Ицик Мангер - Книга Рая. Удивительное жизнеописание Шмуэл-Абы Аберво

• Название: Книга Рая. Удивительное жизнеописание Шмуэл-Абы Аберво
• Автор: Ицик Мангер
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-89091-377-7

Ицик Мангер (1902–1969) — крупнейший еврейский поэт, писавший на идише. Родился в Коломые (Галиция), детство провел в Черновцах, затем жил в Яссах, Бухаресте, Варшаве, Париже, Лондоне и Нью-Йорке. Умер в Израиле, куда переехал незадолго до смерти.

Мангер, последний романтический поэт старой Европы, снабдил свой единственный роман «Удивительное жизнеописание Шмуэл-Абы Аберво» подзаголовком «Книга рая», видя в нем первую часть будущей трилогии. Роман был написан в 1939 г., перед самым началом Второй мировой войны. Книга вышла в свет в Варшаве за неделю до того, как немецкие бомбы упали на город. «Изгнание из рая» стало уже не завязкой романа, а свершившимся фактом истории. Две другие части написаны не были: подзаголовок стал заголовком. «Книга рая» — единственный в своем роде библейский ироикомический роман: он совмещает в себе традиции апокрифов, философской сатиры XVIII в. в духе «Путешествий Гулливера» и польского предвоенного кабаре.

---

— Ну а царь Соломон, если бы он узнал, он бы смолчал?

— Он от злости изорвал бы всю Песнь Песней.

— Было бы лучше, чтобы он ничего не узнал, все-таки жаль Песнь Песней.

Писунчик махнул рукой:

— Мне-то что? Пусть они хоть головы друг другу поотрывают.

Мы отряхнули пыль с крыльев и поднялись в воздух. Солнце уже клонилось к западу.

— Теперь мы должны найти ангела Лейбеле-пастуха. Это мой старый друг. Я его уже сто лет не видел.

— Где мы его найдем, Писунчик?

— Полетели, я знаю где. Вон там, на зеленом холме, он пасет овец.

Мы полетели к зеленому холму. Ангел Лейбеле сидел на вершине холма и играл на дудочке. Вокруг него паслись овцы.

Залаяла собака. Я испугался и схватился рукой за крыло моего друга.

— Не бойся, глупенький, — успокоил меня мой друг, — это собака Лейбеле. Ее зовут Шефтл. Это еврейская собака. Она лает, но не кусает.

Мы подлетели к холму. Спустившись пониже, мы стали слушать, как Лейбеле играет на дудочке.

Я пригляделся к Лейбеле-пастуху. Он мне очень понравился. У него были русые волосы и светлые голубые глаза.

— Вот это царь Давид, — прошептал я, — вот так должен выглядеть царь Давид: босой, красивый, чудесно играющий на дудочке.

Писунчик посмотрел на меня:

— Размечтался ты, Шмуэл-Аба. Тот, кто играет на дудочке, это ангел Лейбеле, пастух, а тот, с короной на голове, царь Давид.

— Но царь Давид тоже был пастухом.

Больше мне Писунчик ничего не ответил.

Он задумался и засмотрелся на серебристые облака, которые плыли по райскому небу. Они сталкивались, тонко звенели серебром и плыли дальше своей дорогой.

Ангел Лейбеле-пастух отложил дудочку на траву и запел сладостно, с чувством. Я дрожал от блаженства.

Меж минхой и майревом
Флейта нежней,
От флейты светлее
Печали моей.

И облачко, видя,
Что ночь настает,
Тоску мою звездочкам
Передает.

Тоска без печали
Тоскует сильней,
Печально без флейты
Печали моей.

У меня слезы полились из глаз. Мой друг Писунчик чуть не рыдал. Мы опустились на траву. Лейбеле подбежал к моему другу, они расцеловались. Собака Шефтл приветствовала меня: «гав, гав, гав».

Писунчик представил меня своему другу Лейбеле-пастуху:

— Лейбеле, вот он, мой новый друг, его зовут Шмуэл-Аба. Он отличный парень.

Мы уселись. Шефтл перестала лаять. Она тоже подружилась со мной. Она лежала рядом и ловила райских мух.

В имении царя Давида стало темнеть. Мы молчали и смотрели, как тени накрывают все новые и новые куски поля, приближаясь к нам. Вот они уже накрыли овец Лейбеле.

Писунчик попросил пастуха, сидевшего рядом с ним:

— Лейбеле, спой нам песню, которую ты пел мне когда-то, когда мы с тобой виделись чаще.

Голубые глаза Лейбеле потемнели. Казалось, вечер прокрался в его зрачки. Он запел:

Выводит вечер
Лошадку-тень,
Вот-вот погаснет
Над раем день.

Пастух, играй
На вечерний лад,
Пусть звезды светят,
Пусть птицы спят.

Овцы с поля
Хотят в загон,
Пастушью хату
Согреет сон.

Нет хаты бедней
И нет тесней,
Зато золотые
Сны снятся ей.

Лейбеле опустил голову. Мы молчали. Кузнечики в траве и лягушки в соседнем болоте уже прочли кришме.

Лейбеле поднялся. Он заиграл на дудочке и стал собирать овец.

— Нужно отвести стадо домой, — сказал он нам, — подождите меня, я скоро вернусь. Ночь мы проведем вместе. Ночью в имении царя Давида очень интересно. Есть на что поглядеть и что послушать.

Лейбеле погнал стадо домой. Мы смотрели ему вслед. Его русые волосы были единственным золотым пятном, блестевшим среди вечерних сумерек в имении царя Давида.

Только Лейбеле со своим стадом скрылся из виду, на райском небе показалась первая звезда.

