Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

• Название: История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
• Автор: Виктор Петелин
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-227-04623-9

Во второй половине ХХ века русская литература шла своим драматическим путём, преодолевая жесткий идеологический контроль цензуры и партийных структур. В 1953 году писательские организации начали подготовку ко II съезду Союза писателей СССР, в газетах и журналах публиковались установочные статьи о социалистическом реализме, о положительном герое, о роли писателей в строительстве нового процветающего общества. Накануне съезда М. Шолохов представил 126 страниц романа «Поднятая целина» Д. Шепилову, который счёл, что «главы густо насыщены натуралистическими сценами и даже явно эротическими моментами», и сообщил об этом Хрущёву. Отправив главы на доработку, два партийных чиновника по-своему решили творческий вопрос. II съезд советских писателей (1954) проходил под строгим контролем сотрудников ЦК КПСС, лишь однажды прозвучала яркая речь М.А. Шолохова. По указанию высших ревнителей чистоты идеологии с критикой М. Шолохова выступил Ф. Гладков, вслед за ним – прозападные либералы. В тот период бушевала полемика вокруг романов В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», В. Дудинцева «Не хлебом единым», произведений А. Солженицына, развернулись дискуссии между журналами «Новый мир» и «Октябрь», а затем между журналами «Молодая гвардия» и «Новый мир». Итогом стала добровольная отставка Л. Соболева, председателя Союза писателей России, написавшего в президиум ЦК КПСС о том, что он не в силах победить антирусскую группу писателей: «Эта возня живо напоминает давние рапповские времена, когда искусство «организовать собрание», «подготовить выборы», «провести резолюцию» было доведено до совершенства, включительно до тщательного распределения ролей: кому, когда, где и о чём именно говорить. Противопоставить современным мастерам закулисной борьбы мы ничего не можем. У нас нет ни опыта, ни испытанных ораторов, и войско наше рассеяно по всему простору России, его не соберешь ни в Переделкине, ни в Малеевке для разработки «сценария» съезда, плановой таблицы и раздачи заданий» (Источник. 1998. № 3. С. 104). А со страниц журналов и книг к читателям приходили прекрасные произведения русских писателей, таких как Михаил Шолохов, Анна Ахматова, Борис Пастернак (сборники стихов), Александр Твардовский, Евгений Носов, Константин Воробьёв, Василий Белов, Виктор Астафьев, Аркадий Савеличев, Владимир Личутин, Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Владимир Соколов, Юрий Кузнецов…

Издание включает обзоры литературы нескольких десятилетий, литературные портреты.

---

Во время пребывания в апреле 1959 года в Париже (см.: Правда. 1959, 17, 24 апреля) Шолохов высказал своё отношение к «делу Пастернака»: «Коллективное руководство Союза советских писателей потеряло хладнокровие. Надо было опубликовать книгу Пастернака «Доктор Живаго» в Советском Союзе вместо того, чтобы запрещать её. Надо было, чтобы Пастернаку нанесли поражение его читатели, вместо того чтобы выносить его на обсуждение. Если бы действовали таким образом, наши читатели, которые являются очень требовательными, уже забыли бы о нём. Что касается меня, то я считаю, что творчество Пастернака в целом лишено какого-либо значения, если не считать его переводов, которые являются блестящими. Что касается книги «Доктор Живаго», рукопись которой я читал в Москве, то это бесформенное произведение, аморфная масса, не заслуживающая название романа».

