последовавшие в конце концов события — более того, оба возразили бы против такой развязки, будь им предоставлено право протеста. Нам известно, что Кенни — человек довольно чувствительный, хоть и не очень умный — роковая комбинация. Мы можем на ощупь добраться до его окончательных доводов, они ведь нам теперь так хорошо знакомы: их появление на наших телеэкранах и в газетах — вещь сокрушительная в своей регулярности.

«Я ни за что не смог бы причинить Николе боль», — говорит он следователю после съемок этой небольшой постановки для вечерней программы новостей, вроде бы ни с того ни с сего. И это в каком-то смысле правда. Все, что нам осталось узнать — это как он ее убил и где спрятал тело.

ВКУС «МАРМАЙТА»

Бывшая подруга Мика, Хелен, страдала необычным заболеванием, придававшим ее коже отчетливый, сильный вкус — что-то среднее между вустерским соусом[15] и «Мармайтом»[16].

Мик не знал, в чем тут причина — то ли что-то кожное, то ли эндокринного характера, то ли просто с питанием связано, — а обсуждать эту тему стеснялся и потому никогда ее не затрагивал. Но облизывать девушку, от крохотных трепещущих волосков на затылке до самых ступней маленьких ног, было сплошным удовольствием. Наиболее насыщенным вкусом обладали складочки и отдушины, служившие входами в тело Хелен, самым слабым — пальцы и колени.

Мик этот вкус обожал. Это было именно то, чего ему сильнее всего не хватало, когда они расстались, самая любимая и желанная из ее особенностей. Хелен была, пользуясь американским выражением, шизанутой не хуже крысы из нужника — девушкой экстравагантной до умопомрачения, что являлось главной причиной частых напрягов и проблем в их отношениях. Сдай ты ее в психушку — ей же лучше будет, говорили друзья Мику после какого-нибудь тяжелого эпизода в ресторане или баре, там ее накачают таблетками, назначат электрошоковую терапию, может, даже прооперируют, а там, глядишь, и с кожным заболеванием разберутся. Но Мик считал, что так недолго и переступить пределы собственной ответственности, нарушить суверенитет. Они прожили вместе месяцев шесть, а потом в один прекрасный день она ушла, ничего не объяснив, забрав из шкафа все свои вещи и оставив лишь туманную, слегка зловещую записку на кухонном столе: «Мик, „Гаджию“[17] чистить не пытайся». Маразм крепчает, подумал он, но «Гаджию» все-таки оставил в покое.

На самом деле с Хелен произошло вот что. Как-то вечером, когда Мик уехал на какие-то курсы по продаже программного обеспечения, Хелен обнаружила, что в их открытой планировки кухне обрел пристанище посланник Сатаны. Она пришла с работы домой, сгибаясь от усталости, а бес был уже тут как тут, в образе неукротимого водоворота зла, высотой около четырех футов, облаком зависшего над выложенным мексиканской каменной плиткой полом. Все признаки Сатаны были налицо: вонь экскрементов, холод, пробирающий насквозь до онемения, внезапное ощущение надвигающегося разложения и хаоса, безнадежности и распада. Когда она осторожно приблизилась к кружащейся темной массе, вращение заметно ускорилось, и материализовавшийся крохотный бесенок, зеленый, с пустыми красными глазами, юркнул под разноуровневую плиту фирмы «Занусси», отчего искры мотыльками заплясали над белыми керамическими конфорками.

Оттуда, из-за кухонного прибора, он заговорил с ней.

— Имя мне — легион, ибо нас много, — вот что поведал он ей тоном вполне уравновешенным.

Услышав такое, она не стала двигаться дальше, позвонила, зажав рукой нос, Митчеллу, соседу снизу, и принялась ждать его, забившись в угол гостиной, нервно прикладываясь к стакану «Сансера», оставшемуся с прошлого вечера.

К приходу Митчелла облако зла исчезло, но вонь и холод остались, а одна из плиток, над которыми кружился дьявол, была опалена до черноты и до того горяча, что к ней до сих пор невозможно было прикоснуться. По мнению Митчелла, запах шел от протекавшей неподалеку реки, густой и черной, как нефть, а холод объяснялся выключенным центральным отоплением. Свои нехитрые наблюдения он, однако, решил держать при себе, так как уже несколько раз сталкивался с Хелен и потому знал, что на особый успех рассчитывать тут не приходится. Плюс к тому, он не мог найти объяснения плитке; что — за исключением, возможно, исчадия ада — способно опалить мексиканский красный гранит? В этом Митчелл с ней согласился. Не вполне понимая, что делать дальше, он стоял в гостиной, пока она пила вино, и бесцельно размышлял о том, с чего это вдруг черта понесло в Южный Доклендс и какая же вселенская скука его, должно быть, обуяла.

По прошествии долгого времени Хелен поставила стакан с вином и, легонько тронув Митчелла за плечо, шепотом сообщила:

— Он все еще здесь…

Митчелл кивнул и почесал в затылке.

— М-м-м… где конкретно?

— По-моему, в соковыжималке.

Митчелл осторожно глянул на прибор, сияющий медью и хромом на стальном разделочном столе, и сказал, что ничего не видит. Хелен пожала плечами и отошла.

— Ну, не знаю, значит, исчез. Какая разница? Вернется рано или поздно.

Митчелл снова кивнул.

— Ну ладно. Но если он опять, это самое, проявится, ты смотри, сразу же мне скажи — я быстренько подойду разобраться. Со всеми причиндалами: «Мистер Масл»[18] там и прочее.

— Спасибо, Митч, — сказала Хелен, провожая его к двери. — Ты мне так помог.

На следующее утро Хелен лежала в постели, ожидая возвращения дьявола. Услышав шум в кухне, она не сочла его достаточным поводом для беспокойства: не всякий шум неизвестного происхождения обязательно оказывается дьявольщиной. Иногда, думала она, мир чуть-чуть накреняется на своей оси, вещи начинают скользить туда-сюда и, бывает, сталкиваются. В гостиной зазвонил телефон — ясно было, что это тоже не черти, а, скорее всего, Мик, звонит с курсов по продаже узнать, как у нее дела. Или, может, с работы кто, поинтересоваться, куда она подевалась.

Потом в квартире все стихло.

Задремав, она отплыла в свой накренившийся мир, а в полдень ее разбудил телефонный звонок, на который она решила не отвечать. Одевшись, но не умываясь, она присела на белый диванный подлокотник понаблюдать за кухней в преддверии возможных признаков того, что дьявол по-прежнему тут.