Род Лиддл - Тебе не пара

• Название: Тебе не пара
• Автор: Род Лиддл
• Издательство: Флюид
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98358-217-0

Первая книга известного английского журналиста и телеведущего Рода Лиддла, сборник новелл «Тебе не пара», была обречена на успех. Ее герои — пестрая компания молодых лондонцев, какую каждый вечер можно встретить в любом баре. Лиддл мастерски тасует колоду персонажей, не оставляя сомнений в том, что все эти зарисовки из сегодняшней жизни написаны с натуры. Сатирическая точность автора в немалой степени объясняется его близким знакомством с изнаночными сторонами работы крупнейших СМИ. В устах Лиддла, известного своими либеральными взглядами и постоянно находящегося в оппозиции к любому официозу, стёб над нынешней политкорректностью и ежевечерней лоботомией перед экраном звучит особенно остро. Профессиональная наблюдательность, остроумие и знаменитая ирония писателя, помноженные на его собственный опыт, образуют беспроигрышную комбинацию.

---

Мика начинает подташнивать, он, словно зверь, принимается царапать пол, пытаясь вытащить себя из Анны, но по-прежнему не может ничего сделать, а она, теперь уже не на шутку запаниковав, со все нарастающими модуляциями в голосе спрашивает его, что происходит, что за фигня, затем кричит, уйди, уйди, уйди, но Мик остается глух к ее протестам; единственное, что он способен сознательно воспринимать, это очередь у окна, которая, как он теперь понимает, тянется до самого Нью-Кросса, заворачивает за угол, доходит до Куинс-роуд, а может, и дальше простирается — ему не видно. Его родственники тоже там, смешались с толпой знаменитостей и видных членов истеблишмента; он видит, как его отец пытается объяснить что-то Джону Прескотту, заместителю премьер-министра, а рядом стоит его мать, расстроенная, с грустными глазами. Смотрите, а вот и его дантист, мистер Хали, и мистер Бреннан, временно заменяющий врача в поликлинике, и тут же — мистер Кокс, преподававший у него математику в четвертом классе, который однажды пробормотал себе под нос, но достаточно разборчиво, «придурок гребаный», когда Мик хулиганил на уроке, и… короче, вот они все, стоят, уставившись на него, в свете синих вспышек, в то время как он не может выбраться из этой девушки, чего никогда раньше не случалось, ни разу, а она теперь еще и плачет, всхлипывает так протяжно, обиженно, прижавшись головой к индийской циновке.

Через некоторое время Мик прекращает борьбу, решив, что, может, тут как с этими растениями в джунглях: чем сильнее вырываешься, тем крепче застреваешь, так что он пытается чуть-чуть расслабиться. Заметив, что у очереди на улице и в самом деле есть конец, где-то далеко, в конце Куинс-роуд, он сразу жалеет, что взглянул туда. С краю, чуть в стороне от растянувшихся в хвосте — среди них несколько членов парламента от партии либеральных демократов, которых он не помнит по именам, диск-жокей Ники Кэмпбелл и жена Пола Маккартни, Хизер Миллс — стоит его собственная жена, Мэнди, с мокрым от слез лицом.

По прошествии, как ему кажется, нескольких часов — а на самом деле, возможно, секунд — у Анны из влагалища вырывается громкое бульканье, как будто вода всасывается в сток раковины, и — хлоп! — Мик оказывается на свободе. Он невыразимо рад такому повороту событий. Скатившись с нее, он навзничь ложится на пол в полном изнеможении. Люди за окном, как он с облегчением обнаруживает, разошлись, но Анна все еще тихо плачет рядом с ним.

— Все нормально? — спрашивает он.

— Да, нормально.

Мик начинает выдыхать, поднимая сильнейшие порывы воздуха.

— Что там такое случилось, зайка? — наконец решается он задать вопрос.

— Не знаю. Наверное, сокращение мышц или что-то в этом роде. Ты чего так завывал? Я прямо офигела от страха.

— Понимаешь, просто такое чувство, как будто ты в ловушке, что ли. По-видимому, контроль потерял на мгновение.

Пока они боролись, Анна осталась почти совсем без одежды. Она со стоном поднимается на ноги.

— О-у-у-у-у-у. Ноги болят.

Мик смотрит на ее ноги. Странное дело, пальцы и половина ступни отливают темно-коричневым блеском. Он замечает, что она стоит на пятках.

— Господи, — произносит Мик. — Я бы на твоем месте показался кому-нибудь.

— Да, — говорит Анна, а потом добавляет: — На фиг мы вообще это затеяли, а?

В общем, этот эпизод отбил у него всякую охоту изменять жене. Несмотря на то, что он все понимает: квартира Анны на третьем этаже, а значит, Джек Стро и все остальные вряд ли могли по-настоящему заглядывать в окно.

Иногда он думает, что надо бы позвонить Хелен — может, удастся прогнать из души эти чувства, как следует во всем разобраться. Но он не разговаривал с ней уже больше двух лет и понятия не имеет, где она. Если напрячься, в голову приходит разве что Рэмптон. И вот еще что: если с ней сейчас связаться, пойдут обиды, неприятные разговоры, в особенности насчет того, каким образом она от него ушла, плюс к тому она задолжала ему взнос за квартиру, ну и т. д. По правде говоря, он и представить себе не может подобного душевного разброда в случае, если бы от него ушла Мэнди: сегодня здесь, а завтра нет ее. И духу ее в этих стенах не осталось бы, думает он, — не то что после Хелен.

