Лидия Чуковская - Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

• Название: Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
• Автор: Лидия Чуковская
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86793-879-6

Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде. Для печати отобраны страницы, представляющие интерес для истории отечественной литературы.

Письма изобилуют литературными событиями, содержат портреты многих современников — М. Зощенко, Е. Шварца, С. Маршака и отзываются на литературные дискуссии тех лет, одним словом, воссоздают картину литературных событий эпохи.

---

— Главная задача — это вытравление остатков Маршаковского духа.

Откуда эта ненависть у этих молодых, которые в глаза не видели Маршака?! Кто передал им эстафету? Или тут действует Ваша книга, моя статья и прочая апологетическая литература, при чтении которой у этих пигмеев начинается тошнота и головокружение?

А ведь беспокоиться им, в сущности, нечего. Пока не придет новый Маршак, могут спокойно пить, есть и вычеркивать «повторы». Ведь эта эстафета, увы, не передана. Книги (даже такая талантливая книга, как Ваша) заменить Маршака и школу не могут. «Учит духовность Учителя».

260. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

9/II 67.

Дорогой Алексей Иванович.

Читаю «Живые памятники»[359]. Помаленьку… Пока кинулась на любимое: перечитала «Маринку», «На ялике», «Долорес» и — воспоминания о Горьком. Это — классика, милый друг, и Вы это сами знаете. Теперь начала читать Ленинградские дневники.

Страница из Вашего письма — та, где рассказано о беседе Леши с Агаповым — преинтересная… Но, если вдуматься, ведь все это естественно. Вы спрашиваете, кто передал молодым эстафету ненависти? Тут — инстинкт, это раз; а затем — есть кому распространять ненависть: ведь такие убийцы, как Г. О. М.[360], напр. — живы и процветают… А вообще-то, ситуация смешная: с чего они взяли, что дух С. Я. может снизойти на них? снизойти до них?

Но почему их прорвало именно теперь, сегодня — догадаться не могу. Моя книга вышла уже давно[361]. Воспоминания Шварца — кусками — уже давно тоже. Ваши воспоминания? Может быть, как «последняя капля». Но это тоже странно, т. к. Вы написали об С. Я. «вообще», а не впритык — о его редакторской деятельности.

Мое письмо к Раисе по поводу Мильчика?[362] Но ведь мое предисловие — в той части, где я говорю о работе С. Я., — они как раз хвалили…

_____________________

Получили ли Вы уже № 12 «Нового Мира» и прочитали ли похвалы мне? (книжка о «Былом и Думах»)[363].

Какой беспорядок!

261. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Комарово. 21.2.67 г.[364]

Дорогая Лидочка!

Спасибо за все, что Вы мне сказали. И за похвалу, и за критику. Да, Вы правы, «Живые памятники» включать в этот сборник, вероятно, не следовало. Это — журнальный очерк военных лет (выдержки из него, слегка подправленные, приведенные в порядок), печатавшийся в нескольких номерах спортивной газеты. Отсюда все качества.

То же и с «Путешествием в Германию». Писал для журнала, но журнал («Новое время») не напечатал — напугало редакцию то, ради чего я проталкивал (и протолкнул-таки) этот очерк в печать: те главки, которые Вы отметили. Между прочим, главка «Стена», которая. Вам не понравилась, вызвала наиболее яростные нападки редактора иностранного отдела, хотя я не знаю, о каких предрассудках моих Вы говорите, в этой главке есть фразы жесткие и как бы подсказанные. Такое казенно-патриотическое есть и в блокадной записной книжке (напр., «Счет, написанный кровью»), такое, что мне неприятно и даже больно узреть напечатанным.

Как жаль и как плохо, что Вы читали сборник не в рукописи.

За «блох» тоже спасибо, хотя не во всем я, Лидочка, здесь с Вами согласен.

«В адрес» и «по адресу» можно, мне кажется, и так и этак. В контексте «по адресу» нельзя было («пришла телеграмма по адресу обкома»). Вообще мы с Вами знаем, что язык наш на ходу тасует, выбирает и меняет предлоги. Чехов говорил: «в телефон», мы говорим: «по телефону». Вероятно, кому-то когда-то и «в театре» (вместо «на театре») казалось вульгарным и плоским.

«Забирать». Уголь можно и брать и забирать (последнее — профессиональный, мореходческий термин), а вот тяжеленный портфель я у Маршака, конечно, не беру, а забираю.

Все-таки для меня очень важно звучание слова. Одно дело «бенефис не вышел» и другое: «бенефиса не получилось». Здесь на мой слух звучит насмешка, даже несколько язвительная.

То же могу сказать и по поводу «смог» и «мог». Обвинения в шовинизме отметаю. Поносительно звучит слово «чухна». Но у меня этого слова нет. Чухонец же это — житель северного берега Невы, потомок чуди, если не ошибаюсь. Финнами их никогда не называли (в том числе и Пушкин, и Герцен). У Пушкина есть «рыжий финн» и есть «приют убогого чухонца», не правда ли?

