Герман Волков - Золотая Колыма

• Название: Золотая Колыма
• Автор: Герман Волков
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1984

Документальная повесть о  первой  Колымской  геологической  экспедиции  (1928-1932),  положившей  начало  промышленному освоению  нашего края. Герои  повествования выдающийся ученый-геолог  Ю.А. Билибин и его соратники.

---

Цареградский так и сделал, и 14 мая защитил диплом на тему: «Мозозавры в современном научном освещении», получил квалификацию горного инженера, разыскал Билибина, чтоб с радостью сообщить ему и об окончании института, и о предложении Геолкома ехать в экспедицию на Колыму.

Юрий Александрович пожал ему руку:

— Весьма рад, поработаем вместе!

Тогда же, в мае, Геолком направил в Колымскую экспедицию и астронома-геодезиста для триангуляции и определения сети астрономических пунктов с целью уточнения карты.

Билибину астроном представился так:

— Митя.

— Кто?

— Митя Казанли.

Билибин окинул с высоты своего роста щупленького паренька, пухлогубого, с бюрозово-небесными глазами, невольно подумал о нем: романтик, стремится к звездам. И не очень ошибся.

Митя стремился к звездам с детства. Десяти лет, в Ессентуках, где лечился отец, Митя убежал из дому и попытался совершить восхождение на гору Машук, но не добрался. Его нашли, вернули и на вопрос отца, зачем ему сдалась гора, Митя ответил:

— На горе небо ближе.

Отец, чувствуя, что болезнь ведет его к концу, говорил: «За дочку я не беспокоюсь, но Митя... У него умная голова, но...» Отец умер накануне революции. В тот год Митя бегал за матросами, опоясанными пулеметными лентами, видел, как они брали штурмом Зимний дворец.

Билибин, определив на глаз, что перед ним романтик-звездочет, не без ехидства спросил:

— Стихи пишете?

— А что? — ощетинился Митя.

— Ничего. Пригодилось бы при составлении отчета.

— Нет, не пишу. А на скрипке играю. У меня отец — известный музыкант, пропагандист русской музыки. В энциклопедии о нем читали? А я, как вам известно, астроном-геодезист.

Небесноглазый астроном не отличался ни застенчивостью, ни скромностью, по не хвалился. Видно было, что ему все равно, что о нем Билибин подумает, и говорил он прямо, открыто, без всяких подтекстов.

— В армии, разумеется, не служили,— сказал Билибин почти с уверенностью.

— Служил. Четырнадцати лет вступил добровольцем в РККА, уговорил отправиться на фронт и свою мать. Вместе служили при штабе Седьмой армии: я — связистом-самокатчиком, она — писарем-переводчиком.

— Вот как? А я с отцом служил при штабе Шестнадцатой, и мне приходилось бывать и писарем, и учетчиком...

— В двадцатом году после приказа о демобилизации из армии женщин и несовершеннолетних меня перевели в трудармию на Гатчинский хлебозавод. Там работал и учился. Сначала в дневной школе, потом перевелся в вечернюю, закончил ее, поступил в университет на астрономо-геодезическое отделение физико-математического факультета.

Юрий Александрович видел в астрономе и что-то наивное, н очень серьезное.

— Геодезистом работали? Астропункты устанавливали?

— Работал. Устанавливал. В Криворожье. В Карелии.

— Но Колыма не Криворожье и даже не Карелия.

— Знаю. Край суровый, неисследованный, потому и еду.

— Ну, что ж, Дмитрий Николаевич, едем вместе.

На другой день Митя сдавал последний экзамен. Он отвечал по теории относительности, говорил о координатах времени и пространства. Экзаменатор увлеченно слушал его и, сам глуховатый, гудел ему на ухо:

— Хорошо, мой друг, хорошо! Несколько лет углубленной работы, и кафедра вам обеспечена! Я предлагаю вам остаться в университете...

— Я еду на Колыму.

— К кому?

— На Колыму! Договор заключен. Деньги в кармане!

— Забавный молодой человек!

Мите оставалось защитить диплом, но это он считал формальностью: «Приеду с Колымы — сделаю». Он побежал по магазинам закупать топографические сумки, рюкзаки, светящиеся компасы и самопишущие ручки, книги по геодезии, астрономии и многим другим наукам, которые не мог купить на стипендию, обзавелся карабином и патронташем.

Своей квартиры Митя не имел. Все купленное он приносил в комнату сестры, заваливал все стулья, диван и стол, и вскоре комнатушка в шестнадцать квадратных метров превратилась в склад Колымской экспедиции.

Митя привел сюда и Цареградского, представил сестре Ирине:

— Мой друг Валентин. Едем вместе.

Оба они пришли в новеньких кожаных тужурках со всевозможными ремешками и пряжками. На голове у Валентина фуражка с лакированным козырьком, с горняцкими молоточками, у Мити — большая кепка блином.

