Лидия Чуковская - Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

• Название: Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
• Автор: Лидия Чуковская
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86793-879-6

Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде. Для печати отобраны страницы, представляющие интерес для истории отечественной литературы.

Письма изобилуют литературными событиями, содержат портреты многих современников — М. Зощенко, Е. Шварца, С. Маршака и отзываются на литературные дискуссии тех лет, одним словом, воссоздают картину литературных событий эпохи.

---

Замечания у меня два: одно крохотное (и сомнительное), другое покрупней. Я не знаю, можно ли написать, как у Вас написано:

«его слова и высказывания».

Высказывания — не то ли самое, что слова?.. Может быть, я ошибаюсь.

А важное, мне кажется, вот что:

Вы пишете, что он ненавидел — или не принимал? (у меня рукописи нет, я по памяти!) «всякую проповедь добра».

Это место очень существенное и очень у Вас верное (о моральном ребячестве)[510].

Но я в своих Воспоминаниях цитирую письмо К. И. к Семынину, где он пишет:

«Всякий истинный поэт — глашатай, проповедник добра».

Он не выносил проповеди — Вы правы! любой, т. е. ощущения чужой настырности, навязчивости что ли. Недаром он так хвалил Чехова за скрытность письма, и изо всех русских гениев более всех любил не Толстого (проповедь!), не Достоевского (проповедь), а Чехова (скрытая проповедь, только художническая, никогда не прямая). Он действительно по-ребячьи боялся всякой определенности, подозревая в ней догму.

(Сам же, однако, написал:

Надо, надо умываться…

и

Добрый доктор Айболит…

и насчет воспитания доброты в «От 2 до 5»).

Вот, наговорила я много, а предложение мое простое: зачеркнуть одно слово: добра.

Большое спасибо за Воспоминания. Очень хочется, чтобы они попали в сборник.

_____________________

Получила 2-ю корректуру из «Семьи и Школы». Чудеса!

369. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Ленинград, 16.9.72.

Дорогая Лидочка! Наконец-то от Вас письмо. Радуюсь выходу 9-го №-ра «Семьи и школы», получил его (как старый подписчик, вероятно) раньше, чем автор. Огорчился, что так мало. Удалось ли Вам отстоять главу про стихи? Как видите, тому варианту предисловия, где я по заслугам хвалил эту главу, редакция предпочла другой. Да и в этом просили «умерить некоторый излишний пафос». Что я — после «домашнего анализа» (как выражаются шахматисты) и сделал.

Вы спрашиваете, видел ли я 8-й том Собр. сочинений Маршака. Я ни одного тома не видел, не подписан.

В августе — сентябре получил два письма от Элика. Одно — огромное, лицемерное, где он говорит о братской любви ко мне, о фатальности «того, что между нами произошло» (смеет сравнивать историю наших отношений с историей отношений между С. Я. и Житковым). В том же письме он писал, что у него имеется 15 (!) страниц замечаний к моим воспоминаниям о С. Я. Столько, мол, он обнаружил в моей работе неточностей. Я написал ему, что он не имел права не известить меня об этих ошибках, и просил его прислать эти 15 страниц. Конечно, он ничего не прислал. «Это я мог бы сделать только в том случае, если бы Вы относились ко мне по-дружески», — пишет он. Вымогает дружбу. Не могу понять — зачем ему вообще понадобилось обращаться ко мне. Ведь 7 лет молчал об «ошибках»! И не нуждался в моей дружбе. И не испытывал братской любви.

370. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

22/IX 72.

Дорогой Алексей Иванович.

Начну, чтобы не позабыть, с просьбы. В этом году большое и радостное событие в школе: в рекомендательный список книг для внеклассного чтения введен и Герцен: «Былое и Думы». И вот в Переделкинской библиотеке не стало хватать экземпляров этой книги! Просят меня библиотекарши собрать у писателей поболее. Я на что рассчитываю: если человек покупает Собрание Сочинений, то у него может остаться отдельное издание… Так вот, милый друг (мой и Библиотеки К. И.!), нет ли у Вас

«Былого и Дум»,

«Войны и Мира»?

и вообще любых не нужных Вам классических произведений? Дело все в том, что Библиотеку посещают ведь не только дети, но и юноши, и пенсионеры, и очень хочется насытить их… Вы живете в доме, где наверное у многих, кроме Собр. соч., имеются отдельно — у кого «Вишневый сад», у кого «Отцы и дети», у кого «Два гусара»…

Все это нам очень нужно. (Адрес — мой, московский.)

_____________________

С «Семьей и Школой» так: № 9 лежит у меня (и у Вас) на столе; для № 10 я продержала уже обе корректуры (эта удивительная редакция дает мне и гранки и верстку); для № 11 я продержала гранки. № 11 — это стихи; пока что там все по-моему. Но ждать еще долго: 15 ноября. Полтора месяца…

Ваше вступление отличное.

Об Элике… Очень мне жаль Ваших нервов. У меня с ним отношения корректные, но я никакой симпатии не чувствую к нему. Одно могу сказать в его защиту, — если только это можно счесть защитой! — он действительно слепоглухорожденный и многое мерзкое, что он творит (он ведь и мне сделал несколько гадостей), он совершает, совсем не понимая неприличия своих поступков. Отца своего он, по-видимому, любит — однако загубил собрание сочинений, напихав туда множество плохих стихов. Ни слуха, ни вкуса, а самоуверенность, настырность — страшные. Известно ли Вам, что он продолжил несколько неоконченных переводов С. Я. и напечатал их за подписью: С. и И. Маршак? Но ведь не было такого содружества при жизни С. Я.; это ведь не Белых и Пантелеев!

В VIII томе множество писем, которых печатать не следовало. Примечания были малограмотные — и фактически и стилистически (я читала корректуры писем ко мне, Ал. Иос., К. И., Т. Г.). Составлял комментарий бандит по фамилии Чулков. И тут мне пришлось вступить во временный союз с Эликом: он поддержал меня против Чулкова, понимая, вероятно, что примечания скандальные. С помощью Элика наиболее вопиющие ошибки удалось исправить. (Читала и Ал. Иос.) С помощью в том смысле, что он — пробивная сила в издательстве, а я — ноль.

И вот тут, читая корректуры после Элика, я увидела, в какой мере он беспомощен. Он наивно полагает, будто можно издавать С. Я. Маршака, не зная ровно ничего ни о ком более. И какую бы чушь ни воротил комментатор — Элик все спокойно пропускал. Вся его работа была — ссылки на другие томы: «см. т. 6», или «см. т. 5», причем когда я см. — то и то — с ошибкой! Он даже корректурных знаков не знает как следует.

Но осмеливается создавать подпись: С. и И. Маршак! И вообще считает себя литератором: ведь он столько опубликовал!

При этом у него есть бесспорная одна заслуга: архив. В дивном порядке архив С. Я.

Интересно бы знать, зачем именно сейчас Вы ему понадобились, т. е. мир с Вами?

Впрочем, он не любит находиться в ссоре с людьми, которые окружены уважением и любовью.

_____________________

Приобретите все же 8-й том нового Собр. Соч. Маршака. Там кое-что интересно; а кроме того на стр. 125 напечатано:

«Очень нравится мне Ваша мысль написать о Пантелееве. Конечно, он самый талантливый из всей нашей литературной молодежи и заслуживает того…» и т. д.

Это — письмо С. Я. к К. И. от 7 мая 1933 г., Sorrento.

К сожалению, того письма К. И., на которое С. Я. отвечает, в архиве у С. Я. не сохранилось. И я в примечании могла только указать (за Чулкова!), что К. И. о Пантелееве тогда-то и тогда-то все же написал. (Ни Элик, ни Чулков этого не знали).

371. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Ленинград. 6.10.72.

Дорогая Лидочка!

Я только что с огорчением узнал из письма С. И. Сивоконя о том, что случилось в журнале[511]. Но ведь этого нужно было ждать, да ведь и ждали, и опасались весьма, в том числе и Вы.

Одно могу сказать: Сергей Иванович тут ни в малейшей степени не виноват. Он даже и сейчас не знает, откуда, из какой тучи грянул гром.

Я-то ждал, так как были, что называется, прецеденты.

Об Элике я говорить не хочу. Слепоглухорожденный? Может быть. Но ведь и знаменитые «дачники» в Ваших воспоминаниях такие же, однако Вы их не оправдываете, и пощады им не даете!

О книгах для библиотеки Вы меня уже просили, и я послал Вам несколько ящиков — все, что у меня нашлось. В моем возрасте такие приятные события, как приобретение полных собраний сочинений Герцена, Толстого или Томаса Манна, — не случаются: собрания уже сами состарились на книжных полках. Вероятно, и у Вас это так. И у всех моих соседей (ведь все это люди за шестьдесят, а кое-кто и сильно за шестьдесят).

Лидочка, милая, не огорчайтесь больше, чем следует. У всех это бывает. Вот и я только что перенес нечто подобное.

372. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

14/X 72.

Дорогой Алексей Иванович.

Я вовсе не беру Элика под свою защиту. С чего бы это? Я его знаю давно и гадостей он на моей памяти сделал много — не только Вам или Владимиру Иосифовичу, но и мне самой. (Даже посильнее, чем Вам.) Я не под защиту его беру; я просто поделилась с Вами своими новыми впечатлениями, которые получила, когда читала корректуры тома 8-го. Я убедилась в его полном дремучем невежестве и совершенной глухослепоте, а не только отсутствии чувства стиха и стиля, как думала раньше. Я не думала раньше, что он никогда не читал Чуковского, Квитко, Житкова; что ему неведомы корректурные знаки; что он не понимает, отбирая письма С. Я., какие из них — для С. Я. компрометантны и т. д.