И уж совсем обидно мне было читать в Вашем письме упреки, касающиеся Хармса и Введенского. Вы же знаете, я писал Вам, как бился я за каждую страницу этой книжки и сколько там царапин, и ссадин, и рваных ран, и крови.

«Неосведомленные люди будут думать»… Да, увы, будут. Но Вы-то ведь человек осведомленный.

Ко мне (уже после Горлита) приехал гл. редактор «Сов. писателя»[365] и сказал:

— Если не снимете такие-то и такие-то места, книга будет отпечатана, но я уверен, — сразу же пойдет под нож.

— Почему?

— Я не могу вам сказать всего. Вы — человек беспартийный. Я знаю больше, чем знаете вы. Но, уверяю вас, — так будет!

Я вычеркнул две фразы.

На другой день он снова явился.

Из 17 мест, изъятия которых требовал (вернее, не требовал, — молил) главред, я похерил шесть. Можно было этого не делать, итти на риск ножа? Можно было торговаться? Или бросить на жертвенный огонь что-нибудь другое? Не знаю. Не было времени раздумывать и рассчитывать. Мне казалось, что этой (дорогой) ценой я выторговал, спас (и действительно спас) многое, над чем тоже ведь был занесен топор редактора: например, рассказ о судьбе Раи[366], о 1937 г. в жизни Маршака и многое другое.

Все, что я позволил вымарать, раньше было уже напечатано (в «Новом мире», в «Детской литературе»). Тут я успел рассчитать.

Да, Лидочка, не скрою: этот упрек задел меня больно.

262. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

2–3/[III] 67. Ночь.[367]

Дорогой Алексей Иванович.

Милый друг, я понимаю, как Вы измучились с книгой. И согласна — игра стоила свеч, надо было жертвовать, чтоб книга, такая нужная — вышла. Но вот с Хармсом и Введенским, мне кажется, Вы поступили неразумно. Ни о них, ни о Ваших с ними отношениях, Вы, в сущности, не пишете, только о своей боли о них, только об их смерти — т. е. как раз о том, о чем написать по правде нельзя…[368] Ну и выбросили бы их совсем — в «Записной книжке» такой пропуск ровно ничего не рушит. И тогда не спрашивали бы читатели (меня уже двое спрашивали): «А что, разве Хармс и Введенский погибли на войне?»

_____________________

Насчет моих придирок к словам — ведь я предупреждала Вас, что это чисто субъективное, мое, ощущение слов. Спорить тут не о чем: такие обороты, как «было брошено оскорбление в его адрес» или «Я хотела сыграть, да не получается», — для меня звучат как vulgar. Но Вы имеете основания сказать мне, язык меняется — и я имею право НЕ признавать этих слов только у себя на странице.

Будьте здоровы и пишите хоть открытку, чтобы я знала, где Вы и что.

263. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Комарово. 17.3.67 г.

Дорогая Лидочка!

Я написал для «Семьи и Школы» заметку о «Джеке» и вообще о К. И., о его детских книгах. Человеку, который просил у меня статью (С. И. Сивоконь, зав. отделом критики), она понравилась и другим тоже. Боятся — понравится ли гл. редактору[369], который гонит из журнала «излишние литературности» и ищет во всем «педагогического начала». Такого, увы, в моей заметке нет.

Хотя наши «прения о словах» по обоюдному согласию закончились, не могу не сказать, что я нигде никогда не писал «в его адрес было брошено оскорбление». Для меня это такой же vulgar, как и для Вас. Я писал, что в блокадную зиму «в адрес обкома одного из профсоюзов пришел телеграфный запрос из Куйбышева». Эта почтово-телеграфная терминология здесь вполне уместна, уверяю Вас.

264. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

23/IV 67.

Дорогой Алексей Иванович!

Как Вам живется, гуляется, работается в Комарове?

Напишите мне об этом, пожалуйста.

Напишите также, читали ли Вы книжку молодого прозаика Рида Грачева и что о ней думаете? А о повести Битова в «Молодом Ленинграде»?[370]

Был у меня странный человек — некий Биневич. Он занимается Шварцем (мотивы странные: «у меня есть пьеса о Христе, о Дж. Бруно; теперь хочу писать о Шварце»), Разговор мой с ним был смутен; но неожиданно он прислал мне в подарок стихи (взрослые) Евг. Львовича. Знакомы Вы с ними? Все они горьки; некоторые прекрасны.

Здесь, в Голицыне Д. Я.[371] Был у меня. Он, как всегда, мне интересен и мил.

265. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Комарово. 2.V.67 г.

Дорогая Лидочка, Биневич мне писал. Просил разрешения познакомиться с письмами, которые я посылал когда-то Евгению Львовичу и которые уже попали в московский архив. Я написал, что — не надо. В письме его было много странного. «Давно хотел просить Наталию Евгеньевну[372] познакомить меня с Вами». А ниже: «Вы говорили мне, что в большом чемодане ничего нет, а там оказались рукописи, о существовании которых не знал сам Евг. Львович».