Венди Голдман - Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий

• Название: Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий
• Автор: Венди Голдман
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8243-1408-3

В.З. Голдман исследует социальную механику террора, показывает, каким образом репрессии превратились в массовое явление не только по количеству жертв, но также по числу преступников, которых они породили. Она широко использует уникальные архивные данные, которые до сих пор были засекреченными и недоступными для исследователей. Новые документы позволили отойти от прежних представлений, что единственным фактором развязывания террора стало стремление Сталина сосредоточить всю полноту власти в своих руках.

Автору книги удалось проследить, как террор, развязанный сверху «сползал» вниз через бюрократический аппарат профсоюзов, поразив на своем пути ВЦСПС, фабричные комитеты профсоюзов и его рядовых членов. Террор, утверждает она, был расчетливо направленным сверху ударом против оппозиционеров и «врагов народа», который повлек за собой массовую панику, коренным образом изменившую взаимоотношения в каждом советском учреждении, на каждом предприятии. «Саморазоблачения» захлестнули страну Никто не мог понять критериев, на основе которых выбирались жертвы, как и почему недавние друзья, родственники, знакомые, мужья и жены, в один день объявлялись «вредителями», «врагами народа» и прямо на партийных и профсоюзных собраниях арестовывались НКВД.

Исследование представляет интерес для историков советского периода, политологов и социологов, интересующихся вопросами политического, насилия, мобилизации народных масс и популистской компоненты террора, а также для всех, интересующихся советской историей.

---

Выборы в Советы

Не только поиск врагов, но и предстоящие выборы в советы способствовали привлечению внимания к вопросам демократии. Недавно принятая Конституция предоставила право голоса всем гражданам, включая представителей бывших социальных слоев: аристократии, белогвардейцев, священнослужителей, лишившихся собственности кулаков и другие группы когда-то исключенных из политической жизни — лишенцы. Городские избиратели больше не ставились выше сельских избирателей, все считались равными. В советах среднего и высшего уровня проводилось прямое голосование, путем выдвижения отдельных кандидатов вместо списка и скорее тайным голосованием, чем открытым. Конституция, широко известная под названием «сталинская», означала «поворот в политической жизни страны».{285}

Несмотря на то, что делегаты единодушно одобрили новую Конституцию, они были глубоко озабочены возможным исходом предстоящих выборов. Многие опасались, что партия не имеет достаточной поддержки для сохранения своей доминирующей политической позиции. Жданов рассудительно отметил, что введение демократических выборов — это «очень серьезный экзамен для нашей партии».{286}  В комментариях делегатов сквозил черный юмор, вызванный опасениями, что партия может потерпеть поражение, если будет проведен реальный референдум о деятельности руководства. Когда И. Д. Кабаков, секретарь Свердловского областного комитета начал было: «Никогда еще массы народа неспособны были выступать такими активными творцами социалистического строительства и социалистического общества, как после принятия Конституции». А. И. Микоян саркастически усмехнулся: «Да, хлопот будет много».{287} Жданов предупредил, что партия, не имеющая опыта тайного голосования на выборах по отдельным кандидатурам, может столкнуться с «враждебной агитацией и враждебными кандидатурами». Началось оживление деятельности религиозных организаций; поступило значительное количество ходатайств об открытии церквей.{288}