Митя и Валентин притащили с собой аппаратуру, приборы, большие ящики для укладки вещей. Список снаряжения, составленный Билибиным, был велик. К сборам привлекли и Ирину. Попросили ее сшить сто маленьких, как кисеты, мешочков для колымского золота и других ценных образцов.

В один из этих хлопотливых дней к Ирине пришел приятель Коля Корнеев. Он только что окончил Академию художеств. Сын портного очень гордился дипломом архитектора, но распределением был недоволен:

— Что я там буду делать — в Новгороде? Я хочу строить новое, а не копошиться в обломках прошлого.

— Я помогу тебе,— вдруг уверенно заявил Митя.— Видишь, сестра шьет мешочки? Это для золота. Я еду на Колыму и могу тебе предложить в нашей экспедиции должность завхоза. Поедешь на Колыму — тебя наверняка освободят от Новгорода.

Коля вытаращил глаза. Митя, имея голову, полную неожиданных идей, часто так вот огорошивал. Коля захохотал. Митя, оставаясь серьезным, развернул карту, положил ладонь на Крайний Северо-Восток.

— Видишь, пусто, ни одного города. Здесь мы найдем золото и начнем строить города. Ты будешь первым архитектором первого города на Колыме. Тебя это устраивает?

Коля Корнеев перестал смеяться. К вечеру они, Митя и Коля, договорились: завтра встретятся в Геолкоме, Митя представит Билибину Корнеева как способного завхоза, по совместительству художника, а в будущем архитектора.

Коля сомневался только в одном:

— Возьмут ли меня?

Ирина успокоила:

— Возьмут. Чудаков ехать на край света немного.

Корнеева зачислили в экспедицию, и он тотчас же выехал во Владивосток: там его уже ждали алданцы.

Семнадцатого мая выезжали туда же и они трое — Билибин, Цареградский, Казанли. Провожавшие: мать Билибина, жена Цареградского, сестра Казанли,— как водится, всплакнули перед долгой разлукой, надавали кучу нужных и ненужных советов. А сами отъезжающие, казалось, и не думали о том, что их ждет, были веселы, шутили, словно предстояла загородная прогулка...

ЧТО СКАЖЕТ ДЕМКА?

— На Колыму!!! — радостно закричал Эрнест Бертин, когда пришла на Алдан телеграмма Билибина,— Серега, в-в-выдвиженец, едем?!

У его закадычного дружка Сергея Раковского крылышки вольного искателя подрезали, и сам он остепенился, когда его по рекомендации Вольдемара Петровича поставили начальником Ыллымахского разведрайона.

Отвечать Эрнесту Сергей не стал, лишь сам спросил:

— А Вольдемар Петрович отпустит?

— Отпустит!

И тогда Раковский схватил лист бумаги и карандаш, первым записал себя, потом Эрнеста, сверху вниз поставил пятнадцать цифр:

— Кого еще?

Старика Майорыча, якута Седалищева, забайкальца Чистякова, весельчака Алехина и Степана Степановича Дуракова с его собакой Демкой записали, не спрашивая их согласия, знали, что с радостью поедут. Со Степаном Степановичем Сергей старался на Алдане пять лет неразлучно.

Степан Степанович говорил Раковскому:

— Гуляй, студент, на ученье заработаем! — И гуляли, а институт у Сергея, ушедшего подзаработать на прииски со второго курса, оставался только в мечтах.

Бывший лейб-гвардии гренадерского полка рядовой, а позже артиллерист Красной Армии, Степан Степанович был старше Сергея всего лишь на шесть лет, но почитался им, рано осиротевшим, за отца родного. Под началом Степана Степановича прошел Сергей все таежные науки. Добычей золота они не увлекались, где фартило, не задерживались, любили искать, бродить по неведомым тропам. Такими были и Алехин, и Чистяков, и Майорыч, и якут Седалищев.

Пятерых записали. Для вербовки остальных вывесили объявление на двери гостиницы «Золотой клоп». Сами наниматели сняли лучший номер, украшенный живописно раздавленными паразитами. Эрнест по-барски развалился па промятом топчане, Сергей по-турецки скрестил ноги на таком же сиденье. Главным советником пригласили Степана Степановича. Он восседал на единственной табуретке и молча попыхивал трубкой. У его ног лежал не совсем чистой породы сеттер по кличке Демка, или Демьян Степанов. Он-то, пожалуй, и был главным «советником» по вербовке.

Народ валил разный: незадачливые копачи, промотавшиеся до последних портков, фартовые, неуемно жадные до фарта и всякие аховые. На всех Степан Степанович имел свой опытный взгляд, но, поскольку по натуре своей был человек деликатный и не мог никому отказать прямо, спрашивал пса:

— Ну, что, Демьян, возьмем?

Демка, польщенный обращением хозяина, тотчас же постукивал хвостом, будто молотком на аукционе, и после этого единогласно объявлялось: