Павел Буркин - Сила Мира

• Название: Сила Мира
• Автор: Павел Буркин
• Жанр: Фэнтези

Действие происходит в Мирфэйне, за четыре века до эпохи «Когда камни кричат» и «Краденой победы». В те времена, когда Церкви Единого ещё противостояли древние Храмы, и жрецы возносили молитвы таинственным Богам. Когда Империя Ствангар была в зените могущества, а величайшие маги мира выясняли отношения на поле боя. Собственно, именно застарелое противостояние Храмов и поставило мир на грань гибели. И только забытое в благополучные века последнее средство — Сила Мира — способно спасти этот мир от чудовищной катастрофы. Проблема в том, что Сила эта даётся только на двоих.

---

Первое время мы боремся на равных. Но у нас Сила конечна, она заключена в крошечном кристалле — «сердце» «летающей колесницы». А вот Аэ… Не знаю, может, Сила Мира тоже имеет предел, но Аэллу снабжает Силой сам Мир, напрямую, даже не через посредство Богов, как нас в обычных условиях. Настает момент, когда огненная черта начинает сдвигаться в нашу сторону — сперва медленно, потом все быстрее. Нас давит огромная, неодолимая Сила, а той, которую дает нам накопитель магии — слишком мало. Слишком много ее всасывает лишенное магии пространство.

Что-то кричит Лалика. Не слышу, да и какая разница — небось, призывает «когти рвать». Приятного мало, но женщине, жрице богини любви, простительно.

Фронт борющихся линий приближается. До нас ему уже вдвое меньше, чем до Аэ. Что сделает с нами голубая черта, когда дойдет? Наверное, на такой вопрос не ответят и Боги. Ясно, нечто худшее, чем смерть.

— Возьми меня! — срывающимся голосом кричит Лалика мне в уши. — Иначе все погибнем! Силы не хватит!

Сперва я решаю, что она от страха рехнулась. Отвешиваю ей оплеуху, перекрывая рев магического пламени, ору прямо в ухо жрицы:

— Сдурела? Тут тебе не бордель!!!

— Нет! — кричит Лалика. — Нужна еще Сила — Сила любви!..

Вот теперь впору треснуть по лбу себя, любимого. Маги лишь четырех систем научились собирать разлитую в Мире Силу на месте, используя чувства людей, а не только заимствуя у Богов. Мы, жрецы Лиангхара, берем Силу из мук и смерти живых существ, их страха, боли и ненависти. Жрецы Аргелеба вроде покойного Крейтона, используют боевую ярость и жажду мести — как свою, так и вражескую. Жрецы Исмины переплавляют в Силу эстетическое наслаждение — ведь танцы-заклятия очень красивы, вызывают восхищение. Потому им и нужны зрители. Ну, а жрицы Великой Матери Амриты способны извлекать Силу из любовного наслаждения. Остальным приходится заимствовать магию у Богов — через механизм жертвоприношений, в лучшем случае напрямую, с помощью веры и любви к божеству. Потому наши четыре Храма всегда и давали Миру больше магов, а главное, магов более сильных. Она права, но как я при Амме?..

— Амме? — поднимаю глаза на возлюбленную. — Почему я?

— Ты среди нас слабейший, — без обиняков отвечает она. В голосе слышится бессильная ярость и боль: я бы тоже не обрадовался, если бы пришлось отдать Амме какому-нибудь молодому хлыщу. Пусть на несколько минут, все равно. Ревность делает нас такими глупыми, даже Палачей и Верховных жриц… — Остальные главы Храмов, а вы с ней — нет. Вам можно отвлечься.

Проклятье, она права! Я и забыл, что в компании глав Храмов Палач Лиангхара — лишь недоучка.

— Ты на такое согласна? — изумляюсь я.

— Куда деваться? Иначе все погибнем. Давай, пока я не передумала.

Оборачиваюсь к Лалике. И как открываю рот, так и забываю закрыть. Той Лалики, которая падала лицом в кровавую грязь, обдирала его о шлак, в драной, прожженной шубе, покрытой кровью и внутренностями павших монстров, больше нет. За моей спиной стоит изумительной красоты женщина в роскошном, более чем откровенном платье цвета утреннего неба. Аркотский шелк сияет и переливается. Вырез у платья велик — как раз до высокой, упругой груди (не скажешь, что ее обладательнице уже не восемнадцать, а вдвое больше). Тонкие, изящные руки украшают многочисленные браслеты. Стройные ножки танцовщицы и куртизанки обуты в босоножки, сверкающие крошечными золотыми пряжечками. Выразительное, милое личико с чувственными губами и классическим носиком накрашено ярко, но не вульгарно. В длинную иссиня-черную косу вплетены алые, расшитая золотом ленты…

Словно нет ни боя, ни мертвой, скованной вечной зимой равнины. Только мы двое. И запах — изысканный, непередаваемый, неравязчивый аромат ее духов. Она не старуха. И не наивная девочка — женщина зрелой, знающей себе цену красоты. Она и вправду бесподобна, как многие другие жрицы Храма Амриты, ныне покойные.