Мы, то есть я и мой друг Писунчик, растянулись на зеленой траве. Мне было немного страшно. Понятное дело, вечер, незнакомое место. Но, когда я вспомнил голубые глаза Лейбеле и его золотые волосы, мне стало уютнее.

— Мы не будем спать ночью, — сказал Писунчик, — Лейбеле поводит нас по имению царя Давида.

— Снова призраки, — задрожал я, — зачем, Писунчик?

Мой друг усмехнулся:

— Спросит глупый «почему», отвечают «потому».

Райское небо было усыпано звездами. Они дрожали, будто их раскачивал ветер.

Мне показалось, что я слышу колыбельную, которую ветер поет звездам.

— Ты слышишь, Писунчик?

Писунчик лежал с закрытыми глазами. Он молчал.

VII. Ночь в имении царя Давида

Ангел Лейбеле-пастух вернулся. Из-за деревьев взошла луна. Лейбеле приложил палец к губам:

— Тсс… Пойдем на цыпочках. Никто, не дай Бог, не должен знать, что в имении царя Давида чужие.

Мы поднялись с травы и пошли за Лейбеле на цыпочках.

Мы шли по тропинкам, избегая торной дороги. Лейбеле сказал, что так разумнее. На дороге мы, не дай Бог, можем столкнуться с наложницей царя Давида или нам встретится евнух, который сделает нас с Писунчиком пажами.

При слове «паж» меня бросило в дрожь. Писунчик меня успокоил:

— Не бойся, Шмуэл-Аба, пусть только этот евнух к нам сунется. Мы ему глаза выцарапаем.

Лейбеле усмехнулся:

— Они не только сильнее нас, Писунчик. Если бы в раю был один евнух, еще куда ни шло, а то ведь их много.

Мы пошли дальше. При каждом шорохе мы останавливались. Боялись, вдруг нас, чего доброго, услышат. Была минута, когда мы решили, что нас преследуют и вот-вот высунется из кустов толстая рожа какого-нибудь евнуха. Он рассмеется во все горло своим жирным смехом:

— Вот я вас и словил, пацаны, хочете не хочете, будете пажами, а мне за это еще один золотой магендовид[58] на грудь.

Но ничего не случилось. Мы напрасно испугались. Лейбеле двинулся вперед. Мы за ним. Райская луна хранила нас.

Мы услышали тоскливый зов райской кукушки и сладкие трели райского соловья.

— Кукушка болтает с соловьем, — сказал Лейбеле, — каждый вечер об одном и том же. Удивляюсь, как им не наскучит.

— Ты понимаешь, о чем они болтают, Лейбеле? — спросил Писунчик.

— Конечно, понимаю, — ответил Лейбеле. — Кукушка говорит: «Ку-ку, как хороши владения царя Давида!» А соловей отвечает ей: «Хороши, до чего хороши, ой-ой-ой, до чего хороши!»

— Скажи мне еще, Лейбеле, — спросил я моего нового друга. — Почему царь Давид всегда ходит в короне? Он ее не снял даже когда целовался с Суламифью под райским дубом.

Лейбеле весело рассмеялся:

— Он не только днем не снимает корону, но и ночью спит с короной на голове. Он боится…

— Кого он боится, Лейбеле?

— Царя Саула, который до сих пор не находит себе места. Он бродит вокруг с упреками, дескать, Давид отобрал у него корону. Если вам обоим повезет увидеть и услышать все, что творится ночью в имении царя Давида, вы услышите, что говорит Саул и что отвечает Давид.

— Что же отвечает ему царь Давид? Говори, Лейбеле, рассказывай.

— Хочешь знать, что отвечает? Уж он-то ему отвечает, наш царь Давид. На все упреки отвечает он Саулу: «На Страшном Суде будешь жаловаться».

Мы пошли дальше. Я едва не наступил на божью коровку. Счастье, что Лейбеле меня вовремя оттащил. Божья коровка возблагодарила Бога за спасение и быстро убежала. Скрылась за кочкой.

Лейбеле остановился под высокой яблоней. Мы, то есть я и мой друг Писунчик, тоже остановились. Лейбеле прошептал:

— Вот видите, братцы. Это Древо познания. С этого дерева Ева сорвала яблоко, от которого вкусил Адам-дурак. Вы, конечно, знаете об этом из Пятикнижия?

Мы стояли и глазели. Кажется, Древо познания такое же, как все деревья в раю, и все-таки оно немного другое. Это дерево было свидетелем изгнания Адама и Евы из рая.

Ветер зашелестел в ветвях Древа познания. Яблоки задрожали, но ни одно не упало.

Луна, которая все время сопровождала нас, посеребрила яблоки. Было так чудесно смотреть на них.

— Давайте спрячемся неподалеку за кустом, — прошептал Лейбеле, — и вы увидите кое-что интересное.

— А что? — спросили мы его. Но он ничего не ответил. Он указал пальцем на куст. Мы спрятались за этим кустом. И лежали тихо и ждали.

Сколько мы пролежали, я не помню. Может быть, час, может быть, меньше. Вдруг Лейбеле навострил уши. Мы услышали шаги.

— Тсс… — он приложил палец к губам, — тсс… идут.

— Кто? Кто, Лейбеле?

— Адам и Ева.

Мы увидели, как две фигуры подошли к Древу познания. Одна во фраке и цилиндре. Другая в кринолине и шляпке с длинным страусиным пером.

— Вот здесь, — показал господин в цилиндре, — вот здесь, вот здесь, на этом самом месте, Эва, дала ты мне отведать от яблока проклятого[59].