Роман Подольный - Легкая рука

• Название: Легкая рука
• Автор: Роман Подольный
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990
• ISBN: 5–239–00399–8

Где кончается фантазия, где начинается действительность? Эту грань не всегда легко различить в рассказах и повестях Романа Подольного. Герои его произведений сталкиваются со множеством проблем моральных, житейских, научных, тех, с которыми так или иначе встречается и почти каждый из нас. Без фантазии и без человечности эти проблемы одинаково неразрешимы. В книгу включены произведения уже известные читателям (“Скрипка для Эйнштейна”, “Согласен быть вторым”, “Золото Ньютона”, “Сага про Митю” и др.), а также новые рассказы (“Планета Правда”, “Приезжайте в Куртеневку”).

Содержание:

Маленькие повести

Скрипка для Эйнштейна

Согласен быть вторым

Сага про Митю

Золото Ньютона

Река Галис

Рассказы

Возможное и невозможное

Планета Правда

Письмо

Легкая рука

Живое

Закон сохранения

Печальная история

Тысяча жизней

Лучший из возможных миров

Дальнейшему хранению не подлежит

Приезжайте в Куртеневку

Месть

Розыгрыш

Сообщающийся сосуд

Потомки Орфея

Веселое и невеселое

Последний рассказ о телепатии

Три интервью из будущего

Без подсказок

Читатель

Мамочка

Ловкость рук

Прыжок в высоту

Кому везет

След Остапов

Бывшее и небывшее (Неисторические рассказы)

Мореплавание невозможно

Тем хуже для фактов

Начало одной дискуссии

Неудачный дебют

Путешествие в Англию

Цель и средства

Пределы фантазии

Пришельцы

Бессмысленный брак

Слава

Нет! (Закрыватель Америк)

Всего один укол (Из рассказов путешественника по времени)

---

Один из них, как выяснилось, задавал себе самому перед сном вопрос из газеты — и утром просыпался с готовым ответом. Объяснял он это тем, во-первых, что, как утверждают психологи, время в правом полушарии головного мозга идет от будущего к прошлому, и, во-вторых, тем, что утро вечера мудренее. Другие не могли предложить и таких объяснений — но ведь угадывали, хоть и не всегда. И — появилась возможность ставить новые опыты, сравнивать результаты, устраивать коллективные сеансы заглядывания в будущее. А вдохновительницей новых экспериментальных программ стала Светлана Довженко. Полюби она Елисеева — и дар супердушечки сделал бы ее величайшей предсказательницей катастроф и предупредительницей аварий. Предпочти она ему Нейстрина — так стала бы негативисткой до такой степени, что даже сама идея предсказаний рухнула бы под тяжестью контрдоводов. Ведь даже скептицизму достается от скептиков.

Но сердце Светланы оставалось пока свободным, и потому дело, которым занималась самозваная лаборатория прогностики, шло своим чередом.

Нейстрин, Елисеев, Довженко, найденные по газетному конкурсу везунчики и еще добрый десяток людей, присоединившихся к первоначальному ядру, изучали сны собственные и товарищей, вдумывались в неясные предчувствия, вслушивались в шепот внутренних голосов, классифицировали приметы и по возможности проверяли их на собственном опыте.

А кроме того, выяснили, где могут ожидаться землетрясения, извержения, наводнения.

А потом обсуждали их вероятность — разбираясь в мельчайших из деталей, что удавалось вытянуть из вузовских учебников по геологии, гидрологии и смежным наукам, тяжеленных старых монографий и свежих научных журналов или обнаружить на хрустящих от свежести газетных листах. А потом снова видели сны — и думали, вещие ли они, и насколько, и по какому поводу, и что именно предвещают.

Все это было довольно подробно описано мною в повести под названием “Река Галис” — она даже появилась в одном журнале.

Там справедливо сообщалось, что и самое безнадежное дело получается, если им занимаются всерьез Сотрудники лаборатории прогностики, в числе прочего, многие месяцы подряд отправляли во множество адресов метеопрогнозы: ежедневно — на следующий день, каждое воскресенье — на предстоящую неделю. Сначала эти листки в лучшем случае проглядывали мимоходом. Но капля продолбила-таки камень, лабораторию признали, дали несколько штатных единиц. Для Нейстрина, Елисеева и трех везунчиков хобби стало профессией; вот тут они и сообщили, что на большой сибирской реке Енигирке, по их сведениям, ожидается необычайной силы паводок; возможны большие разрушения в населенных пунктах вдоль ее среднего течения.

А у лаборатории уже есть ведь кое-какие результаты и сверх тех удачных метеопрогнозов. И вот — не берусь объяснить, каким чудом, но дело-то происходит в фантастической повести — принимается должными инстанциями решение построить в нужных местах в долине Енигирки защитные дамбы, а ближе к делу эвакуировать людей из особенно угрожаемого района.

Победа, кажется! Она должна стать и величайшим испытанием идеи, проверкой на прочность возможностей лаборатории и способностей ее сотрудников.

И в этот самый момент взлета на Нейстрина и его друзей обрушиваются удары судьбы. Двум удачливейшим предсказателям лаборатории предлагают чрезвычайно интересную и перспективную работу по их основной профессии.

Третьего военкомат неожиданно лишает отсрочки от призыва в армию.

И с совсем уж катастрофической решимостью те самые инстанции, что одобрили защитные меры в бассейне Енигирки, берут назад свое согласие и отменяют недавнее свое решение.

Откуда эта напасть?

