Евгений Биневич - Евгений Шварц. Хроника жизни

• Название: Евгений Шварц. Хроника жизни
• Автор: Евгений Биневич
• Издательство: Издательство ДНК
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-901562-80-2

Первая биография замечательного российского писателя. В книге прослеживается судьба Евгения Шварца от рождения до последних дней жизни. Автор широко использует тексты самого Шварца, воспоминания его друзей и коллег, архивные материалы. Перед нами не просто биография выдающегося писателя, но повесть о сложном, трагическом времени, с такой рельефностью отразившемся в удивительных сказках Шварца.

---

В конце 1945 года дирекция Союздетфильма приняла решение о постановке шварцевского «Царя Водокрута» для Роу, и к марту сорок шестого сценарий был готов, оценен Худсоветом студии как «большая талантливая работа автора, дающая возможность создать музыкальный, комедийный фильм-сказку».

25 марта 1946 года в ГУПХФ М. Калатозову было отправлено письмо: «В 1944 году к/с «Союздетфильм» заключила договор с драматургом т. Шварцем Е. Л. на написание им сценария «Кот в сапогах». В настоящее время т. Шварц представил студии вместо этого сценария сценарий «Царь Водокрут», который уже принят студией и послан на утверждение в Комитет. Просим Вашей санкции на приобретение у т. Шварца Е. Л. сценария «Царь Водокрут» с оплатой ему гонорара в сумме 50000 р. (за вычетом ранее полученного т. Шварцем аванса за сценарий «Кот в сапогах»)». «Санкция» была, сценарий приобретен.

Но ещё следовало «довести» «Водокрута» — кукольную пьесу до кондиции. «За последние два месяца, — записал Евгений Львович 21 октября сорок пятого года, — с огромным трудом, почти с отвращением, работал над сказкой «Царь Водокрут». Для кукольного театра. Вначале сказка мне нравилась. Я прочел её на труппе театра. Два действия. Актеры хвалили, но я переделал все заново. И пьеса стала лучше, но опротивела мне. Но как бы то ни было, сказка окончена и сдана. Но запуталось дело со сценарием…».

В Кукольном театре на ул. Некрасова пьеса получила название «Сказка о храбром солдате». Поставил её художественный руководитель театра С. Н. Шапиро, художник И. Коротков, композитор А. Локшин. Прессы о премьере было немного, зато вся — хвалебная. «Все происходящее на сцене с такой силой захватывает ребят, что они чувствуют себя не зрителями в обычном смысле этого слова, а единомышленниками и участниками рискованного и опасного дела, на которое решились храбрый солдат и подросток Ваня, — писал, к примеру, П. Зенин в «Смене» (1946. 25 дек.). — Конечно, это во многом объясняется содержанием пьесы-сказки Евг. Шварца, увлекательно говорящей о том, как солдат и Ваня, проникнув во владение царя Водокрута, спасти от неволи Ванину мать — искусницу Марью, какие трудности они при этом преодолели и через какие опасности прошли. Однако успех спектакля объясняется не только этим. Постановщик С. Шапиро сумел убедительно раскрыть самое главное, что заключает в себе пьеса, — мужество, храбрость, находчивость солдата, его непримиримость ко всему, что оскорбляет человеческое достоинство, что мешает человеку идти избранным путем.

Совсем особенное неизгладимое впечатление оказывает на ребят другая линия спектакля — любовь Вани к матери. (…) Оформление подчеркивает сказочность, романтику спектакля; музыка, то легкая и мелодичная, то суровая, не только эмоционально воздействует на зрителя, но помогает раскрытию драматических событий, происходящих на сцене. (…) В. Сударушкин играет роль храброго солдата, у которого русская удаль сочетается с трезвым и умным расчетом». Сударушкин вскоре станет главным режиссером этого театра.

В сорок же шестом году Александр Роу, вроде генеральной репетиции перед съемками картины, поставил «Сказку о храбром солдате» на радио. Упоминаю об этой постановке потому, что, кажется, о ней даже Евгений Львович ничего не знал, и потому, что роли в ней исполнили замечательные артисты: Борис Чирков — солдат, Тамара Макарова — Марья искусница, Эраст Гарин — царь Водокрут, Георгий Милляр — Квак, М. Барабанова — Ваня, А. Харитонова — Аленушка, В. Лепко — пастух и другие.

Но основной — главной — работой во всей этой суматохе, был все-таки «Медведь», которого Шварц начал писать ещё в Москве, в конце 1944 года. Теперь, 16 января сорок шестого года, он записывает: «Вот и пришел Новый год. Сорок шестой. В этом году, в октябре, мне будет пятьдесят лет. Живу смутно, пьеса («Медведь») не идет. А когда работа не идет, то у меня такое чувство, что я совершенно беззащитен, и всякий может меня обидеть…».

И ещё через полтора месяца: «4 марта. Я вот уже восьмой день пишу не менее четырех часов в день. Пишу пьесу о влюбленном медведе, которая так долго не шла у меня. Теперь она продвинулась. Первый акт окончен и получился».

