Юлиан Семенов - Отметить день белым камешком

• Название: Отметить день белым камешком
• Автор: Юлиан Семенов
• Жанр: История

---

Чтобы привязать их к мачте.

Да и откуда у меня мачта?

А если б она и была у меня

Сильные мира сего отнюдь не Одиссеи

Увы, не Одиссеи.

Бедные сильные мира сего!

Они лишены прекрасной

И недоступной для них возможности:

Терять вещи,

Ненужные вещи,

А может быть, нужные вещи.

Но ведь взамен утерянного

Они получат богатство и могущество,

Истинное могущество,

Ибо они получат дружбу,

Пусть дружбу слабых,

Но это сильнее, чем их нынешнее - видимое могущество.

Потом он прочитал стихотворение, которое называется "Брат":

Африканец может быть мне братом

До тех пор, пока он остается самим собой.

Но некоторые, выучив мини-смех и макси-манеры,

Важничают перед тем, как протянуть руку,

Или меряют меня надменным взглядом,

Встретившись в холодном баре.

Или, наоборот, чрезмерно зкзальтированы, подвижны,

А в этом проглядывает рабство

И желание спрятать это рабство

Не убить его и не отринуть,

Но именно спрятать.

Нет, эти африканцы лишь играют в африканцев,

И они не братья мне.

...В моем городе жил клерк,

Который так заботливо готовил себе одежду для смерти,

Что потерял самого себя при жизни.

Мы долго сидели с Эдвином.

- Понимаешь, сейчас появилась тенденция превратить Сингапур в экваториальный Китай, - говорил он. - Я против, когда Сингапур называют "экваториальной Европой". Но я не хочу стать подданным "экваториального Китая". Я за то, чтобы мы были просто Сингапуром, республикой, прекрасным, благословенным островом. Да, действительно, подавляющее большинство населения китайское. Да, нас, малайцев, здесь сто пятьдесят тысяч. Но я считаю: если мы хотим быть независимыми, если мы хотим быть республикой, мы не должны быть слепком - ни Пекина, ни Лондона, ни Тайбэя.

Готовлюсь к вылету в Австралию. Вечером писал корреспонденцию для "Правды".

Когда наш громадный "боинг" стало трясти, как лист, а он все летел и летел, несмотря на грозу, я подумал, что демократизм революционного технического мышления ярче всего выражается в вибрирующей мягкости креплений турбин и крыльев. Жесткость в сочленениях единого целого, подчиненного скорости, крепка только на первый взгляд.

Боже мой, как же обманчивы географические карты! И как чувствуется в них надменность европейцев! Путь из Лондона в Афины - если промерить по карте кажется более длинным, чем дорога из Сингапура в Австралию. Если на глазок часа два лёту, не больше. А лететь надо семь часов - над океаном. До Перта. Там нужно проходить паспортный контроль. А потом нужно пересекать всю Австралию - это еще шесть часов. Вот тебе и карты с глобусами! Тринадцать часов лёту - через утро и вечер, грозу и туман, солнце и сумрак.

В Перте в наш "боинг", порядком уставший во время перелета, - грозовой фронт преследовал нас от самого экватора (я вообще отношусь к аэропланам как к живым существам - у каждого из них своя история), - села японская семья: отец, мать, трое детей. Когда самолет взял курс на Сидней и пассажирам разрешили "закурить, отстегнув привязные ремни", я поразился тому, как слаженно и четко начал работать "механизм" этого маленького японского заоблачного сообщества. Ни суеты, ни громких указаний родителей. Все отлажено: старшая девочка занялась младшими братьями, жена укрыла ноги мужа пледом, а глава семьи углубился в изучение биржевых новостей, набранных петитом на восемнадцатой странице газеты.

Именно тогда я понял, что меня более всего покорило в Японии. Дисциплина чувств и отношений. Я никогда не видел в Японии надутых физиономий. Показывать окружающим обиду считается признаком дурного тона. Человек, который может кричать на других, - либо сумасшедший, либо гений. Толкнуть соседа в метро повод для трехминутных извинений. Плакать на людях - невозможное для японцев унижение. Ссориться при всех - такого не бывает, такого просто нельзя себе представить! Недосдать сдачу в кафе или в такси? Нет, это невозможно.

Могут возразить: а как же драки в парламенте? Я нашел для себя объяснение этому кажущемуся парадоксу. Политика, вернее - видимые ее проявления (истинная политика свершается в тиши скромных кабинетов руководителей концернов), в Японии стала профессией, "отчужденной" от норм и правил поведения общества. Они, "видимые политики", уподобляются лицедеям; у тех тоже есть сверхзадача вызывать эмоции у зрителей. Популярность художника определяется тем, как он может влиять на сдержанных, дисциплинированных, собранных, традиционно воспитанных людей.

