Олег Гриневский - Перелом. От Брежнева к Горбачеву

• Название: Перелом. От Брежнева к Горбачеву
• Автор: Олег Гриневский
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 978-5-94849-616-0

Восьмидесятые годы ХХ века стали переломными в новой истории и судьбе России. Автор книги – непосредственный участник описываемых событий, в те годы посол по особым поручениям, руководитель делегации СССР на Стокгольмской конференции по разоружению в Европе, рассказывает о том, как менялась внешняя политика Советского Союза в переходный период от Брежнева к Горбачеву и какие изменения начались в МИДе с приходом нового министра Э. Шеварднадзе. Вы узнаете, ценой каких усилий и противоборств формировалась новая политика СССР и США в области международной безопасности и что же на самом деле происходило тогда, в 1983-1987 годах, за кремлевскими стенами…

---

А что нужно для разговора на высшем уровне? «Ошеломить Рейгана смелостью, или даже «рискованностью», подхода к главным проблемам мировой политики». В общем, хотели как лучше, а получалось, как всегда... Ошеломляли не американцев, а самих себя, когда во время встреч на высшем уровне бездумно сдавали позиции. У нас, переговорщиков, это называлось «слив». Раз готовится саммит, значит из наших директив вынут все запасные вторые и третьи позиции, заготовленные впрок для глубоко эшелонированного дипломатического торга, и ни за что ни про что отдадут американцам. Пробовали возражать, но Горбачев ругался:

— В МИДе мыслить по — крупному не привыкли: ковыряются в деталях, боятся, как бы не обвинили в уступчивости, потере лица. Нет широкого шага. А без этого большой политики не получится.

Но американцев Генеральный один раз действительно ошеломил, когда по незнанию и непрофессионализму своих высоких советников сдал американцам на уничтожение прекрасную ракету «Оку» (СС— 23), думая, что двигает вперед переговоры по РСД, а она никакого отношения к классу средних ракет не имела. Вот тогда Шульц удивился и сказал в своем окружении: «этот шаг был настолько односторонне выгодным для Запада, что он неуверен, смогли бы советские руководители провернуть это, будь в Москве демократические законодательные органы».[155]

ШЕВАРДНАДЗЕ УГРОЖАЕТ

Вот в такую волнующую атмосферу перемен окунулась делегация, приехав в Москву на перерыв в середине марта 1986 года. Шеварднадзе встретил мой доклад ледяным холодом. Он больше не улыбался. Впервые — это было 23 марта — я увидел, каким жестким может быть этот человек.

— Что ж, — резюмировал он,— несмотря на все Ваши обещания, на Конференции нет никаких сдвигов. Вам надо коренным образом менять стиль работы. Мы с таким положением дел на переговорах больше мириться не можем.

Я ответил ему, что мы, конечно, можем поменять стиль, но это вовсе не значит, что его поменяют другие. На переговорах ведь есть и другая сторона. А на Стокгольмской конференции их 34. Тем не менее, в Стокгольме сохраняется объективная возможность для достижения договоренности, хотя нельзя утверждать на все сто процентов, что она будет реализована. Американцы и НАТО в целом, очевидно, еще выжидают и едва ли определятся раньше лета. Важное влияние на формирование их позиций окажут результаты бернской встречи по контактам между людьми. Поэтому и нам не следует спешить с развертыванием и окончательным определением наших позиций.

Тут министр, по— видимому, действительно рассердился.

— Вы не понимаете, задач. Поймите, нам нужно соглашение сегодня. Мы не можем ждать. Мы не допустим такого совершенно ненормального положения, когда Генеральный секретарь ЦК КПСС выступает с далеко идущими мирными инициативами, в том числе и на съезде партии, а на переговорах все остается без изменений. Происходит разрыв между словом и делом. Если так будет продолжаться и дальше, мы будем вынуждены поменять переговорщиков, которые не сделают соответствующих выводов.

— Вы можете поменять переговорщиков, — ответил я, — но Вы не можете изменить дипломатической практики, закономерностей, в соответствии с которыми ведутся международные переговоры. К примеру, срок окончания Стокгольмской конференции был назначен на середину сентября. Не позднее 19 сентября мы должны представить доклад Венской встрече СБСЕ. Поэтому настоящие переговоры начнутся только во второй половине лета. До этого происходит глубокий зондаж позиций, определяется, что возможно и что невозможно, где можно ждать уступок, а где нужно уступить самим. Если даже мы завтра вдруг примем все их предложения до последней запятой, то американцы скорее всего сами от них откажутся или обставят их новыми условиями. А зачем им спешить? Если Советскому Союзу позарез нужно соглашение — пусть платит. Кроме того, у американцев есть союзники, у которых собственные интересы. У нейтралов также особая позиция. В конце концов, у нас тоже есть союзники, и многим из них такой шаг не понравится. В общем, все равно продолжались бы споры и переговоры.

Но, чувствуя, что мои доводы на него слабо действуют, я прибег к такому аргументу.

