Венди Голдман - Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий

• Название: Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий
• Автор: Венди Голдман
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8243-1408-3

В.З. Голдман исследует социальную механику террора, показывает, каким образом репрессии превратились в массовое явление не только по количеству жертв, но также по числу преступников, которых они породили. Она широко использует уникальные архивные данные, которые до сих пор были засекреченными и недоступными для исследователей. Новые документы позволили отойти от прежних представлений, что единственным фактором развязывания террора стало стремление Сталина сосредоточить всю полноту власти в своих руках.

Автору книги удалось проследить, как террор, развязанный сверху «сползал» вниз через бюрократический аппарат профсоюзов, поразив на своем пути ВЦСПС, фабричные комитеты профсоюзов и его рядовых членов. Террор, утверждает она, был расчетливо направленным сверху ударом против оппозиционеров и «врагов народа», который повлек за собой массовую панику, коренным образом изменившую взаимоотношения в каждом советском учреждении, на каждом предприятии. «Саморазоблачения» захлестнули страну Никто не мог понять критериев, на основе которых выбирались жертвы, как и почему недавние друзья, родственники, знакомые, мужья и жены, в один день объявлялись «вредителями», «врагами народа» и прямо на партийных и профсоюзных собраниях арестовывались НКВД.

Исследование представляет интерес для историков советского периода, политологов и социологов, интересующихся вопросами политического, насилия, мобилизации народных масс и популистской компоненты террора, а также для всех, интересующихся советской историей.

---

Решение пленума обеспечить демократию касалось не только восстановления прав рядовых коммунистов. Для Сталина и его соратников было важно как можно скорее завершить чистку среди бывших оппозиционеров, что представлялось невозможным до тех пор, пока «клики» и группки продолжали контролировать областные и местные партийные комитеты. Эти группы из «своих» назначали на должности, прикрывали и помогали друг другу, часто нарушая указания Москвы. Такие кланы складывался на основе давней дружбы, зародившейся еще во времена революции, Гражданской войны и оппозиции 1920 годов. Жданов взывал к демократии не только как к средству перестройки партии, но и уничтожения врагов. Члены партии, назначенные на важные посты, приводили с собой свое окружение, предоставляли должности. Они создавали атмосферу семейственности, основанную на взаимной поддержке.{295} Несколько партийных руководителей привели примеры своих областных организаций. Эйхе отметил, что секретари партийных комитетов в Западной Сибири редко избирались. Выборы на основе тайного голосования подорвали бы традиции круговой поруки и семейственности.{296} Косиор обратил внимание на то, что в некоторых областях Украины в парткомах вообще не было выборного руководства, и парткомы в полном составе состояли из кооптированных членов. Кооптация поощряла партийных работников культивировать личные связи для того, чтобы «упрочить свое положение».{297} Не будучи зависимыми от избирателей, обладая авторитетом и влиянием, чтобы нанимать на работу и увольнять по своему усмотрению, они превратились в «князьков». А. И. Угаров, бывший секретарь Ленинградского горкома ВКП(б), заявил, что горком «заблокирован» контрреволюционерами, сторонниками Зиновьева и «правых уклонистов». Партийная организация окостенела, стала бесчувственной и самодовольной. Вместо честных прямолинейных отношений стали получать распространение «элементы парадности, шумихи, хвастовства, возвеличения руководителей, подхалимства». Угаров рассказал, что после выступления секретаря парткома на последнем собрании, где присутствовали тысячи рабочих, в местной газете появились хвалебные отзывы: «Рабочий класс с большой любовью слушал доклад секретаря парткома». Угаров заметил с отвращением: «Это уже элемент фальши, грубо искажающий отношение нашей партии к рабочему классу».{298} Эйхе, Косиор и Угаров — все трое выступали за привлечение к активной деятельности рядовых коммунистов и разрушение «семейственности», которая мешала выявлению и уничтожению бывших оппозиционеров или «врагов». Тем не менее, будучи секретарями областных или городских комитетов партии, они сами были частью системы, которую критиковали. Как облеченные властью руководители они так же имели свое окружение, и их утверждения о демократии звучали довольно странно. Неужели они мобилизовывали рядовых членов партии против самих себя? В течение следующих двух лет они стали жертвами своих собственных высказываний, были арестованы и расстреляны органами НКВД.

Основой принятой пленумом резолюции стала речь Жданова, целью новой политики партии была отмена кооптации, ликвидация семейственности и восстановление демократической процедуры выборов — тайное голосование по отдельным кандидатам вместо открытого голосования по списку, — а также обеспечение неограниченного «права на критику», К 20 мая выборы должны были быть проведены на каждом уровне, начиная с первичной парторганизации до республиканских центральных комитетов. Сроки выборов парторганов должны были строго соблюдаться. Необходимо было категорически осудить и воспретить практику подмены общих партийных собраний цеховыми собраниями.{299} В целом эти постановления должны были укрепить партию и воссоединить ее руководство с массами. Выступавшие не видели никакого противоречия между уничтожением врагов и оказанием поддержки рядовым членам. Фактически обе эти установки были частью одной цели: перестройка и объединение партии.

«Троцкисты» и «простой народ»

Начавшиеся в мае 1935 проверка и обмен партийных билетов, воспринимались делегатами пленума как деятельность, частично связанная с изменением приоритетов в направлении демократии. Результаты проверок были источником постоянных разногласий. В центральном руководстве партии были недовольны тем, что партийные комитеты увольняли простых рабочих за незначительные проступки и в то же время позволяли ускользнуть явным врагам народа. Ежов и Сталин выразили свое недовольство областными руководителями на пленумах ЦК в июне и в декабре 1936 года. В сентябре представители Московского горкома партии персонально упрекали районных партийных организаторов за беспорядочное ведение учета, дезорганизацию и бездеятельность. Раздраженность городских руководителей деятельностью районных парторганизаторов была прямой реакцией на недовольство Москвы ими самими.

