Юдифь Готье - Жемчужина страсти

• Название: Жемчужина страсти
• Автор: Юдифь Готье
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8189-0862-5

Япония. Императорский двор. Заговор. Правитель провинции Осака Гиэяс и принц Овари готовят свержение молодого императора Фидэ-Йори. Но против злого умысла коварных властолюбцев восстает Ее Величество любовь. Дочь одного из заговорщиков красавица Омити, влюбленная в Фидэ-Йори, предупреждает его о грозящей смертельной опасности.

Интриги, заговоры, покушения — лишь малая часть того, что ожидает возлюбленных на пути к счастью. Не проходит и дня, чтобы смертельные тучи не сгущались над их чистыми сердцами. Но светлые помыслы, вера в добро и справедливость, находчивость и бескорыстность помогут им отвести злой рок и найти свое счастье.

---

— Я созвал сегодня этот чрезвычайный совет, чтобы сообщить о моих опасениях насчет спокойствия государства. Я узнал, что строгий надзор, установленный над европейскими бонзами и японцами, которые приняли иностранную веру, заметно ослабел, и что они снова принялись за свои происки, опасные для общественного спокойствия. Поэтому я и явился сюда, чтобы просить ввести в силу закон об истреблении всех христиан.

По собранию пронесся странный ропот, в котором смешивались одобрение, удивление, крики ужаса и гнева.

— Так ты хочешь воскресить кровавые и мерзкие картины, о которых все вспоминают с ужасом? — вскричал принц Сатакэ с обычной живостью.

— Странно утверждать, что бедные люди, которые проповедуют только добродетель и согласие, могут нарушить покой страны, — сказал Нагато.

— Даймио говорит правильно, — сказал принц Сатсума. — Невозможно, чтобы европейские бонзы имели какое-нибудь влияние на спокойствие государства. Следовательно, их нечего трогать.

Но Гиэяс обратился прямо к Фидэ-Йори.

— Государь! — сказал он. — Так как мое беспокойство не хотят разделить, то я должен сказать тебе, что среди благородных и народа ходят страшные слухи…

Он на минуту остановился, чтобы придать больше торжественности своим словам.

— Говорят, что тот, кто находится еще под моей опекой, будущий глава Японии, наш всемилостивейший государь, Фидэ-Йори, принял христианство.

Глубокое молчание наступило при этих словах. Присутствующие обменивались взглядами, которые ясно говорили, что они знали об этом слухе, не лишенном, может быть, основания.

Фидэ-Йори заговорил.

— Разве невинным следует мстить за клевету, которую распространили злонамеренные люди? — сказал он. — Я приказываю, чтобы христиан ни под каким видом не смели трогать. Мой отец, к сожалению, считал нужным преследовать своим гневом и истреблять этих несчастных; но я клянусь, что, пока я жив, ни одна капля их крови не будет пролита.

Гиэяс был поражен решительным тоном молодого сегуна, который в первый раз говорил и приказывал как государь. Он поклонился в знак покорности и ничего не возразил. Фидэ-Йори достиг совершеннолетия, и если он еще не был провозглашен сегуном, то потому только, что Гиэяс не спешил сложить с себя власть. Последний не хотел вступать в открытую борьбу со своим питомцем. Он тотчас оставил этот вопрос и перешел к другим предметам.

— Мне донесли, — сказал он, — что в эту ночь, по дороге в Киото, один вельможа подвергся нападению и был ранен. Мне еще неизвестно имя этого вельможи: принц Нагато, который был этой ночью в Киото, слышал что-нибудь об этом приключении?

— А! Тебе известно, что я был в Киото, — пробормотал принц. — Теперь я понимаю, почему на моем пути оказались убийцы.

— Как же Нагато мог быть одновременно и в Осаке, и в Киото? — спросил принц Сатакэ. — Сегодня утром только и говорят о празднике воды, который он давал этой ночью и который так весело кончился битвой вельмож с береговыми матросами.

— Я даже получил царапину в стычке, — сказал Нагато улыбаясь.

— Принц пробегает в несколько минут путь, на который другим понадобился бы час, — сказал Гиэяс, — вот и все. Только он плохо бережет своих лошадей: каждый раз, когда он возвращается во дворец, животное падает и издыхает.

Принц Нагато побледнел и стал искать у пояса отсутствующей сабли.

— Я не думал, что твоя заботливость простирается даже на животных государства, — сказал он с оскорбительной иронией. — Благодарю тебя от имени моих покойных лошадей.

Сегун, полный беспокойства, бросал умоляющие взгляды на Нагато. Но казалось, на этот раз терпение правителя было неистощимо. Он улыбнулся и ничего не ответил.

Между тем, Фидэ-Йори видел, как в груди его друга бушевал гнев, и, боясь новой вспышки, он положил конец заседанию, удалившись.

Почти сейчас же один из дворцовой стражи пришел уведомить принца Нагато, что сегун зовет его. Принц дружески раскланялся со многими вельможами и удалился, не повернув головы в сторону Гиэяса.

Когда принц вошел к сегуну, он услышал женский голос, раздраженный и в то же время жалобный. Речь шла о нем.

