Юдифь Готье - Жемчужина страсти

• Название: Жемчужина страсти
• Автор: Юдифь Готье
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8189-0862-5

Япония. Императорский двор. Заговор. Правитель провинции Осака Гиэяс и принц Овари готовят свержение молодого императора Фидэ-Йори. Но против злого умысла коварных властолюбцев восстает Ее Величество любовь. Дочь одного из заговорщиков красавица Омити, влюбленная в Фидэ-Йори, предупреждает его о грозящей смертельной опасности.

Интриги, заговоры, покушения — лишь малая часть того, что ожидает возлюбленных на пути к счастью. Не проходит и дня, чтобы смертельные тучи не сгущались над их чистыми сердцами. Но светлые помыслы, вера в добро и справедливость, находчивость и бескорыстность помогут им отвести злой рок и найти свое счастье.

---

Вскоре священное шествие медленно прошло перед сегуном. Затем бонзы, которые несли раку, выступили из ряда и подошли совсем близко к морю.

Тогда вдруг прибежали с берега рыбаки, лодочники, и с криком, прыгая и скача, набросились на несших Ебиса. Они затеяли примерную битву, испуская все более и более пронзительные крики. Священники притворно сопротивлялись, но вскоре рака перешла с их плеч на плечи могучих матросов. Тогда последние, с радостным воем, вошли в море и долго прогуливались по прозрачным водам своего любимого бога, под веселые звуки оркестра, который разместился на джонках, бороздивших море. Наконец, матросы возвратились на берег, среди радостных криков толпы, которая вскоре рассеялась, чтобы поскорей вернуться в город, где ее ожидали другие развлечения — зрелища на открытом воздухе, торговля всякой всячиной, театральные представления, пиры и возлияния сакэ.

Фидэ-Йори, в свою очередь, покинул берег с двумя скороходами впереди и со своей свитой. Они вошли в маленькую, свежую, прелестную долину и направились по отлогому склону к вершине холма. Эта дорога была совсем пустынна, так как еще накануне народу запретили ходить по ней.

Фидэ-Йори думал о заговоре, о мосте, который должен быть разрушиться и низвергнуть его в пропасть. Царь всю ночь с тоской размышлял об этом, но под солнцем, которое так открыто блестело среди этой мирной природы, он не мог больше верить в человеческую злость. Тем не менее, путь для возвращения был выбран странный. «Эту дорогу избрали, чтобы избежать толпы», сказал Гиэяс; но народу можно было запретить идти и по другой дороге, и императору не пришлось бы делать этого странного обхода, чтобы вернуться во дворец.

Фидэ-Йори искал глазами Нагато, но его нигде не было видно. С утра он уже двадцать раз спрашивал о нем. Принца нигде не могли найти.

Тяжелая тоска охватила молодого сегуна. Вдруг он задал себе вопрос, почему его свита так малочисленна и почему впереди только два скорохода? Он оглянулся, и ему показалось, что носильщики норимоно замедляют шаг.

Взошли на вершину холма, и вскоре в конце дороги показался мост Ласточки. Видя его, Фидэ-Йори невольно удержал свою лошадь; сердце его сильно билось. Этот хрупкий мост был смело перекинут с одного холма на другой над очень глубокой долиной. Река, быстрая как поток, прыгала по скалам с глухим, непрерывным шумом. Тем не менее, мост, казалось, как всегда, твердо опирается на плоские скалы, вздымавшиеся под ним.

Скороходы двигались вперед твердым шагом. Если и существовал заговор, то они о нем не знали. Молодой царь не смел остановиться. Ему все еще чудились слова Нагато: «Иди смело к мосту».

Но умоляющий голос Омити тоже звучал в его ушах, и он вспоминал о данной им клятве. Больше всего его ужасало молчание Нагато. Сколько препятствий мог встретить план принца! Может быть, окруженный привычными шпионами, которые следили за его малейшим движением, он был похищен и лишен возможности поддерживать связь с царем? Все эти мысли толпились в голове Фидэ-Йори; последнее предположение заставило его побледнеть. Потом, в силу какой-то причудливости мысли, которая встречается часто в крайнем положении, он вдруг вспомнил одну песенку, которую пел, будучи ребенком, чтобы освоиться с главными звуками японского языка. Он машинально проговорил ее:

— Цвет, запах исчезают… Что в этом свете постоянно? Прошедший день потонул в бездне ничтожества. Это был как бы отблеск сна… Его отсутствие не вызвало ни малейшего смущения.

«Вот чему я учился, когда был ребенком, — говорил себе император, — а сегодня я отступаю и колеблюсь перед возможной смертью».

Пристыженный своей слабостью, он отпустил повода.

Но в эту минуту, по другую сторону моста, послышался страшный шум, показались бешеные лошади, с растрепанными гривами, налитыми кровью глазами и, круто повернув, понеслись с тележкой, наполненной древесными стволами. Они бросились на мост и их копыта неистово зазвенели, с удвоенным шумом, по деревянной настилке.