Эйхе и первый заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Я. А. Яковлев снова подняли этот вопрос на февральско-мартовском пленуме. Эйхе утверждал, что большое число людей, исключенных из партии в Сибири, «не являлись врагами, а были верны партии и советской власти». Беспокойство вызывал тот факт, что количество исключенных из ВКП(б) в его регионе было вдвое больше, чем число вновь принятых: начиная с 1926 года 93 тыс. человек были исключены, в партии оставалось 43 тыс. членов. Я. Б. Гамарник — заместитель председателя Реввоенсовета СССР и первый заместитель наркома по военным и морским делам СССР удивленно спросил: «Сколько?». Эйхе ответил: «Девяносто три тысячи человек». «Ого!» — воскликнул Гамарник. Эйхе с полным основанием опасался, что многие люди, не одобрявшие массовое исключение из партии, будут голосовать против партийных кандидатов на предстоящих выборах в советы.{300}

Яковлев также был обеспокоен тем, как областные и городские руководители будут проводить чистку. Как председатель Комиссии партийного контроля он получал тысячи жалоб и обращений от исключенных с просьбой о восстановлении в партии. Он отметил особенно вопиющее поведение Н.С. Хрущева, первого секретаря Московского городского и областного комитета партии. Количество исключенных из партии на крупнейших Московских оборонных заводах было шокирующим: на заводе «Калибр» были исключены 110 из 198 членов и кандидатов в члены партии; на заводе «Спецавтомашина» — 53 человека из 56! Комиссия партийного контроля проверила 155 дел на трех заводах: в подавляющем большинстве случаев партийные организации исключили рабочих, имевших длительный трудовой стаж и отличные производственные показатели. Например, токарь завода «Калибр», бывший премированным стахановцем, политкомиссаром Красной армии и представителем местной профсоюзной организации был исключен из партии за «политическую неграмотность». Яковлев был в ярости. «В чем же дело? Почему он исключен?» — спросил он. Ему ответили, что исключенный «пропустил несколько занятий кружка». Работница завода «Калибр», имевшая большой трудовой стаж, возглавляла женскую бригаду, работавшая в профкоме, в детском саду, по своей инициативе сама проводившая читку газет была исключена из партии «как балласт». Она подала апелляцию, но не получив ответа, попросила партком позволить ей заниматься общественной работой в партии. Ей отказали, объяснив, что было бы опасно доверять ответственные задания не члену партии. Внимательно выслушав рассказ Яковлева, Сталин выпалил: «Это безобразие». Рабочих исключали за пассивность, политическую неграмотность и неуплату членских взносов. Яковлев наставлял: «…бубновый туз на спину приклеили» под графой «пассивности». Он резко критиковал Хрущева и Московскую партийную организацию за игнорирование троцкистов, действительных врагов, и исключение рабочих. Кроме того, в заводских парткомах Москвы с 1933 года не проводились выборы. Продиктованная личными интересами формулировка: «по инициативе Никиты Сергеевича Хрущева» предшествовала каждому постановлению и резолюции партбюро. Яковлев обвинял Московский горком партии в «самовосхвалении», в то время как троцкисты, занимающие руководящие должности, подрывают производство.{301}

Сталин также высмеивал партийных руководителей за плохо проведенную чистку. Он отметил, что 10 тыс. членов партии были исключены за «пассивность». Такая линия поведения «дает зацепку троцкистам, врагам нашим, дает им резерв, дает им армию». Сталин подготовил и представил в цифрах картину той опасности, которую являли собой оставшиеся враги. Он подсчитал, что из 30 тыс. бывших оппозиционеров 18 тыс. троцкистов и зиновьевцев уже арестовано, 12 тыс. оставалось на свободе.[38] Не все они были врагами; многие отказались от своих прошлых взглядов, и небольшое число людей уже вышло из рядов партии. «…Для того чтобы напакостить и нагадить, — предостерег Сталин, — для этого не требуется много сил». Сталин подсчитал, что с июня 1935 года количество потенциальных оппозиционеров, которых тогда насчитывалось 12 тыс. человек, значительно возросло. По его расчетам партия должна была бы исключить 600 бывших троцкистов и зиновьевцев. Несомненно, Сталин уделял особое внимание цифрам. Его новая оценка показала, что в период между июнем 1936 года и февралем 1937 года масштаб угрозы значительно вырос. За это время количество уволенных из партии людей также значительно увеличилось. Как подсчитал Сталин, теперь их общее количество составляло 300 тыс., т. е. на 100 тыс. человек больше, чем сообщил Ежов на пленуме в июне 1936 года. «Мы проявили много бесчеловечности, бюрократического бездушия в отношении судеб отдельных членов партии, — сказал Сталин. — Все эти безобразия, которые вы допустили, — все это вода на мельницу наших врагов».{302} Проверка проводилась плохо: вместо того чтобы нацелиться на конкретных «троцкистов», она затронула более широкую группу «простых людей». И Сталин, и Яковлев подчеркивали, что «политически безграмотные» рабочие, нерегулярно платившие членские взносы или не посещавшие занятия в кружках, никогда не являлись целью чистки. Член партии был обязан принять программу партии, платить взносы и участвовать в деятельности партии. Не от каждого члена партии требовалось, чтобы он был марксистом или знатоком сложной политической теории. Сталин пошутил: «Я не знаю, многие ли члены ЦК усвоили марксизм».{303}