Юлиан Семенов - Отметить день белым камешком

• Название: Отметить день белым камешком
• Автор: Юлиан Семенов
• Жанр: История

---

- Чем мотивирован отказ?

- Ничем.

- Вам обязаны были сказать мотивы. Сейчас мы устроим вам звонок к министру Барнсу, и вы зададите ему только один вопрос: "Почему?"

Журналисты действительно устроили звонок к министру Барнсу. Они стояли вокруг стола и напряженно ждали.

- Мистер Барнс, с вами говорит советский писатель... Пожалуйста, объясните мне, почему я не могу посетить те места, которые мне необходимо посетить в связи с работой над новой книгой?

- Мы не объясняем причин.

- Почему? - прошептал стоявший рядом журналист. - Еще раз спросите его: почему?

- Мы не объясняем причин, - повторил министр Барнс.

Наутро все австралийские газеты вышли со статьями, посвященными отказу Барнса пустить советского писателя в "подопечные территории". Газета "Австралиэн": "Барнс строит баррикады на пути русского. Австралийское правительство отказало русскому писателю посетить Новую Гвинею и Папуа". "Эйдж": "Правительство не хочет сказать, почему Семенов не может посетить Новую Гвинею". "Сидней морнинг геральд": "Новая Гвинея забаррикадирована для советского писателя". "Дейли телеграф": "Красный писатель не может посетить Папуа". "Новая Гвинея возмущена баррикадой на пути писателя, - писал в "Геральде" Дуглас Локвуд, главный редактор газеты "Саус пасифик пост", издающейся в Папуа. - Папуасы и новогвинейцы, белые и черные, возмущены решением правительства, запретившего русскому писателю посетить Новую Гвинею. Они возмущены, поскольку это решение было принято без всякой консультации с ними... Правительство разрешало посетить Новую Гвинею и Папуа представителям расистских государств и запретило посетить территорию советскому писателю. Посол Южно-Африканского Союза Марри посещал Новую Гвинею в прошлом году".

Один из лидеров народа Новой Гвинеи, мистер Оала Оала-Раруа, заявил: "Мы не хотим нести ответственность за подобные действия Канберры. Мы верим, что мы будем свободной страной. Я считаю, что здесь должна быть свобода и наших действий". "Дейли миррор" опубликовала редакционную статью "Комплекс шпионажа": "М-р Семенов хочет всего лишь собрать материалы о русском ученом в Новой Гвинее, который жил там в прошлом веке. В этом нет ничего подозрительного, и он должен получить разрешение посетить те места, которые он хочет посетить". "Сидней морнинг геральд": "Русский писатель атакует Барнса: "Все время у вас повторяют, что в Советском Союзе нет свободы для писателя, отметил "красный". - Барнс имел возможность показать образец свободы для писателя здесь и пустить меня в те места, о которых я собираюсь писать". Эта же газета передает сообщение: "Политические деятели Новой Гвинеи м-р О. Оала-Раруа и П. Честертон заявили, что "отказ австралийского правительства пустить русского писателя в Папуа и Новую Гвинею шокировал народ "территории".

Ночью заместитель лидера парламентской оппозиции мистер Бернард отправил телеграмму министру Барнсу с просьбой разрешить посещение Папуа и Новой Гвинеи советскому писателю. "Я убежден, - писал м-р Бернард, - что у Семенова есть веское основание для посещения территории".

Весь этот вечер и все утро в моем номере не умолкал телефон, звонили разные люди: и доктор Лейкок из университета - он собрал песни и сказки народов Новой Гвинеи и любезно предложил мне сделать фотокопии с его уникального, еще не опубликованного материала; и внук Миклухо-Маклая - Пол Маклай, ведущий диктор радио и телевидения; и журналист Фрэнк Гринап, выпустивший интереснейшую книгу о нашем великом путешественнике; и десятки других людей - честных, отзывчивых и добрых австралийцев. Многие из них были уверены в том, что Барнс будет вынужден пересмотреть свое решение. Все австралийские газеты выступили против него, большинство профсоюзов, писатели, союз журналистов...

Поздним вечером на стоянке такси я искал пять центов, чтобы позвонить по телефону. Старик, судя по одежде, священник, протянул мне монету и сказал:

- Это с извинением от меня за нашего министра...

Барнс отказался пересмотреть свое решение. Мне было окончательно запрещено посетить Папуа и Новую Гвинею. Пресса пусть себе пишет, профсоюзы - валяйте возмущайтесь, а я его не пущу. Вот вам великолепнейший образчик демократии "свободного мира". Газеты писали: "Теперь русские имеют право обратиться в ООН, в Комиссию по опеке". Но даже это не испугало Барнса.