Вся свита Фидэ-Йори, при виде летевших на нее лошадей, закричала от ужаса. Носильщики покинули норимоно, из которых вышли испуганные женщины и, подобрав свои пышные платья, бросились бежать со всех ног. Скороходы, которые уже вступали на мост, отскочили, и Фидэ-Йори инстинктивно бросился в сторону. Но вдруг, подобно тому, как лопается слишком туго натянутая веревка, мост провалился со страшным треском. Сначала он сломался посредине, потом и оба обломка разрушились, так что со всех сторон посыпался целый дождь щепок. Лошади и повозка полетели в реку. Одна лошадь в течение нескольких минут висела, запенившись сбруей, и билась над пропастью; но ремни оборвались, и она тоже упала. Шумящая река понесла к морю лошадей, плывущие стволы деревьев и осколки моста.

— О Омити! — вскричал царь, неподвижный от ужаса. — Ты не обманула меня. Так вот какая участь ожидала меня! Если б не твоя преданность, нежная девушка, мое разбитое тело прыгало бы со скалы на скалу.

— Ну, государь, теперь ты знаешь, что тебе хотелось узнать? — раздался вдруг голос подле царя.

Последний обернулся: он был один, все слуги покинули его. Но из долины показалась голова. Царь узнал в ней Нагато, который быстро карабкался по крутым склонам и вскоре очутился подле него.

— Ах, друг мой! Брат мой! — воскликнул Фидэ-Йори, который не мог удержаться от слез. — Как я мог внушить столько ненависти! Кто этот несчастный, которого угнетает моя жизнь и который хочет сжить меня со света?

— Ты хочешь знать, кто этот злодей, ты хочешь знать имя виновного? — спросил Нагато, нахмурив брови.

— Ты знаешь, друг? Скажи мне!

— Гиэяс!

Сестра Солнца

Стояло самое жаркое время дня. Все комнаты дворца в Киото были погружены в прохладный мрак благодаря спущенным шторам и поставленным перед окнами ширмам.

Киото — столица, священный город, местопребывание изгнанного на землю бога, прямого потомка небесных основателей Японии, самодержавного властелина, главы всех религий, господствующих в стране восходящего солнца, — одним словом, микадо. Сегун только первый среди подданных микадо; но последний, подавленный собственным величием, ослепленный сверхчеловеческим блеском, предоставлял заботы о земных делах сегуну, который царствовал вместо него, тогда как микадо одиноко погрузился в созерцание собственной божественности.

Среди парков дворца, в одном из павильонов, предназначенных для придворных вельмож, на полу, покрытом тонкими циновками, лежала женщина. Она приподнялась на локте и запустила маленькие пальцы в черные пряди своих волос. Недалеко от нее сидела на корточках ее наперсница и играла с хорошенькой собачкой редкой породы, которая походила на два спутанных пучка черного и белого шелка. На полу, на котором не стояло никакой мебели, лежали: готто, музыкальный инструмент с тринадцатью струнами, чернильница, сверток бумаги, веер и ящичек, полный сластей. Стены были украшены резьбой из кедрового дерева или покрыты блестящими рисунками, с золотом и серебром. Сквозь наполовину раздвинутые перегородки открывался вид на целый ряд комнат.

— Госпожа, ты печальна, — сказала наперсница… — Хочешь, я заставлю звенеть струны готто и спою тебе песенку, чтобы развлечь тебя?

Госпожа покачала головой.

— Как! — продолжала подруга. — Фаткура не любит больше музыки? Разве она забыла, что она ей обязана тем, что видит свет? Когда богиня солнца, разгневавшись на богов, удалилась в пещеру, только божественная музыка, которую она услышала в первый раз, вернула ее снова на небо.

Фаткура вздохнула и ничего не ответила.

— Хочешь, я тебе натру чернил? Вот уже сколько времени, как твоя бумага так же бела, как снег горы Фузии. Если у тебя есть горе, излей его в стихах, и ты освободишься от него.

— Нет, Тика, от любви не освободишься! Это — жгучая болезнь, которая терзает день и ночь и никогда не дремлет.

— Может быть, несчастная любовь, но ты любима, госпожа! — сказала Тика, подходя.

— Не знаю, какая змея, скрытая в глубине моего сердца, говорит мне, что я нелюбима.

— Как! — сказала удивленная Тика. — Разве он не выказал своей глубокой страсти тысячью безумств? Разве он не приходил еще на этих днях, чтобы увидеть тебя на минуту, рискуя жизнью, так как гнев Кизаки мог быть для него гибельным?

— Да, и он скрылся, не обменявшись со мной ни одним словом… Тика! — прибавила Фаткура, нервно схватив за руки молодую девушку. — Он даже не посмотрел не меня.

— Это невозможно! — вскричала Тика. — Разве он не говорил, что любит тебя?

— Он мне сказал, и я поверила ему, так мне хотелось верить… Но теперь я больше не верю.

— Почему?

— Потому что если бы он любил меня, то давно женился бы на мне и увез бы в свои владения.

— Но его любовь к государю удерживает его при дворе Осаки!