— Великой Матери, породившей в Мире Жизнь, давшей всему живому наслаждаться соединением душ и тел, победительнице Смерти — слава! — произносят не то молитву, не то заклинание пухлые губки. Я не слышу слов Лалики — только голос, бархатистый, грудной, заставляющий забыть обо всем. Смотрю, как движутся ярко накрашенные губы жрицы — и чувствую: мне уже не сорок девять, а девятнадцать, я — сошедший с ума влюбленный мальчишка, готовый на все ради этой неотразимой красоты. Теперь понимаю, отчего мальчишки порой западают на тех, кому за тридцать. И или сгорают в пламени безнадежной любви без остатка, или до срока мужают, становясь с ними вровень. Интересно, какая судьба ждала бы Тетрика, свяжи их с Аэ судьба? Впрочем, какая теперь разница? — Да будет наша близость жертвой, приятной Дарящей Жизнь! Левдаст, я — твоя… Возьмешь меня?

Она еще спрашивает! Впиваюсь в горячие, упругие женские губы, во рту вкус сладкой, как спелые вишни, помады. Лаликин язык стремительно скользит по моим губам, острые зубки чуть прикусывают нижнюю губу, заставляя позабыть обо всем. Я и сам не понимаю, куда делась моя и ее одежда, откуда появился огромный, мраморный алтарь, накрытый роскошным пуладжийским ковром. Лалика удобно устраивается на нем и, поймав меня в мягкие, горячие, надушенные руки, тихонько охает, когда я в нее вхожу. Любовь — великая Сила сама по себе. Лучше, конечно, когда она рождена не только похотью, когда взаимна, когда Она в Нем видет бога, а Он в Ней — богиню…

Никогда не полюблю никого, кроме Амелии. Потому что в основе нашей любви — не столько вожделение тел, сколько родство душ, потому что наша любовь основана на доверии и уважении, на умении прощать друг другу минутные слабости и знании, что если раз оступишься — тебя тоже простят и примут обратно. Потому что стоит заглянуть в ее глаза, чтобы забыть обо всех бедах и невзгодах, что Мир порой жесток и несправедлив.

А Лали, оказывается, я тоже люблю. Но совсем другой любовью. У любви ведь много ликов, как и у ненависти, и у страха, и у жадности. Я уважаю Лали за честность, за то, что в ее чувственности нет ханжества и алчности. Но сейчас я тоже честен: наша быстротечная любовь — порождение магии Богини-Матери, а не родства душ. Она неистовее, самозабвеннее, стремительнее, как степной пожар в летних Закатных степях. И так же недолговечна. Пройдет любовное безумие, «священный брак» на вызванном магией алтаре, и все осыплется окалиной светлой грусти и усталости.

Лалика не встанет между мной и Амме. Жрицы умеют дарить любовь, не разрушая, а укрепляя семьи, помогая мужьям понять, что нет ничего превыше семейного очага. Сейчас, покрывая поцелуями грудь, плечи, руки, чувствуя, как ласкает ухо ее влажный жаркий рот, я полностью осознаю, как обожаю Амелию.

Высший миг наслаждения, губы Лалики раскрыты в стоне мучительного счастья, женщина вскрикивает, выдыхает: «О, Амрита!» — и бессильно распластывается на моей груди.

В тот же миг все исчезает — и алтарь, и ковры, и изысканные одежды. Для тех, кто прикрывал наше «жертвоприношение», прошли доли мгновения, никто ничего не увидел. И Лалика, как до этого — не сногсшибательная куртизанка, а перепачканная в грязи, исцарапанная женщина, и сами мы — не на алтаре Богини-Матери (ведь наше соитие — не просто развлечение, а жертвоприношение богине), а на поле боя. Лишь тяжелое дыхание женщины и озорной блеск в глазах доказывают, что все было на самом деле.

— Лали, получилось? — зло скрипнув зубами, спрашивает Амме. Она еще не понимает того, что понял я, но живы останемся — поймет.

— Конечно. Храм погиб, но богиня жива. Сейчас…

Животворная Сила обрушивается тропическим ливнем. Разглаживаются морщины на лицах друзей, исчезает с них мука. Мы будто сбросили с плеч неподъемный груз, когда в наши заклятия бурным потоком ворвалась свежая, молодая, неистовая Сила. Обжигающая меня, жреца бога Смерти, но дарящая мир и покой моей возлюбленной.

Двуцветная линия ползет назад, набирая ход с каждым пройденным копьем. Я чувствую, как там, посреди гекатомб убитых чудищ, забилась, точно муха в паутине, наша противница. Ага, и на Силу Мира есть управа! Значит, и Врата закрыть сумеем!..

…Когда на нас обрушились ледяные стрелы, я опознал магию Лаэя почти мгновенно. Леонтино, Джованни, Миллимет — решили, таки, ударить в спину, гады… Выследили, выждали, пока мы с Аэ надорвемся в борьбе, и ударили. После волшебного «свидания» с Лаликой в душе воцарился мир и покой. Теперь ее затапливает темная, иррациональная ненависть, заставляющая даже обычных людей творить жуткие вещи. А уж Палача-то Лиангхара… Хочется лишь одного — убить всех троих, да так, чтоб и участь Палача Иеронима счастьем показалась.

Льдина свистит совсем рядом, будто щебенка из пушки, без вскрика валится в кровавую кашу под ногами Эккерхард, ноги осыпают куски выбитого льдом шлака. Вскрикивает Амме. С ужасом оборачиваюсь на крик — но Верховная жива, только лоб рассекло чиркнувшим по коже осколком шлака, кровь заливает глаза. Будет шрам… К осколкам льда прибавляется неистовый, перехватывающий дыхание и сбивающий с ног ветер. Это приложил руку глава Храма Элисара Джованни, ублюдок свиньи и шакала.