10 апреля: «Читал Акимову. Едва не поссорился с ним. Целый месяц не разговаривал. Он очень тяжелый человек. Теперь как будто помирились. Пишу второй акт. Застрял на сцене встречи переодетой принцессы с медведем. Переписываю чуть ли не в шестой раз».

3 мая: «Был сегодня днём в Комедии. Актеры встречают меня всегда радостно, и это меня радует…».

А чуть раньше, 17 апреля, в Ленинград пришла телеграмма, в которой говорилось, что к Шварцу «выезжает режиссер студии <Союздетфильм> Фрэз» и что «надеемся, что Вас заинтересует наше предложение».

Предложение, действительно, заинтересовало писателя, тем более что ему казалось, будто с «Золушкой» и «Водокрутом» всё уладилось. А «Медведь» ещё в зачаточном состоянии, да и сроки тут не давят.

Илья Абрамович Фрэз хотел поставить фильм о ребятах, идущих «в первый раз в первый класс». Фильм должен был называться «Первая ступень». Заявка была написана, послана в ГУПХФ и принята там. Студия получила разрешение заключить с Шварцем договор на сценарий.

Договор был заключен 22 мая. Срок сдачи — 5 июля.

Несколько раз приезжал в Ленинград режиссер, ходил по школам, встречался с педагогами, собирал материалы. Обсуждали сцены сценария. И «Первая ступень», теперь переименованная в «Первоклассницу», была написана Шварцем почти вовремя.

Но лучший друг писателей, режиссеров, артистов, художников и композиторов почувствовал вдруг, что на его дружбу все перечисленные «друзья» отвечают как-то не адекватно. И обиделся. И в прессе началась мыльная опера о безответной любви. Первая серия называлась постановлением ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград» (14.8.46), вторая — «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» (26.8.), третья — «О кинофильме «Большая жизнь»» (4.9.) и т. д. Более или менее неважная, но устоявшаяся жизнь, вмиг рухнула. Были ошельмованы Анна А. Ахматова и Михаил М. Зощенко; положены на полку вторые серии «Большой жизни» и «Ивана Грозного», «Белинский», «Простые люди» и прочее.

«Когда грянула Ждановская речь, мы были в Риге, шли съемки «Золушки», — вспоминала Елена Владимировна Юнгер. — Через несколько дней к нам зашел Евгений Львович. Николая Павловича не было дома. «Пойдем навестим Анну Андреевну, — сказал Шварц. — Я думаю, каждый визит ей сейчас дорог и нужен». Мы вышли на Невский, пошли пешком до Фонтанки (от улицы Гоголя. — Е. Б.). Почти всю дорогу молчали.

Поднялись по лестнице. Входная дверь в квартиру была не заперта. Мы вошли в широкий светлый общий коридор. Комната Анны Андреевны находилась как раз напротив входа. Дверь в её комнату загораживала высокая стремянка. На её верхушке, под потолком, сидел человек и возился с электрическими проводами. Мы постучались. После паузы в щель выглянула незнакомая женщина. «Подождите, пожалуйста, немного, Анна Андреевна сейчас выйдет», — сказала она. Мы сели на широкий подоконник. Человек спустился с лестницы, отодвинул её вдоль стены от двери, забрался на неё опять и продолжал свою возню с проводами. «Это устанавливают приспособление для прослушивания», — сказал Евгений Львович. Я с ужасом посмотрела наверх.

Вышла Анна Андреевна. Такая же, как всегда, сдержанная, приветливая, пожалуй, несколько бледнее обычного. Извинилась, что заставила ждать, сказала, что очень рада нас видеть, пригласила в комнату.

— Как назло ещё перегорел свет, пришлось вызвать монтера.

Шварц поделился с ней своими предположениями.

— Нет, вовсе нет, — даже засмеялась она, — хотя это было бы неудивительно.

Внешне она была совершенно спокойна. Никому бы и в голову не пришло, что случилось нечто экстраординарное. Поразительная, нечеловеческая сила духа».

У Евгения Львовича, как и у Елены Владимировны, было нечто другое. Их душевное состояние можно определить, как собственное достоинство. Это не «политическое неповиновение» сегодняшнего времени. Просто им было унизительно сторониться человека, попавшего в опалу. В отличие от «подавляющего» большинства, представители которого, встречаясь случайно с отвергнутым, например, с Зощенкой, переходили на другую сторону улицы.

Кстати, о Зощенке. И его не сторонился Евгений Львович, поддерживал материально, когда у самого бывала такая возможность. Свидетельством тому сохранившаяся записка Михаила Михайловича: «Дорогой Женя! Несколько раз звонил Вам и заходил. Все не застаю. Вероятно, Вы в отъезде? Опрометчиво поступаете с кредиторами — не сидите дома в то время, когда кредиторы осаждают Вас, стремясь отдать свой долг (200 р.) Если в ближайшие дни не появитесь, то деньги, вероятно, будут потрачены. И тогда пеняйте на себя и на свое (не по возрасту) легкомыслие. Хотел сунуть деньги в Ваш почтовый ящик, но побоялся, что их сопрут Ваши злобствующие соседи. Ваш М. З.». С «кредиторами», конечно, описка.