— Это как картошка, Эдуард Амвросиевич. Коль ее посадили весной, то урожая через неделю не будет, если вы даже снимете председателя колхоза. Урожай будет осенью!

— Но есть и скороспелые сорта, — буркнул министр. Что — что, а в находчивости ему отказать было нельзя.— Так что Вы конкретно предлагаете?

Мой ответ сводился к тому, что надо сделать честный и глубокий анализ ситуации на переговорах в Стокгольме: определить, где мы находимся, на что мы можем пойти, а на что не можем, и на этой основе провести зондаж позиций наших партнеров. Это должно быть сутью новых директив для делегации. После этого можно будет принимать окончательные решения.

— Все это типичное не то, — вздохнул Шеварднадзе. Но напишите, а там посмотрим.

Посоветоваться было не с кем. Корниенко к тому времени уже отстранили от стокгольмских переговоров, и он все больше и больше замыкался в себе. Ковалев же только укоризненно качал головой:

— Вы, очевидно, не понимаете происходящих в стране перемен.

И угрозы эти были не просто сотрясением воздуха. Той весной в МИДе началась чистка кадров — Шеварднадзе методично избавлялся от неугодных ему людей.

Правда, делал он это, как всегда изощрённо хитро. На публике речь шла лишь о борьбе с семейственностью и протекционизмом. Под руководством нового зам министра Никифорова, пришедшего из ЦК партии, Управление кадров составляло списки сотрудников, чьи родственники — муж, жена, дети, брат, сестра — работали в МИДе и аппарате ЦК, или учились в МГИМО. Но таких оказалось не так уж много.

Тем не менее, через год к маю 1987 года в МИДе сменилось:

— 7 из 9 заместителей министра; 

— 7 из 10 послов по особым поручениям;

— 8 из 16 заведующих территориальными отделами;

— 68 из115 послов.

Это была вторая по масштабам чистка МИДа после сталинских репрессий. И хотя никто из уволенных репрессирован не был, МИД лишился тогда многих квалифицированных кадров.

ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ НАД ПЕРЕГОВОРЩИКАМИ

Пока мы работали над директивами, тучи над переговорщиками сгущались. Пламенные призывы Горбачева повисали в воздухе. Помощник Генерального Черняев говорил открытым текстом:

«Мы, его помощники, и сам М.С. Горбачев обратили внимание, что наши переговорщики по разоружению в Вене и Стокгольме ведут дело совсем не так, как следовало бы, если руководствоваться позициями, которые провозглашал и отстаивал Генеральный секретарь в своих контактах с американцами».[156]

А тут ещё, как назло, наши директивы застряли на бесконечных заседаниях в большой и малой Пятерках. Надо было уезжать в Стокгольм на очередной десятый раунд, а нет не только развязок, которые требовал от нас Генеральный, но и вообще никаких указаний.

12 апреля перед отлетом из Москвы позвал министр. Удивительный все— таки человек Эдуард Амвросиевич — при каждой встрече неожиданно другой. Вот и сейчас — снова сама доброжелательность.

— Я знаю, вы едете без директив. Будет трудно, но надо продержаться. Стокгольм выходит сейчас на передний план. Люди возлагают большие надежды на вашу Конференцию. В Вене перспектив нет. В Женеве — тоже. А в Стокгольме кое — что просматривается реальное. Есть возможность компромисса без ущерба для нашей безопасности.

И тут у меня возникает много вопросов. Например, — американцев и других западников не беспокоит взаимность обязательств по контролю и обмену информацией. Почему? Или вот, та же внегарнизонная деятельность — почему они идут на то, чтобы раскрыть повседневную деятельность своих войск, а мы не можем? Может быть, у них гарнизоны большие и им не надо из них выходить?

Я ответил, что у НАТО позиции просчитаны очень хорошо и ничего в ущерб себе они не предложат. И дело вовсе не в том, что основные американские гарнизоны находятся за океаном. США и страны Запада — открытые общества, а Советский Союз — закрытое. Многое поэтому идет от этой психологии «осажденной крепости» — как можно показать что— либо врагу! С другой стороны нам действительно есть что скрывать. Официально заявляем о неприменении первыми ни ядерного, ни обычного оружия, а на военных учениях отрабатываем наступательные операции с применением этого оружия первыми. И существенных изменений в военной политике пока не происходит.

— С военными у нас назревает серьезный разговор, — сказал Шеварднадзе, — планируется важное выступление Михаила Сергеевича по обычным вооружениям. Может быть, придется внести коррективы в наши позиции — тогда мы дадим вам знать. Я не исключаю, что венские переговоры скоро отомрут, и тогда все вопросы обычных вооружений перейдут на Стокгольм — II. Впечатление о работе делегации у меня хорошее. Товарищи глубоко владеют проблематикой. Я не могу сказать, что ситуация в Стокгольме тупиковая. Наоборот, есть возможность занять даже наступательную позицию. Нам нужен успех. Иначе мы с Вами окажемся безработными, — пошутил под конец министр.