Интервью Шолохова, опубликованное во французской газете «Франс суар», переполошило высших чиновников не только Союза писателей, но и ЦК КПСС. Заведующий Отделом культуры ЦК КПСС Д. Поликарпов высказывает своему руководству предложения: «Считал бы необходимым в связи с этим поручить советскому послу во Франции проверить достоверность сообщения «Франс суар» и, если такое интервью имело место, обратить внимание М. Шолохова на недопустимость подобных заявлений, противоречащих нашим интересам. Если сообщение газеты ложное, рекомендовать т. Шолохову опровергнуть его публично». Одновременно с этим сотрудники Отдела культуры подготовили текст телеграммы советскому послу во Франции. А между тем Союз писателей уже исключил Бориса Пастернака из своих рядов, а ему самому под давлением «общественности» пришлось отказаться от Нобелевской премии за 1958 год. Эта глупость литературных чиновников лишь подогрела интерес к роману, его перевели на восемь европейских языков и издали чуть ли не миллионным тиражом (подробнее см.: Российский гос. архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 5. Оп. 36. Д. 93. Л. 25—31. Здесь хранятся перевод из «Франс суар», проект телеграммы послу в Париже, письмо Д. Поликарпова и др. (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958—1964. С. 205—206).

М.А. Шолохов изложил лишь внешнюю сторону литературного конфликта между писателем и Правлением, между писателем и издателем. 27 февраля 1959 года в форме строгой секретности было принято Постановление Президиума ЦК КПСС «О Пастернаке Б.Л.»: «Поручить Генеральному прокурору СССР т. Руденко принять меры в соответствии с обменом мнениями на заседании Президиума ЦК» (Президиум ЦК КПСС. 1954—1964. Т. 3. Постановления 1959—1964. М., 2008. С. 15. В комментарии по этому вопросу говорится: «Речь идёт о допросе в Генеральной прокуратуре СССР выдающегося русского поэта и писателя Б.Л. Пастернака в связи с опубликованием романа «Доктор Живаго» и его стихотворений в английской газете «Дейли мейл» (11 февраля). Подробнее см. фундаментальную публикацию источников: «А за мною шум погони…»: «Борис Пастернак и власть. 1956—1972 гг.: Документы. М., 2001). На допросе публикация этих литературных произведений за рубежом характеризовалась как «действия, нарушавшие законы Советского государства», «образующие состав особо опасного государственного преступления», влекущего за собой «уголовную ответственность» (Там же. С. 965).

История издания романа «Доктор Живаго» была неоднозначной. В воспоминаниях В. Каверина есть любопытный эпизод в главе о Б.Л. Пастернаке:

«В «Докторе Живаго» около сорока листов – уже поэтому он не мог появиться в нашем сборнике, для которого мы с трудом выбивали из Гослита в лучшем случае пятьдесят. Но была более серьёзная причина: роман не понравился Казакевичу, который отозвался о нём очень резко.

– Вы можете себе представить Пастернака, который пишет о колхозах? – с раздражением спросил он меня.

– Не без труда.

– Ну вот. А он пишет – и очень плохо. Беспомощно. Есть прекрасные главы, но он не отдаёт их нам.

– Как вы думаете, почему он встретил нас так сурово?

– Потому что «Литературная Москва» для него – компромисс. Ему хочется, чтобы завтра же была объявлена свобода печати.

Впоследствии, когда я прочёл «Доктора Живаго», мне стало ясно, что Казакевич оценил роман поверхностно, что, кстати сказать, было на него совсем не похоже. Действительно, в романе есть много неловких и даже наивных страниц, написанных как бы с принуждением, без характерной для Пастернака свободы. Много странностей и натяжек – герои часто появляются на сцене, когда это нужно автору, независимо от внутренней логики сюжета. Так, в конце романа точно с неба падает Лара – конечно, только потому, что невозможно представить себе её отсутствие на похоронах Живаго. Многое написано о неувиденном, знакомом только по догадкам или рассказам. Но, читая «Доктора Живаго», невольно чувствуешь, что Борис Леонидович всей своей жизнью завоевал право шагать через эти неловкости и недомолвки. Можно понять Грэма Грина, который, по словам Чуковского, не понимал, почему такой шум вокруг этого нескладного, рассыпающегося, как колода карт, романа. Но для нас «Доктор Живаго» – исповедь, повелительно приказывающая задуматься о себе, о своих незаслуженных страданиях, о растоптанном праве на счастье. Книга удалась, потому жизнь Пастернака, растворённая в ней, превратила её в историю поколения. Другой такой книги о гибели русской интеллигенции нет и, думается, никогда не будет» (Каверин В. С. 363—364).