— Мне все известно, — говорил этот голос, — и твой отказ на предложение правителя, которого ты позволил на своих глазах оскорбить принцу Нагато с неслыханной дерзостью, и удивительное терпение Гиэяса, который не ударил обидчика из уважения к тебе и из жалости к тому, которого ты считаешь своим другом, по твоему неведению людей.

Нагато узнал в говорящей мать сегуна, прелестную и надменную Йодожими.

— Мать! — сказал сегун. — Занимайся вышиванием и нарядами: это дело женщин.

Нагато быстро вошел, чтобы не быть дольше нескромным.

Йодожими обернулась и слегка покраснела, увидев принца, который низко кланялся ей.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал сегун.

— В таком случае я удаляюсь, — с горечью сказала Йодожими, — и возвращаюсь к своим рукоделиям.

Она медленно прошла через комнату, шумя своими длинными шелковыми платьями, и вышла, бросив на Нагато странный взгляд: в нем смешивались вызов и ненависть.

— Ты слышал мою мать? — спросил Фидэ-Йори.

— Да, — сказал Нагато.

— Вот, хотят отстранить тебя от меня, друг. Что за причина этому?

— Твоя мать ослеплена какой-нибудь клеветой, — сказал принц. — А другие видят во мне прозорливого врага, который умеет разрушать составленные против тебя заговоры.

— Я как раз хотел поговорить с тобой о заговоре.

— Против твоей жизни?

— Именно. Он стал известен мне странным образом, так что мне даже трудно поверить этому. Тем не менее, я не могу отделаться от какого-то беспокойства. Завтра, на празднике Духа моря, под моими ногами должен провалиться мост.

— Какой ужас! — вскричал Нагато. — Надеюсь, ты не пойдешь на этот праздник?

— Если я не пойду туда, — сказал Фидэ-Йори, — то так и не узнаю истины, так как заговор не будет приведен в исполнение. Но если я пойду на праздник, — продолжал он, улыбаясь, — и если действительно существует заговор, то правду придется почувствовать слишком тяжело.

— Конечно, — сказал Нагато, — тем не менее, нужно рассеять сомнения, нужно как-нибудь изловчиться. Назначен ли маршрут, которому ты должен следовать?

— Гиэяс вручил мне его.

Фидэ-Йори взял с этажерки сверток бумаги. Они прочли: «Набережная Йодо-Гавы, площадь Рыбного рынка, дорога сикомор, взморье. Обратный путь через холм Бамбуков, мост Ласточек»…

Негодяи! — вскричал Ивакура. — Это висячий мост через долину!

— Место, действительно, недурно выбрано, — сказал сегун.

— Без сомнения, речь идет об этом мосте. Те мосты, что перекинуты через многочисленные каналы города, не грозили бы тебе смертью, обрушившись под твоими ногами; самое большое — они доставили бы тебе неприятную ванну.

— Это правда, — сказал Фидэ-Йори, — а с моста Ласточек все полетели бы на скалы.

— Веришь ли ты вполне в мою дружбу к тебе? — спросил принц Нагато, подумав с минуту.

— Можешь ли ты сомневаться в этом, Ивакура? — спросил сегун.

— Ну, так не бойся ничего! Притворись, что ничего не знаешь, дай себя повести, и иди прямо на мост. Я нашел средство спасти тебя, открыв в то же время истину.

— Я вполне полагаюсь на тебя, друг мой.

— В таком случае, отпусти меня. Я должен торопиться, чтобы привести в исполнение мой план.

— Иди, принц, я, не колеблясь, вверяю тебе мою жизнь, — сказал сегун.

Нагато быстро вышел, поклонившись царю, который ответил ему дружелюбным жестом.

Праздник духа моря

На другой день с рассвета улицы Осаки были полны движения и веселья. Готовились к празднику, заранее радуясь предстоящим удовольствиям. Торговые дома, мастерские, жилища простонародья были широко раскрыты на улицу, позволяя видеть незатейливое внутреннее убранство, которое состояло из нескольких ярких ширм.

Слышались голоса, крики; иногда своенравный ребенок вырывался из рук матери, которая одевала его в лучшие одежды, и начинал прыгать и скакать от радости по деревянным ступенькам дома, которые вели на улицу. Тогда изнутри слышался притворно раздраженный голос отца, и ребенок снова попадал в руки матери, дрожа от нетерпения.

Иногда кто-нибудь из них кричал:

— Мама! Мама! Вот шествие!

— Ты шутишь, — говорила мать, — священники еще и одеваться не кончили.

Но, тем не менее, она шла к переднему фасаду и свешивалась через легкие перила, чтобы посмотреть на улицу.

Нагие курьеры, только с лоскутком материи вокруг бедер, бежали со всех ног, держа на плечах стебель бамбука, верхушка которого сгибалась под тяжестью пачки писем. Они спешили к дворцу сегуна.

Перед лавочками цирюльников толпился народ. Мальчики не успевали брить все подбородки, причесывать все головы. Ожидающие очереди весело болтали между собой у входа.