Одиннадцать вечера; Мэнди, склонив голову набок, читает одну из своих книжек, как всегда целиком погруженная в это занятие. Что-то техническое про уран. Мик сидит на полу, смотрит последние новости о военных действиях. Показывают фильм об израильском солдате, которого сирийцы использовали в качестве машины для переливания крови, потом — несколько неплохих кадров бомбежки Алеппо, за которыми следует интервью с американским госсекретарем. Война уже сто лет идет, и даже Мику, живо интересовавшемуся телерепортажами на ранней стадии конфликта, все это успело надоесть. Он спрашивает у Мэнди, интересная ли книга, и та отвечает, да, в ней много информации. «Теперь я знаю почти все, что нужно», — добавляет она.

Звонит телефон; Мэнди наклоняется, берет трубку, говорит: «Нет», затем снова кладет трубку. «Не туда попали», — объясняет она Мику. Мик поднимается, топает на кухню, закладывает два ломтя толсто нарезанного хлеба в тостер, затем наливает воды в чайник. Отпихнувшись от упершегося в живот кулака, он стоит, смотрит, как раскаленные докрасна спирали окрашивают хлеб в золотисто-коричневый цвет. Достав из буфета баночку «Мармайта», облизывает ее край. Хлеб выскакивает из тостера. Закипает чайник. А «Гаджия» стоит себе на месте, и с ней ничего не происходит, совершенно ничего.

ОХОТНИК ЗА ГОЛОВАМИ (готический вариант)

Три часа ночи. Ничем не примечательное лето, прохладное и недолгое, незаметно перешло в осень. Но, несмотря ни на что, Джеймс начинает подозревать, что ему ниспослано благословение — любопытное ощущение, необычное, отчасти архаическое.

Эта не лишенная приятности мысль промелькнула у него несколько секунд назад. По какой-то иронии как раз в тот момент над головой у него, восемьюдесятью футами выше, произошло событие, которое весьма скоро заставит его переменить точку зрения. Как говорится, следите за рекламой.

Если точнее, благословение это распространяется лишь на отношения Джеймса с женщинами. То есть он благословен, но не глобально, не во всех делах. Только с женщинами.

Но уже само по себе это неплохо, такое благословение, правда? — спрашивает он самого себя, блаженно привалившись к стене и затягиваясь сигаретой.

Унылая натриевая лампочка на нижней площадке замызганной, промозглой бетонной лестницы озаряет его желтушным предутренним сиянием — выставляет, так сказать, в невыгодном свете. Сверху время от времени доносятся неясно бормочущие голоса, шаги, то и дело врывается, словно со срочным докладом, дверца машины, за ней — ненадолго — лихорадочный гул. Все эти посягательства на уединение его не особенно беспокоят, от них атмосфера в выбранном им укрытии становится только интимнее.

Поразительно, что удалось уговорить девушку пойти с ним. Он удивился до того, что тут же заподозрил — дело в ниспосланном ему благословении. Он всего-то и сказал ей: «А может, это, вниз спустимся?» — на что она, ни секунды не раздумывая, ответила: «Ага, ладно», — и беспрекословно направилась вслед за ним, пролет за пролетом.

Замечательно, думает Джеймс. Такого он не ожидал. После он пригласил девушку встретиться, выпить «как-нибудь на той неделе». В «Роще», предложил он, или в «Пещере отшельника»; до обоих пабов и ему, и ей недалеко. Он заговорил об этом, как только они оказались на самой нижней площадке. И она, к его ликованию и еще большему изумлению, отозвалась: «Ага, ладно», — с такой как бы усталой интонацией неизбежности в голосе.

И вот они стоят, дымя сигаретами: у него «Кэмел», у нее «Мальборо лайтс». Струйки сладковатого, затхлого дыма перемешиваются в холодном желтом воздухе. Вид у Джеймса взъерошенный, глаза заспанные, как будто он только что вскочил с постели в страшной спешке — на самом деле, именно так и случилось.

Сигаретный пепел просыпался девушке на халат. Протянув руку, Джеймс стряхивает его заискивающе-нежным жестом.

— Какие у тебя волосы красивые, — говорит он.

Но это вранье или, по крайней мере, преувеличение. Волосы у нее в меру блестящие, густые и черные, стрижка чуть коротковата для ее худого бледного лица — наверное, профессиональное. Волосы как волосы, в общем: нормальные, чистые и без явных признаков облысения. Но красивыми их назвать можно лишь с натяжкой.

Девушка шмыгает носом и улыбается, слегка смущенная.

— Спасибо, — в конце концов бормочет она, поправляя халат. — Знаешь, я пойду лучше. Сестра небось думает, куда я на фиг делась.

Когда она тушит сигарету о бетонную стену, искры, будто крошечные звездочки, скатываются вниз так быстро, что гаснут, не успевая долететь до пола.