Выступавшие выражали обеспокоенность тем, что партия мало контактировала с народом в отдельных сельских регионах, довела до нищеты городские районы, новые рабочие поселки и анклавы расселения ссыльных кулаков. Р. И. Эйхе — первый секретарь Сибирского и Западносибирского крайкомов ВКП(б) и Новосибирского городского комитета, говорил об «убогих заброшенных деревнях» и таких же городских районах, где жили озлобленные крестьяне, доведенные до бедности «представители старого режима», преступники, проститутки, беспризорники и прочие бедные и безнадежные парии индустриализации. В Западной Сибири большие группы ссыльных кулаков затаили злобу против правительства и могли «распространять клевету и провокации во время выборов». Если партийные кандидаты намерены выиграть, то они должны быть «ответственными» и «установить тесную связь со своими избирателями».{289} Другие делегаты выражали беспокойство по поводу избирателей в промышленных регионах с быстрорастущим населением. Кабаков признался, что суровые условия иногда были причиной враждебности к советской власти. Дефицит рабочих рук «открыл большие щели для притока чуждых элементов». В отдельно взятой Свердловской области более 1,2 млн. людей мигрировали из сельской местности в города и на стройки.{290} А. С. Калыгина — секретарь Воронежского городского комитета партии отметила, что население города увеличилось в десять раз с начала первой пятилетки. Она также сомневалась насчет того, как новые рабочие будут голосовать. На 50 тыс. рабочих приходилось всего 2 тыс. коммунистов, из которых только 550 человек работали «у станка» или на производстве. Не более 1% рабочих на большинстве заводов Воронежа являлись членами партии. Кроме того, в городе, бывшим местом ссылки, затаились люди, враждебно относившиеся к советскому государству.{291} С. В. Косиор, первый секретарь ЦК КП(б) Украины, был обеспокоен настроениями ремесленников, рабочих мелких предприятий, домохозяек, служащих, технической интеллигенции и «бывших людей», численность которых составляла 50-60% от общего числа его избирателей. Он сказал взволнованно: «До сих пор нашу агитационную работу мы ведем с расчетом не на все слои населения». Партия в большей степени сосредоточила свои усилия на том, чтобы организовать и образовать промышленных рабочих, полагая, что «ниже нашего достоинства проводить работу среди служащих», считавшихся «гражданами второго сорта». Даже на заводах агитационная работа на 80% была «беззуба». Несколько вновь образовавшихся религиозных общин на Украине собрались послать приветствия Сталину и Центральному Комитету партии в связи с провозглашением свободы вероисповедания в новой Конституции. Косиор добавил: «Наши товарищи в полной растерянности: не разрешить? — Народ имеет право прислать приветствия своему вождю. Разрешить? — Черт знает, что из этого выйдет». Демократия возрождала все тенденции, развитию которых пытались помешать большевики. Теперь все эти люди могли принимать участие в голосовании!{292} Охватывающая все большее число делегатов пленума тревога была признаком того, насколько демократично конституция предполагала проводить выборы в советы. Если бы партийное руководство страны не принимали права, прописанные конституцией, всерьез, они бы не испытывали страха за результаты выборов. Они бы не беспокоились о том, как могут проголосовать ссыльные кулаки, сельские переселенцы, новые рабочие, ремесленники, домохозяйки, «бывшие» и крестьяне. В июле 1937 года эти страхи могли быть вызваны массовыми сборищами «враждебных» элементов в «диких и заброшенных уголках» как в городах, так и в селах. Но уже в феврале руководители партии намеревались встретить выборы лицом к лицу.{293} Им пришлось в большой степени положиться на рядовых членов партии на заводах, в школах и колхозах, чтобы найти у них поддержку своей программы и своих кандидатов. Кроме того, почти так же, как партия была обособлена от народа, руководители партии держались в стороне от своих рядовых членов. Для успеха на выборах требовалась вдохновляющая сила партии, тесная связь между руководителями и рядовыми ее членами, а также активная мобилизация народа для голосования.