На празднование признания лаборатории — оно состоялось дома у Елисеева — попадает человек, только что защитивший спешившую на праздник Светлану не то от вора, не то от хулигана.

В разгар взаимных поздравлений случайный гость огорошивает хозяина и его друзей заявлением, что их деятельность шарлатанство, и — уходит.

Это был Валентин Сергеевич Горбов, человек, который пытался не предсказывать будущее, но организовать его.

* * *

Валентин тогда дежурил по стадиону — как время от времени приходилось дежурить всем районным тренерам. На беговые дорожки, теннисные корты, волейбольные площадки и прочее в том же роде довольно было глянуть из окна. Но хоть разок обойти помещения главного корпуса следовало — и именно с этого он начал утро.

Бочком, приоткрыв двери ровно настолько, чтобы в них можно было протиснуться, проскальзывает Валя Горбов в спортивные залы. Взлетают над брусьями девушки, крутятся на турниках парни, громко хлопают друг о друга и о влажные тела противников огромные боксерские перчатки.

Суровая тренерша-гимнастка, недавний чемпион Союза, торжественно наклоняет голову в знак приветствия, но выражение ее костистого и вдохновенного лица не оставляет места сомнениям: не любит она, чтобы ее девочек смущали, пялили на них глаза.

Валентин жадно вдыхает воздух тренировочных залов, вбирает в себя острый, но не неприятный запах пота, выжатого борьбой глядит на угловатые плечи и круглящиеся мышцы ребят.

И пинг-понг ему нравится смотреть, и классическую борьбу, и акробатику. Сила, ловкость, точность движений притягивают его — как электрический заряд другого знака. Он-то ведь тренер по шахматам. И к шахматам должен вернуться после обхода.

Вот оно, сегодняшнее его место. Стул у стола, стол — у стула. И так всегда — стол и стул. На столе — шахматы. Сегодня на столе телефон. Но шахматы тоже поместятся — рядом. Вчера ему повезло — удалось купить в букинистическом “Теорию жертвы” Шпильмана. Надо воспользоваться свободной минутой, чтобы еще разок проглядеть — хотя бы первые главы. Рудольф Шпильман! Человек, который даже по фамилии был игроком.

Итак, “предпосылки, цели и способы проведения жертв, иллюстрированные на 37 примерах”…

— Привет!

— Здравствуйте.

Люба явилась. С одной стороны, это хорошо. Она будет отвечать на звонки. С другой — плохо. Она будет отвечать на звонки — тех, кто сможет дозвониться, а таких окажется немного, — и вряд ли среди них будет тот, кто должен позвонить самому Валентину.

Длинноногое, остроглазое, веснушчатое существо вынимает из сумочки увесистый том англо-русского словаря, зеркальце, коробку сигарет, записную книжку. Словарь Люба кладет на стол, прислоняет к словарю зеркальце, сует, глядя в зеркальце, в розовые губки сигарету, несколько раз осторожно передвигает ее с места на место, выбирая для сигареты наиболее эстетичную позицию, затем, не закурив, раскрывает записную книжку.

Начинается. В глазах — азарт! Еще бы! Есть ли на свете более волнующее занятие, чем телефонный разговор?

— Маша? Наконец-то. Тебя можно поздравить? Нет? Чего же ты думаешь? Ах, он еще не решил? Ну вот что. Хватит. Поставь перед ним вопрос ребром! Немедленно! Нет — так и встречаться больше не надо. Ты для него и так стольким пожертвовала…

— Жертвы бывают реальными и мнимыми, — говорит Валентин.

— Чего-чего? — подозрительно взглядывает на него Люба, быстро прикрывая ладошкой микрофон трубки. — Что вы говорите?

— Это не я, это Рудольф Шпильман. Должен вам сказать, он делит жертвы на активные и пассивные, а также реальные и мнимые.

— Трепетесь, — фыркает она презрительно. — А мы тут, между прочим, о важном говорим.

— Люба, простите, но вы даете своей подруге абсолютно неверный совет. Совершенно не умеете вы предвидеть ход событий! При такой стратегии равновероятен любой исход. Этот самый ваш “он” или женится, или не женится, но Машу-то вашу, насколько я понимаю, второй вариант не устраивает?

Они знакомы уже месяца четыре, но впервые Люба смотрит на Горбова с интересом. Это подстегивает Валентина. Уйти из кабинета он, как дежурный, права сейчас не имеет, а заниматься шахматами под разговоры милой Любы… Хотя он и считает себя человеком волевым и целеустремленным, но не до такой же степени… А кроме того, Валентину двадцать семь лет, а Любе двадцать один. И хотя она его не слишком интересует, одна мысль, что он, кажется, заинтересовал ее, подхлестывает его воображение, занявшееся теперь проблемами неведомой Маши и ее “его”.

— А что же она должна делать? — спрашивает Люба.

— Чтобы дать вам позитивные советы, я нуждаюсь в дополнительных сведениях.

— Маша, перезвони, пожалуйста, через четверть часа. Только обязательно.

Уткнув острые локотки в стол, Люба кладет на длинные ладони подбородок с ямочкой посередине.

— Что вам рассказать, Валентин?

— Начните с внешности героев. Я слушаю…

…Валентин вздыхает, облегченно распрямляется:

— Итак, подводим итоги в данном случае исчезнуть для Маши означает сдаться. Ее кавалер наверняка на примете у другой, точнее, у него и другая есть на примете, и он растерялся меж двух охапок сена… если не меж трех.