Напоминаю, что и Анна Ахматова была нелестного мнения о романе.

В сущности, мнения Э. Казакевича, В. Каверина, Анны Ахматовой и М. Шолохова почти совпадают в оценке романа Б. Пастернака, чуть ли не буквально, только М. Шолохов оценивал роман как претендента на Нобелевскую премию в 1956 году, а Казакевич и Каверин как исповедь поколения.

К сожалению, эта давняя глупость литературных и партийных чиновников аукнулась и в сегодняшних литературных баталиях: одни превозносят «Доктора Живаго», включают в проект стандарта для старшей школы, внушают во всех «демократических» СМИ у нас и за рубежом, что это произведение чуть ли не единственное правдивое о революции и Гражданской войне; другие упорно утверждают, что «Доктор Живаго» – «слабенький роман», «который критики», «как ни пытались, так и не раскрутили». И действительно, сколько бы исследователи ни пытались прочитать этот роман, они застревали на половине, выдыхались, как будто несли непомерную тяжесть, да ещё и на крутую гору: настолько банально развитие сюжета, настолько сухи и безжизненны образы, претенциозны философские рассуждения, скучны лирические описания, да и события широко известны по произведениям выдающихся мастеров русской классики. Б. Пастернак задумал вещь «о всей нашей жизни от Блока до наших дней», роман «в десяти главах должен охватить сорокалетие 1902—1946 гг.», «дать прозу реалистическую, понять московскую жизнь, интеллектуальную, символистскую, но воплотить её не как зарисовку, а как драму или трагедию» (Пастернак Б. Материалы к биографии. М., 1990. С. 582, 591). Конечно, М. Шолохов сгоряча недооценил роман, назвав его «бесформенным произведением, аморфной массой». Это полноценный роман о противоречиях доктора Живаго с обществом, особенно во время революций, когда «со всей России сорвало крышу», а революционеры занимаются «ребяческой арлекинадой незрелых выдумок». Для доктора Живаго «существование солнечной системы» важнее «интересов революции», «человек рождается жить, а не готовиться к жизни». В романе много наивного и странного, как говорят Казакевич и Каверин, но есть и талантливые страницы и эпизоды, но это не даёт права сегодняшним критикам и читателям считать роман «гениальным» воспроизведением эпохи от Блока до наших дней.

Любопытна и предыстория публикации романа «Доктор Живаго». В 1956 году Б. Пастернак предложил роман к публикации в журнале «Новый мир», который редактировал К. Симонов, всегда державший своё ухо востро. Журнал отказал, сопроводив отказ длинным редакционным письмом, подписанным Б. Агаповым, Б. Лавренёвым, К. Фединым, К. Симоновым и А. Кривицким (позднее письмо было опубликовано в «Литературной газете»): Б. Пастернак якобы оклеветал народ и революцию. 7 января 1957 года Б. Пастернак заключил договор об издании романа с Государственным издательством художественной литературы, а перед этим передал рукопись романа в миланское издательство Дж. Фельтринелли, который известил 10 июня 1957 года Гослитиздат о том, что в Италии роман будет издан после советского издания в сентябре 1957 года. 1 августа 1957 года заместитель заведующего Отделом культуры ЦК КПСС Б. Рюриков написал «Записку» о мерах по предотвращению издания романа «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака в Италии в ЦК КПСС, в которой говорилось:

«В 1956 г. писатель Пастернак Б.Л. передал по своей инициативе, без ведома Союза писателей СССР или каких-либо других советских организаций рукопись своего романа «Доктор Живаго» итальянскому издателю Д. Фельтринелли. Этот роман содержит большое количество клеветнических и даже антисоветских высказываний. Редакция журнала «Новый мир», которому автор также предложил свой роман, признала невозможным публиковать это произведение в настоящем его виде и направила автору развёрнутое письмо, дающее резкую критику романа.