Партийная демократия

В своей программной речи об эрозии демократии в партии Жданов развивал мысль о том, что партия должна оказывать поддержку рядовым коммунистам. Он заявил, что кадровая политика свелась к широко распространенной практике кооптации или «назначений». Кооптация способствовала формированию «клик», закрытых групп, члены которых преданы лишь тому, кто их назначил. Эта практика укоренилась настолько, что в некоторых организациях на местах не было ни одного должностного лица, избранного путем голосования. Городские, районные парторганизации и первички предполагалось переизбирать каждый год; областные и союзные республиканские центральные комитеты — каждые восемнадцать месяцев. Однако в большинстве партийных организаций выборы не проводились с 1934 года.[37] А если и проводились, то их результаты были заранее известны. Жданов объяснил, как это происходило: за несколько дней до партийной конференции секретарь первичной парторганизации «уходил куда-нибудь в уголок» и составлял список кандидатов. Список уточнялся заранее на закрытом собрании с небольшим количеством участников, в итоге выборы «превращались в простую формальность» и длились не более двадцати минут. Этот «черный ход» для протаскивания нужных решений, негодовал Жданов, является «нарушением законных прав членов партии и партийной демократии». И в результате на многих предприятиях назначенные делегаты, а не коммунисты, избранные партийными комитетами, фактически «лишали две трети наших членов права голоса». Вместе с тем перестали проводиться общие партсобрания, вместо них проводились собрания небольших групп цеховых комитетов. Когда собирались рядовые члены партии, им не сообщали повестку дня, а вопросы, обсуждаемые на собрании, не имели никакого отношения к их реальным проблемам. Резолюции готовились заранее, обсуждений не велось. Собрания превратились в пустую формальность.{294}

Решение пленума обеспечить демократию касалось не только восстановления прав рядовых коммунистов. Для Сталина и его соратников было важно как можно скорее завершить чистку среди бывших оппозиционеров, что представлялось невозможным до тех пор, пока «клики» и группки продолжали контролировать областные и местные партийные комитеты. Эти группы из «своих» назначали на должности, прикрывали и помогали друг другу, часто нарушая указания Москвы. Такие кланы складывался на основе давней дружбы, зародившейся еще во времена революции, Гражданской войны и оппозиции 1920 годов. Жданов взывал к демократии не только как к средству перестройки партии, но и уничтожения врагов. Члены партии, назначенные на важные посты, приводили с собой свое окружение, предоставляли должности. Они создавали атмосферу семейственности, основанную на взаимной поддержке.{295} Несколько партийных руководителей привели примеры своих областных организаций. Эйхе отметил, что секретари партийных комитетов в Западной Сибири редко избирались. Выборы на основе тайного голосования подорвали бы традиции круговой поруки и семейственности.{296} Косиор обратил внимание на то, что в некоторых областях Украины в парткомах вообще не было выборного руководства, и парткомы в полном составе состояли из кооптированных членов. Кооптация поощряла партийных работников культивировать личные связи для того, чтобы «упрочить свое положение».{297} Не будучи зависимыми от избирателей, обладая авторитетом и влиянием, чтобы нанимать на работу и увольнять по своему усмотрению, они превратились в «князьков». А. И. Угаров, бывший секретарь Ленинградского горкома ВКП(б), заявил, что горком «заблокирован» контрреволюционерами, сторонниками Зиновьева и «правых уклонистов». Партийная организация окостенела, стала бесчувственной и самодовольной. Вместо честных прямолинейных отношений стали получать распространение «элементы парадности, шумихи, хвастовства, возвеличения руководителей, подхалимства». Угаров рассказал, что после выступления секретаря парткома на последнем собрании, где присутствовали тысячи рабочих, в местной газете появились хвалебные отзывы: «Рабочий класс с большой любовью слушал доклад секретаря парткома». Угаров заметил с отвращением: «Это уже элемент фальши, грубо искажающий отношение нашей партии к рабочему классу».{298} Эйхе, Косиор и Угаров — все трое выступали за привлечение к активной деятельности рядовых коммунистов и разрушение «семейственности», которая мешала выявлению и уничтожению бывших оппозиционеров или «врагов». Тем не менее, будучи секретарями областных или городских комитетов партии, они сами были частью системы, которую критиковали. Как облеченные властью руководители они так же имели свое окружение, и их утверждения о демократии звучали довольно странно. Неужели они мобилизовывали рядовых членов партии против самих себя? В течение следующих двух лет они стали жертвами своих собственных высказываний, были арестованы и расстреляны органами НКВД.