Так что же он так боится показать в Новой Гвинее и Папуа не мракобесу из Южно-Африканского Союза, а советскому гражданину?

То, что за годы своего владычества колониальные державы так и не помогли ее народу создать письменность? То, что заработная плата на плантациях, дающих громадные прибыли монополиям, нищенская? То, что жизнь там обрывается в возрасте 30-40 лет? То, что 30 процентов детей умирают, не дожив до пятилетнего возраста? То, что каждая восьмая женщина умирает во время родов? То, что на всю Папуа и Новую Гвинею работает всего двести врачей? Обо всем этом вы можете прочесть в статьях и книгах, опубликованных в Сиднее. Видимо, не только этого боится министр Барнс. Господин министр страшится нашей правды в решении национального вопроса. "Красный писатель" рассказал бы об этой нашей великой и чистой правде, если бы его спросили.

Можно ставить барьеры на пути советского гражданина в Папуа и Новую Гвинею. Нельзя поставить барьеры на пути правды - путь нашей правды поверх барьеров, всех и всяческих".

Океан начинался волной. Она шла издали - пологая, медленная. С берега ее замечаешь внезапно, когда упругий холм воды вдруг зеленел и пузырился изнутри.

Я отчетливо видел, как нарастала скорость многотонного зеленого чудовища: лихачи на досках, поймавшие эту прибойную, отчаянную волну, неслись на белый песок пляжа, восстав чуть впереди пенного, цвета взбитых сливок, гребня. Гребень был острым, и в этой остроте и пенном его цвете крылась какая-то несовместимость: видимо, соотношение цвета и формы определяет гармонию не столько в живописи, сколько в реальности, окружающей нас. Мы не замечаем этого в привычном, а здесь я лежал на длинном "биче" Сиднея и был один, и мне ничего не оставалось, как присматриваться к непривычному и ждать восьми часов, чтобы поехать к Полу Маклаю - внуку Миклухо.

Трое хиппи - два парня и девушка - сидели рядом и, я слышал, спорили о скрытом смысле апостольских посланий, соотнося их с космоплаванием. Одеты они были в дырявые джинсы и штопаные-перештопаные майки. Девушка была подстрижена почти наголо, ребята завиты и припудрены. Грязным, - а хиппи полагается быть грязными, - здесь быть трудно: океан. Поэтому мои хиппи, выкупавшись, достали из своего тряпья парфюмерную сажу и деловито вымазали себе лица и шеи, чтобы выглядеть заскорузло-немытыми.

Девушка вытащила из замасленной и порванной сумки крокодиловой кожи два яблока и, разрезав их финкой, тщательно наточенной и блестящей, на четыре части, поделила яблоки между своими товарищами, а дольку молча бросила мне.

- Потянуло на бородатых? - спросил ее один из ребят.

- Нет, просто мне его жаль: лежит на пляже в брюках - у него ж нет купальника.

- Это точно, - согласился я. - Как вы угадали?

- У нее инфракрасные зрачки, - усмехнулся второй парень, - этот козленок всех видит насквозь.

За троицей вскоре приехал какой-то парень в строгом синем костюме и увез всех в своем открытом "шевроле", громадном, как катафалк. Здесь теперь хиппи часто увозят к себе в загородные дома сильные мира сего: развлекаются, а может, загодя присматриваются к тем, кто прокламирует себя, как новых мессий Старого Света.

Такси в Австралии дешевые, как у нас: добраться до центра можно за доллар. Центров два. Один по вечерам пустынен и гулок: узкие улочки зажаты мощными коробками небоскребов. Будто квадратные луны, горят по ночам в самых верхних этажах плоские окна, и это еще больше подчеркивает пустынность и тишину. И даже шаги собственные кажутся какими-то зловещими.

Второй здешний центр малоэтажный, веселый, шалый, иллюминированный, поющий, целующийся, плачущий, мордобьющий, населенный по ночам хиппи, влюбленными и просто веселыми людьми, - словом, прекрасный, живой и юный и очень какой-то не австралийский: юный немчик произносит речь, прижавшись к стеклу книжного магазина, требуя поддерживать Брандта, который противостоит Штраусу и Кизингеру; старый раввин зазывает прохожих спеть вместе с ниц пару псалмов; тощий британец зовет сплотиться "для отпора Москве"; а хиппи, загородив уличное движение, скандируют, пританцовывая: "Вьетнам - йес, янки но!"

А вот Пол Маклай, внук Миклухо, настоящий австралиец: седой, сильный, с громадными, качаловскими голубыми глазами, говорящий на прекрасном австралийском языке, именно австралийском, иным он и не может быть у главного диктора радио и телевидения Австралии.

(- Вы говорите по-австралийски? - спросили меня в день прилета журналисты в аэропорту.

- По-английски? - машинально переспросил я.