Семья - это открытая карта; здесь все известно каждому. Отец - бог, мать его пророк, а дети - их паства. Детям с младенчества объясняют, что мир составлен из разных людей, из разных, далеко не всегда приятных "иллюзий". Чтобы не разбить себе лоб в зрелости, надо сызмальства подчинить себя добровольной дисциплине - только тогда обычная неприятность не станет крушением, а встреча с дурным человеком - трагедией...

Самое ужасное - это когда человек, оказавшийся на морозе без варежек, обращает неудовольствие на своего спутника. Если его спутником оказывается жена или отец, они могут простить, да и то прощения такого рода отнюдь не безграничны. А если спутник - чужой человек? Конфликт возможен лишь в том случае, если все мирные пути разрешения противоречий исчерпаны. Впрочем, вряд ли можно считать, что мирные пути исчерпаны, - добро бесконечно, если только к добру стремиться искренне, а не декларативно.

Проблема, стоящая сейчас перед нами, в век возросших человеческих общений (сколько раз на дню мы встречаемся с людьми по работе? с каждым ли мы вежливо поздоровались? не обидели ли мы человека, когда не заметили его приветствие в коридоре редакции?), особенно остро, - и чем дальше, тем больше будет обращать нас к "дисциплине поведения". Японцы " этой проблеме подготовлены более других наций. Так, во всяком случае, мне показалось, пока я был там.

Я прилетел в Сидней в 11 часов утра, а вылетел из Сингапура накануне вечером. В аэропорту - билет у меня был до Канберры - перелистал все справочники, пытаясь найти хоть одно советское учреждение в Сиднее. Увы, таких учреждений в городе нет. Зато в аэропорту существует постоянная "комната прессы". Великое это дело - коллеги. Я представился. Репортеры, которые дежурят здесь, сказали, что можно связаться с поляками: у них есть консульство в Сиднее.

- Однако, - добавили ребята, - целесообразнее вам позвонить в газету коммунистов, они подскажут, не приехал ли кто-нибудь из советских в Сидней из нашей столицы.

Я позвонил в редакцию газеты компартии "Трибюн". Главный редактор Алек Робертсон прогрохотал в трубку:

- Какая обида! Час назад от меня ушел корреспондент "Правды" Олег Скалкин! Он живет во "Флорида кар мотеле", попробуй позвонить туда!

Олег Скалкин - мой товарищ, он тоже из племени востоковедов. Он кончил индийский факультет, я - афганский. Позвонил во "Флорида кар мотель".

- Мистер Скалкин расплатился за номер, он уже уехал в Канберру.

- Давно?

- Минут пятнадцать.

- Может быть, он еще на улице? Грузит багаж?

- У мистера Скалкина никогда не бывает багажа, только маленький портфель. Он уехал, очень сожалею...

На ближайшем же самолете я вылетел к Канберру, Лёту до столицы минут тридцать пять. Летел вместе с лондонскими музыкантами из оркестра Барнбойма. Славные ребята; сразу нашли общих знакомых - Светланов, Безродный, Малинин. Престиж советского искусства за рубежом необыкновенно высок.

...Канберра - особая столица, самая особая из всех столиц, которые я видел: маленькие домики в тенистых аллеях, вдоль улиц летают какие-то диковинные птицы, голоса у них неожиданные, то резкие, а то нежные, певучие... Сейчас здесь май, - начало осени. Деревья желтые. Небо высокое, грустное, осеннее, а холмы вокруг австралийской столицы похожи на Архипо-Осиповские, кавказские.

Был принят послом, Иваном Ивановичем Таракановым. Радушный и широкий человек, прошедший? всю войну, он в оценках нетороплив, но предельно точен.

Рассказал ему о плане поездки по местам Миклухо-Маклая.

- Будет новая книга?

- Да уж постараюсь.

- Рассказы? Повесть? Сценарий?

- Заранее сказать невозможно. Я давно хожу вокруг темы Миклухо-Маклая.

- Это интересно, очень интересно. И нужно - в плане культурного взаимоузнавания.

Посол пригласил меня вечером на прием, который устраивает в своей резиденции.

- Вы встретитесь с сенаторами и парламентариями, - сказал посол, - они подскажут вам много интересного по Новой Гвинее и Папуа.

Действительно, беседа в резиденции посла с сенаторами О'Бирном и Джордесом от Брисбейна, с членами парламента Джеймсом Бердом и Артуром Коллуэлом от Мельбурна была весьма полезной для понимания ситуации.

- Если мы уйдем сейчас из Папуа и Новой Гвинеи, - говорили мои собеседники, - туда немедленно придут японцы. Мы не боимся Мао, ибо он пока что не обладает экономическим могуществом. А Япония сильна, ей нужны свои рынки, и они могут быстро завоевать симпатии вождей племен. Японцы могут дать им автомобиль, мотоцикл, рефрижератор и кинокамеру. При этом учтите, что определенные круги в Штатах настойчиво советуют именно Японии занять главенствующее положение в Юго-Восточной Азии. Так что мы, и только мы, должны до конца подготовить папуасов к полной независимости.